И моего мнения ведь не спросили, а тетя убеждала по телефону, что будет любить меня как свою дочь. А когда переселилась к дяде жить, мечтала всего лишь спокойно окончить университет, поэтому не обращала на поведение тети внимания. Я чем могла помогала ей по хозяйству, потому что денег не могла заработать.

А когда стала зарабатывать первые деньги от ретуши фотографий, то старалась раз в неделю закупать по просьбе тети необходимые мелочи домой.

— Смотри у меня, — вырвав меня из мыслей и приблизившись вплотную к моему лицу, обдавая противным запахом перегара, тетя продолжила испепелять пугающим взглядом, — если надумаешь поступить по-своему и будешь рыпаться, то я расскажу всем историю, как видела тебя на днях с каким-то молодым парнем. И как вы за руки держались, чуть ли не в губы друг другу не дышали, — с особым удовольствием тетя наблюдала за моим испугом и ужасом, который я не могла выразит в словах.

Неужели видела меня с Амираном? Но как и когда? И если она вдруг решит рассказать об этом кому-то, то явно все приукрасит не в мою пользу. И мне не поверят ведь, сколько не оправдывайся, и тогда точно настанет мой конец. Отец не переживет такого позора. Уж тетя постарается, если она пила и дошла до такого состояния и таких угроз. Но что я ей вообще сделала? Старалась же изо всех сил выполнять все ее указания и глотала все ее замечания.

— Давай, шевелись. И без глупостей, — все еще мертвой хваткой удерживая меня за левое плечо, родственница вытолкнула меня в коридор из ванной.

А там стояла с торжествующей ухмылкой моя кузина.

— Чао сестренка, — елейным голосом пропела она, отчего я еще больше впала в шоковое состояние. — Надеюсь, никогда тебя больше не увидеть в своей жизни. Хорошо провести тебе время в своей убогой деревне.

И она подкатила к моим ногам небольшой чемодан тусклого фиолетового оттенка. А я во все глаза таращилась на дочь своего родного дяди и никак не могла понять, что я им такого сделала, что они меня так ненавидели. Ведь я всегда делала то, что мне скажут.

— Шевелись уже, — грубо толкнула меня к выходу тетя. — Нам пора выходить.

Я двигалась словно во сне и обула свои кеды. Не уловила момент, когда тетя тоже обулась и мы выходили из подъезда.

Она не давала мне и слово сказать, при каждой моей попытке сильнее сжимая теперь уже мое запястье. То ли я не замечала боли, то ли она ослабила хватку, но перед нами остановилось желтое такси, и родственница затолкала меня в него.

Что-то защекотало шею, и я потянулась смахнуть источник раздражения. А потом посмотрела на руки и поняла, что это слезы. Отвернулась быстро к окну и стерла непрощенную влагу. Мы уже выезжали за решетчатые ворота двора, где я провела четыре слодных и, как мне казалось до этого, счастливых года.

Как горько было на душе от осознания, что родственницы ненавидели меня все это время, а я просто не хотела застревать на их отношении ко мне внимание. Но и уйти мне не представлялось возможным.

Лучше бы вообще не поступала…

Неужели я сделала ошибку, когда понадеялась, что смогу исполнить свою мечту и отучиться в университете? Стать тем, кем очень хотела с самого детства.

В кармане завибрировал телефон. И шум окружающего мира вновь ворвался в мои мысли, а я будто очнулась ото сна.

Скорее достала телефон дрожащими пальцами и увидела на экране незаписанный номер Амирна — последние четыре цифры я запомнила точно.

— А вот это тебе точно не нужно, — забрала из моих дрогнувших рук телефон тетя. — Хорошо, что незнакомый номер, потому что твоей маме я сама позвоню, — она нажала на красную кнопку отклонения звонка и спрятала мой мобильный к себе в сумочку.

— Но как меня встретят? Они ведь не будут знать моего маршрута, — попробовала я воззвать к здравому рассудку родственницу. — Когда приедет поезди и на какой путь им нужно будет сообщить.

— Не волнуйся, — слишком сладко звучал ее голос и слишком довольной она выглядела, — я все подробно объясню моей дорогой Амле, — а я насторожилась при упоминании имени моей мамы, потому что тетя вновь вплотную придвинулась к моему лицу, сильнее сдавливая мое запястье. — Только веди себя так, чтобы я не рассказала, как ты крутила шашни с тем блондином из твоей группы. Помнишь, мы встретили его в супермаркете тогда?

Я обомлела. Вспомнила ту случайную встречу с Андреем и как он окликнул меня, проходя мимо нас с тетей.

— Вижу помнишь его, — одобрительно кивнула моя сегодняшняя мучительница. — А теперь представь, что я укажу на его фотографию в твоем выпускном альбоме, когда буду давать показания насчет твоего распутного поведения.

— Но такого ведь не было, — я не узнала свой хриплый голос, больше похожий на писк.

— Было. Уж я постараюсь убедить всех. Как ты думаешь кому поверят — убивающейся от горя тете, которая не может поверить, что племянница ее мужа гуляла на стороне или тебе, которая всегда продвигала мысль о том, что учиться для девушки — это очень важно? Подумай сама, ведь многие с тобой не были согласны. Поэтому, по душу твоего друга блондина тоже придут. Ты знаешь, как поступают с теми, кто дотронулся до девушки до свадьбы. И он вообще не из наших. Его даже не выслушают. Уж поверь мне, я сделаю все, чтобы с вами расправились самым жестоким образом.

Меня словно молнией пронзило. Я не узнавала свою тетю, в нее будто вселилось вселенское зло. До какой же степени она меня ненавидит раз говорит такие страшные вещи? Она готова оболгать даже не меня, а постороннего ей человека, чтобы все было как она говорит.

Я вдруг осознала, что мне деваться некуда. Мой одноклассник даже не поймет в чем дело, прежде чем с ним расправятся. А вот Амиран с его деньгами и положением в обществе сможет обойтись малыми потерями. Хотя бы я одна пострадаю в такой ситуации.

Поэтому я выбрала меньшее из зол: пусть Амиран рассказывает старшим о том, что я разбила его машину и причинила ему небывалый финансовый ущерб, может даже упомянет мое пребывание на улице в неподобающее для девушки время. В таком случае мне одной придется терпеть осуждение со стороны других, чем я подвергну жизнь и здоровье ни в чем неповинного человека угрозе.

И именно сейчас, глядя в жестокие глаза родственницы рядом и чувствуя, как немеют пальцы от железной хватки ее руки, я ясно поняла, что она сделает все ею сказанное. Даже не моргнет глазом и совестью мучаться не будет.

Мне же остается только безмолвно выполнять ее наставления. И глотать горькие слезы, готовясь к не самому худшему исходу, если вести себя как скажет моя родственница. Лучше уж страдать одной, чем тянуть за собой невиновного ни чем человека.

В это раз одними претензиями моя родственница не закончит. А расстаться со мной — у нее самое серьезное намерение. Кажется, навсегда.

Такси подъезжало к автовокзалу, а у меня сердце стучало гулко, почти больно, и становилось как-то прохладно. В ушах заложило, словно я погрузилась под воду. А мысли слишком вяло текли в голове, и я не могла уловить направление, в котором они текли.

В какой-то момент мы вышли из машины такси. Точнее, тетя вытащила меня под руку из салона. Она все еще не отпускала моего запястья. И она даже кажется, получала удовольствие от того, что ее сильная хватка причиняла мне физическую боль.

Но только она и осталась у меня, не давая возможности позорно свалиться к ее ногам без сознания.

Водитель придвинул к моим ногам небольшой чемодан на колесиках, в котором я узнала свой ручной багаж. Мы вошли в огромный комплекс, прошли кассовый зал, обитый серыми панелями. Преодолели ряды мягких кресел, и я заметила двоих сидевших рядом молодых людей. Они сидели, уткнувшись в телефоны.

А родственница, кажется, точно знала в каком направлении двигаться, потому что уверенно вела меня за собой вместе со своим скромным скрабом в такую рань по пустым коридорам автовокзала.

Раньше я здесь не была. Только поездом приезжала в этот город и уезжала к родителям на родине. И все для меня было новым, и глаз зацепился за вывеску с надписью «Туалеты» и стрелкой под ней.