На расстоянии вытянутой руки есть тонкая веревка, и я использую ее, чтобы связать ей запястья, перекидывая конец через одну из потолочных балок, завязываю веревки тройным узлом и оставляю руки Джоли связанными в воздухе над ее головой, захваченными в плен.

— Я не хочу этого делать, — говорю я сквозь зубы. — Мне просто нужно, чтобы ты выслушала.

— Я услышала достаточно. — Ее глаза блестят от непролитых слез. — Ты ничем не лучше Джозефа Хайнса.

Моя голова дергается назад, как будто мне дали пощечину. Она права. Конечно, она права.

Это был мой самый большой страх с самого начала. Быть тем, что пугает ее больше всего.

— Я люблю тебя. Все, что я могу сказать, это то, что это реально. Это самое настоящее, что я когда-либо чувствовал.

— Ну, а я не люблю тебя, — выдыхает она. — Я даже не знаю, кто ты.

Мое сердце колотится, опускается, опускается все ниже и ниже.

— Не говори так. Это не правда. Каждое мгновение было искренним, я просто сдерживал всю полноту того, что ты делаешь со мной. — Я подхожу ближе к Джоли, дыша в изгиб ее шеи, обнимая ее бедра руками. — Но когда я внутри тебя, когда мы близки к финишу, и я иду ва-банк, это я. Ты встретила меня, почувствовала меня, и тебе это понравилось.

— Нет, — шепчет она, но я улавливаю ее колебания. — Нет, ты обманул меня. Заставил меня чувствовать себя в безопасности…

— Ты всегда была в безопасности, — рычу я.

Она игнорирует меня.

— Почему у тебя так много оружия?

— Это работа.

Абсолютный ужас искажает ее лицо.

— О Боже. Чем ты занимаешься?

Я проглатываю свой трепет. Больше негде спрятаться.

— Я наемный убийца.

Удивительно, но на ее лице не отражается шок, но за ее глазами столько всего происходит, и, черт возьми, я бы все отдал, чтобы залезть внутрь и прочитать ее мысли.

— В ту ночь… ты ведь не возвращался с кухни, не так ли?

Я медленно качаю головой.

Ее голова откидывается назад от водянистого шмыганья носом.

— Ты зарабатываешь на жизнь убийством людей, ты запер меня в помещении, полным моих фотографий — боже мой, ты преследовал меня — и ты ожидаешь, что я поверю, что сейчас я в безопасности?

— Да.

Она натягивает свои веревки, когда опускается ниже.

— Ты психопат.

Обвинение поражает меня, как град пуль. Я всегда думал, что это так, но психопаты так не любят. Не испытывают сожалений, вины или угрызений совести. Но если я расскажу ей что-нибудь из этого, она ни за что мне не поверит. Это мое проклятие. Моя ложь меня доконала. У меня больше нет шансов с этой женщиной.

Я для нее преступник.

Преследователь.

Сталкер.

Сумасшедший.

Если я действительно люблю ее, я должен уйти в тень.

Я… я должен отпустить ее.

Может быть, хотя бы так она поймет, что мои чувства настоящие. Потому что я не думаю, что смогу продолжать жить, если она поверит, что последний идеальный, прекрасный месяц нашей жизни был какой-то больной, извращенной фантазией, которую я разыграл для нее. Это будет преследовать меня вечно. Если я решу продолжать жить без нее…

Я сближаю наши лбы.

— Я собираюсь отпустить тебя. Я развяжу тебя, выпущу из этой комнаты и исчезну. Тебе больше никогда не придется меня видеть. — Ее дыхание прерывается, ее глаза ищут мои. Я пристально наблюдаю за ними, так пристально, когда провожу кончиками пальцев вверх по внутренней стороне ее бедра, прижимая их к шелковому материалу трусиков и нежно массируя прямо над верхушкой ее клитора. — Пожалуйста, просто позволь мне войти в тебя в последний раз.

— Нет, — выдыхает она, качая головой, дергая за веревку, которая привязывает ее к стропилам.

Это убивает меня, но я начинаю убирать руки и отодвигаться… пока она не издает хриплый звук протеста, пока неохотное вожделение не появляется в золоте ее глаз. Ее бедра сжимаются вокруг моей руки, прежде чем я успеваю полностью убрать их, и надежда освещает весь мой организм. Наши неровные выдохи смешиваются в темноте. Я должен отпустить ее сейчас же. Я не должен трахать ее. Потому что я вижу, что она смущена тем фактом, что ее тело все еще жаждет моего, хотя она, конечно, ненавидит меня.

Но я не могу. Я не могу уйти, когда у меня есть шанс побыть с Джоли.

Это невозможный подвиг.

Глядя в ее противоречивые, но возбужденные глаза, я обхватываю ее сиськи. Я обхватываю их ладонями, прежде чем медленно провести кончиками пальцев по ее грудной клетке, сжимая ее бедра и упругую попку, разглаживая мои прикосновения вниз и вверх по ее бедрам, затем погружаю палец между мягкими складочками ее киски, застонав, когда я нахожу ее мокрой.

— Ах, милая. — Я просовываю палец глубже, вводя и выводя его, запоминая ощущение и текстуру ее тела. — Не слишком ли тебя возбуждает то, что именно ты объект моей мании? Не волнуйся, ты можешь наслаждаться трахом со своим преследователем столько, сколько захочешь, и я никому не скажу. Твой секрет со мной в безопасности.

Ее глаза зловеще сверкают, но я не даю ей шанса ответить.

Я обхватываю ее бедрами свои бедра и погружаю свой член глубоко в ее тугую киску, наслаждаясь звуком ее ошеломленного стона. Как это эхом разносится по маленькой комнате, где я столько раз фантазировал о том, как трахну ее. Поскольку стропила выдерживают большую часть ее веса, она легче, чем обычно, поэтому я беру свою девочку за задницу и толкаю ее вверх и вниз по своему члену. Быстро. Безжалостно. Я подбрасываю ее, как маленькую игрушку для траха, так, как ей нравится, слушая, как она пытается удержаться от стона мне в ухо и проигрывает битву. Зовет меня по имени. Причитает об этом.

— Кристофер. О мой Бог. О Боже.

Я шлепаю ее по заднице.

— Ты будешь скучать по этому папиному члену, не так ли?

Она прикусывает губу, чтобы не ответить, ее глаза зажмурены, как будто ей стыдно за то, что она так наслаждается тем, что я с ней делаю.

— Когда я уйду, ты будешь лежать ночью в постели, пытаясь удовлетворить эту киску, ты позовешь меня правильным именем. Эван. — Ненавидя то, как она напрягается, и эту только что открывшуюся правду, я вцепляюсь зубами в ее шею, царапая чувствительную плоть и слизывая жжение. Я трахаю ее сильнее в какой-то обманчивой попытке заставить ее простить меня. — На самом деле, ты сделаешь это прямо сейчас. Назови меня правильным именем, прежде чем я уйду. Я хочу услышать это на твоих прекрасных губах.

Проходит мгновение.

— Эван, — прерывисто бормочет она.

— Громче.

— Эван!

Я рычу, обхватывая ее руками, впиваясь губами в ее шею, целуя, посасывая, поднимая бедра и пронзая ее жестко, грубо, снова и снова, пока она не начинает хныкать, ее бедра дрожат вокруг моей талии.

— Хорошая маленькая девочка. Последуй за папочкой в последний раз.

Ее крик — сладчайшая музыка, ее влагалище захватывает меня, высвобождая, захватывая, высвобождая, теплая влага помогает моим последним толчкам, и я с ревом достигаю пика, врываясь в ее рай и наполняя ее своим горячим телом.

— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, — повторяю я в ее волосы, сжимая ее задницу, используя эту хватку, чтобы грубо прижать ее киску к моему извергающемуся члену. — Я буду любить тебя вечно, Джоли. Моя жена. Я оставляю тебя со своим сердцем.

Мгновение спустя мы оба замираем, наше хриплое дыхание отражается от стен этой пещеры, где я час за часом был одержим ею. И я всегда буду одержим ею, скучать по ней, тосковать по ее дыханию на моей коже, но настоящая версия этого уже позади. Так и должно быть. Я причинил ей боль — напугал ее — и это неприемлемо.

Не говоря ни слова, я развязываю свою жену, растирая ее запястья, чтобы вернуть кровообращение.

Она быстро убирает руки, смотрит на меня, оглядывает комнату. Со слезами на глазах она крадется к выходу, как будто ожидая, что я остановлю ее.

Я почти верю. Боже, я почти понимаю.

Зверь рычит внутри меня, приказывая мне связать ее обратно.

Держи ее здесь в плену. Овладей ею. Подпитывай мою одержимость.