А я… А мне было как-то пофиг. После накачанных красотой и обмазанных всякими мазюльками женщин моего времени мне местные казались какими-то блеклыми. Вроде смотришь, ничего на личико такая, но стоит взглянуть выше или ниже, как всякие позывы исчезают. Хрен с ними, с вавилонами на голове, это еще можно пережить, тем более женщины всегда там эксперименты творят. Но вот босоножки, у которых через подъем стопы перекинут ремешок, а каблук иногда толще пятки – это для меня перебор. А торчащие из-под халатов кромки платьев? Причем поголовно все в какой-нибудь горошек. Бр-р-р. В общем, пока не хочется бабушек, вот совсем.

Главная медсестра отозвалась на Ирину Евгеньевну и приняла нас довольно милостиво. Правда, сначала немного морщилась, рассматривая мое разношерстное одеяние, но ничего не сказала. А потом совершенно неожиданно, ну, как минимум для меня, начала толкать речугу про совершенствование работы медсестер и всей больницы в свете самых правильных решений партии. Ох, е… Неужели тут без такого нельзя? Ведь Василий Васильевич вроде нормальный, не пытался мне сразу про руководящую роль рассказывать. Если и у остальных без партии никак, то мне срочно надо в библиотеку записываться и начинать штудировать литературу по теме. Кстати, а тут библиотека-то есть? Наверняка же грамотных должно быть много.

– Вячеслав, вы меня слушаете? – внезапно вернулся я реальный мир. Вот же… Серьезно, мысли куда-то убежали.

– Простите, Ирина Евгеньевна, как-то задумался о первоочередных задачах по электричеству.

– А не посвятите ли нас в них? – с легким сарказмом спросила самая главная медсестра. Тю… медичка, ты меня решила на место, что ли, поставить?

– Непременно. Итак. Первой очередью должна стать замена сгоревших или неисправных ламп. Причем сначала там, где работают врачи и медсестры. Следующим шагом необходима замена проводки, где существующая не обеспечивает текущих потребностей в электричестве. Одновременно производить ревизию остального электрохозяйства и совместными усилиями расставить приоритет на выявленные работы.

Ну что, съела? Я такими фразами могу долго говорить, и хрен подкопаешься. Но вообще, думаю, мой план понятен: потихоньку ознакомиться с имеющимся хозяйством и попутно начать причинять добро всем.

– Отлично, я полностью со всем согласна. Только прошу вас внести в список первоочередных задач наши операционные. Их давно надо перевести из статуса дневных, – она что-то пометила у себя в ежедневнике. – Михаил Александрович в курсе.

– И, Вячеслав, обязана вас предупредить, – она постаралась глянуть на меня очень строгим взглядом. Однако в сочетании с белыми вихрушками волос, выглядывающих из-под косынки, для меня это смотрелось скорее комично, – повторюсь, обязана. Никаких приставаний к медицинскому персоналу! Иначе последуют оргвыводы. Вам понятно?

Ну, началось…

– Понятно. Ирина Евгеньевна, тогда еще один вопрос, – я постарался изобразить сосредоточенный вид. – А если это они ко мне приставать будут?

– Ну, вот когда начнут, тогда мы и будем решать этот вопрос, – чуть улыбнувшись, ответила она.

– Ну, ты даешь! – возбужденно вился вокруг меня Михаил. – Такое – и секретарю партийной организации! Приставать к нему будут…

– А чего такого-то? – не понял я. – Я мужчина хоть куда еще, в самом расцвете сил. Да и не предупредил ты меня про секретаря.

– А-а-а, – махнул он рукой с видом «ну что на идиота время терять».

– Ты вот лучше объясни мне, что такое дневная операционная?

– Давай я тебя лучше с операционной медсестрой сейчас познакомлю. Все равно лучше нее никто тебе не расскажет. А я побегу, а то пока с тобой разбирался, дела немного запустил. Мой кабинет рядом с нашей спальней, найдешь меня потом там.

Вскоре он меня познакомил с милой молодящейся старушкой, Агриппиной Никитичной. Агриппина как раз шла в свое царство и согласилась мне все показать. Как настоящий мужик, я забрал у нее из рук какую-то большую шайбу из нержавейки и предложил руку. Хихикнув, Никитична подхватила меня, и, сопровождаемые недоуменными взглядами, мы пошли по коридору.

– Ну-с, молодой человек, спасибо, уважили. Но начнем… – на лестнице она оторвалась от меня и, взявшись за перила, начала спускаться. – Во-первых, операционная – это не совсем правильное слово, – начала она. – Правильней, это операционный блок.

– Во-вторых, операционная медсестра – это самый главный человек в операционной. Ну, конечно, после доктора. На ней лежит все: от подготовки пациента к операции до контроля наличия инструментов и материалов. Ну, и часто она же помогает доктору во время операции.

– Ну, и наконец, самая важная задача у нее, – она подошла к очередной двери, – это не пускать в операционную посторонних.

Достав откуда-то связку ключей, она нашла нужный и отперла дверь. Моему взору открылась довольно большая комната, посередине которой стояло рядком три умывальника. Только вместо кранов у них сверху была какая-то длинная кочерга.

– Это предоперационная. Тут врач и все участвующие в операции переодеваются и моются. А кран такой специальный, чтобы врачи могли открывать и регулировать температуру воды локтем, – заметив мой интерес, пояснила она и показала, как. И в самом деле, удобно.

– Вот там у нас стерилизационная, – она забрала у меня банку. – Там в таких вот биксах, – она качнула железякой, – мы стерилизуем инструмент.

– Вот видите красную полосу на полу? – показала она. Я кивнул. – Когда операционная подготовлена, за нее могут заходить только люди во всем стерильном. Но сейчас операционная грязная, поэтому прошу, – она сделала приглашающий жест.

Я прошел в стерилизационную. Ну, комната как комната. Стол. Широкое окно со здоровенным подоконником в соседнюю комнату и три здоровых бочонка, лежащих на боку. Агриппина Никитична подошла к одному, открыла крышку в торце и вставила туда биксу. Ну, прям как пыж в пушку. Ага. Значит, бочонки – это стерилизаторы. Если я правильно помню, в эти времена стерилизацию делали жаром, значит, бочонки – это, по сути, обычная духовка.

– Ну, а это у нас операционная, – повела она рукой, – это стол, это светильник, а это баллоны для наркоза.

– Агриппина Никитична, – вспомнил я задание главсестры, – а вот почему операционная дневная?

– Дело в том, что светильник не очень надежен. И если он сломается, то операцию завершают при дневном свете. Для этого у нас даже есть специальные зеркала, которые в этом случае мы расставляем около стенки, чтобы больше света доктору дать.

– А почему тогда просто не прикатить второй светильник из соседней операционной? – поинтересовался я.

– На данный момент график операций очень плотный, мы не можем себе этого позволить.

– А если, например, устроить дежурство электрика? Идет операция, что-то пошло не так, а он тут как тут? – подал инициативу я.

– Ну, до сих пор у нас не было слесаря, которого можно допустить на операцию, – с улыбкой поведала она.

Ладно, со светильниками этими придумаем что-нибудь, а как тут с проводкой? Я повел головой вокруг. Та же самая тряпичная проводка «на изоляторах», только сверху наклеили что-то типа клеенки. На мой молчаливый вопрос Агриппина Никитична пояснила:

– При подготовке операционной используются различные растворы, от этого с проводкой раньше были проблемы. Теперь все сестры стараются избегать ее.

– Так это же нарушение правил дезинфекции. Оттуда столько грязи теперь расползается! – не понял я. Ведь сколько ни видел всякого про медицину, но всегда там моют и стерилизуют все напропалую.

Медсестра только горестно вздохнула и пожала плечами. Типа: «Ну, а что делать, раз такое…»

Я многословно поблагодарил медсестру за проведенную экскурсию и пошел искать свое начальство. В конце концов, пора навестить столовую, а то время обеда уже. Я про замену лампочек, если что.

Около кабинета Михаила стоял, опершись плечом на стенку, невысокий мужик. Если мерить шаблонами из фильмов будущего, то больше всего он был похож на извозчика. Фуражка с лопнувшим посередине козырьком, замызганная то ли куртка, то ли пиджак, из-под которого виднелось что-то вроде рубашки. Картину завершали штаны, заправленные в кирзовые сапоги. В общем, этакий пролетариат чистой воды.