Вот ведь..! Черт, черт, черт! Это не должно шокировать, но я такого не ожидал. От мамы, может быть, по крайней мере я не так сильно удивлен, как тому, что Селим собирался убить меня. Меня! Самого близкого своего человека, единственного, кому он доверял по его же словам. Мы были не просто братьями. Мы были лучшими друзьями!

Я все еще помню, как он утешал меня в детстве, когда мне снились кошмары. Как он собственноручно зарезал моего тигренка, чтобы мне не пришлось этого делать. В то лето я приехал на каникулы из частной школы в Европе и папа посчитал, что я слишком размяк. Он подарил мне тигренка и велел дрессировать его, а к концу лета решил, что зверя лучше прикончить. На следующее лето он впервые познакомил меня с поркой и именно Селим был тем, кто лечил мои раны, потому что папа хотел посмотреть, не заживет ли моя спина сама по себе и запретил показываться семейному доктору. Позднее я узнал, что именно из-за попавшей в рану инфекции умер мой самый старший брат, который был рожден задолго до моего рождения и которого я совсем не помню. Очевидно, что таким способом папа воспитывал всех своих сыновей, но если Джалал от этого стал озлобленным, то Селим всегда оставался веселым добряком. Мне казалось, что он любит меня, но очевидно, что обещания мамы и мечту о наследстве он ценил больше своих братьев.

А Джалал…

Я не доверяю ему, но он мог меня убить в любой момент. Он считал, что я был замешан в заговоре против него, он знал, что я в подвале у Ахметовых и тем не менее, он не убил меня. Почему?

В моей голове все перемешалось. Я не могу понять, что он из себя представляет, что ему нужно. И Аза… Я не могу забыть то, как он обращался с Азой. Она дрожала от страха при виде меня, хотя я обещал ей, что не коснусь ее против ее воли после нашей свадьбы. Когда я спросил, плохо ли с ней обращался мой брат, она рыдала так сильно, что я просидел около нее больше часа, пытаясь успокоить. А теперь он вновь завладел ею и это я не могу оставить просто так. Не могу стерпеть насилия над женщиной. Я уже потерял одну сестру из-за того, что ее муж был жестоким уродом. Не смог защитить Раяну и она умерла. Поступить так же с Азой? Ни за что! Я дал ей обещание и я его не нарушу.

– Ты должен отпустить Азу, – говорю ему без преамбул и он сразу же начинает злиться, сжимая кулаки и глядя на меня с гневом на лице.

– Она моя жена, – чеканит Джалал. – Моя, Булат. И она для меня значит намного больше, чем брат, которого я практически не знаю. Имей в виду, я могу убить тебя в любой момент, если ты только осмелишься снова подойти к ней.

– Если бы она для тебя действительно много значила, ты не издевался бы над ней так, что бедняжка даже глаза поднять на мужчин боится! – выплевываю я. – Ты сломал ее, Джалал, так о какой привязанности может идти речь? Разве так обращаются с женщинами? Разве нормально поднимать на них руку и принуждать силой?

– Заткни свой поганый рот! – рычит Джалал, хватая меня за лацканы. – Я никогда не причинял вреда Азе, понял? Она моя жена! Я баловал ее и пытался сделать счастливой в той клоаке, в которой она вынуждена была жить.

Баловал! Да, баловал. Дизайнерские наряды, украшения, собственный уголок в семейной библиотеке, машина, которую ей не разрешали водить, потому что она женщина. Но разве вся эта роскошь стоила ее физических страданий? Или страданий Раяны, которая даже рождения ребенка не пережила, потому что была изувечена? А Аза своего потеряла даже до того, как дело дошло до родов. Разве так обращаются с женщиной? С любой женщиной!

– Значит, она мне солгала? – язвительно спрашиваю я. – Это ты хочешь сказать? Или ей показалось? Ты окружил ее роскошью, дарил ей подарки, но разве это компенсирует дурное обращение, которому она подвергалась?

– Она не подвергалась дурному обращению, – хмурится Джалал, упрямо твердя свое. – Я еще поговорю с ней об этом, но ты… Не лезь, Булат, ради своего же блага, потому что если ты попытаешься снова украсть ее, то я не посмотрю на наше родство.

– Я хочу поговорить с ней, – даже не думаю отступать я. – Позвони ей прямо сейчас и мы проясним этот вопрос раз и навсегда.

Мне не верится, что Аза обманула меня, но в свете открывшихся сегодня вещей, я не могу ручаться за свои ощущения. Я не могу со стопроцентной вероятностью утверждать, что знаю ее. И раз уж мы начали выкладывать карты на стол, то лучше со всем этим покончить немедленно, здесь и сейчас.

«Я позволила тебе так думать, чтобы мне не пришлось спать с тобой. Я люблю Джалала, Булат. Я всегда его любила и хотела остаться верна ему».

Вот что мне сказала Аза в ответ на мой вопрос издевался над ней Джалал. И я поверил ей, потому что достаточно хорошо узнал ее за прошедшие годы и могу понять, когда она лжет.

Не могу сказать, что это меня расстроило. Напротив, я испытал облегчение от мысли, что хоть один мой брат может оказаться не так уж плох, как человек. Ведь, если подумать, он остал большей жертвой наших родителей, чем я. Меня не держали взаперти несколько лет по ложному обвинению в убийстве Селима. Хотя я так же должен был стать жертвой своей матери, как и он, и меня так же лишили моей жены, но у меня хотя бы была мнимая свобода, а не личная тюрьма.

Когда он уходит, сказав, что оставит мою мать в покое и пусть она доживает свои последние дни, я натыкаюсь на Хасана, который смотрит виноватым взглядом.

– Я не успел предупредить… – начинает было он, но я обрываю это ненужное оправдание взмахом руки.

– Не надо, Хасан. Ты не можешь один уложить больше трех хорошо обученных людей. Я ни в чем тебя не виню, нужно было обеспечить больше охраны, чем я тебя и прошу заняться. Найми еще несколько человек и пусть дежурят круглосуточно. На всякий случай.

– Я нужен вам для вашей собственной охраны? – спрашивает он.

– Нет, – качаю я головой. – Будь рядом с моей матерью. И не… Черт, если она снова будет требовать встречи со мной, то скажи, что я занят. Не звони мне по ее просьбе, я не хочу с ней разговаривать.

– Понял, – кивает он.

Я выхожу из квартиры, не попытавшись больше поговорить с мамой, потому что мне нечего ей сказать и я не хочу ее видеть. Чего я хочу, так это увидеть Виту, сжать ее в объятиях и рассказать, как мне жаль и как я сожалею обо всем. Но этого никогда не будет, потому что от моей исповеди ей не станет лучше, а мое присутствие лишь отравит ее жизнь еще больше.

Поэтому, я еду в отель. Мое тело все еще горит от боли, не говоря уже о бушующих эмоциях, так что мне нужно привести себя в форму, прежде чем попрощаться с Витой и сделать все правильно для нее.

Судя по дате в свидетельстве о рождении, Асаду сегодня исполнилось пять месяцев. Наша жизнь теперь снова похожа на обычные будни, которые мы проживали, когда он только появился у меня. Уже несколько недель мы живем в этом красивом, хоть и слишком большом для двоих, пентхаусе. Макаров уехал обратно к себе домой, в Дубай, а охрану сократили до трех человек и ни один из них не тусуется в квартире, только за ее пределами в коридоре, сменяя друг друга и сопровождая меня, когда я выхожу на улицу. Впрочем, Саша обещал, что скоро и их уберет.

– Так что, ты приедешь сегодня? – уточняю я по телефону у Лизы, с которой мы теперь снова можем видеться и делаем это как можно чаще.

– Я не успеваю, Вит, – вздыхает она. – Давай завтра? Чувствую, что домой меня отпустят не раньше восьми.

– Ладно, завтра так завтра, – не показываю я своей досады. – Все тогда, не буду отвлекать.

Положив трубку, снова кошусь на визитку, лежащую на столе. Львенок спит и у меня нет забот, которые отвлекли бы от размышлений. Визитка, которую оставил Саша перед отъездом, принадлежит ему, но на оборотной стороне он написал номер телефона Булата, по которому я могу связаться с ним в случае, если мне что-либо потребуется.

По словам Макарова, Булат в то время еще лечился, но сейчас-то он наверняка пришел в себя достаточно, чтобы поговорить со мной. Чтобы дать мне ответы. Но я не решаюсь набрать этот номер уже три недели, выдумывая разные причины и продолжая терзаться сомнениями.