А потом Эли и Лю́си перестали кружиться, просто медленно уходили на глубину, опускались всё глубже. Глубже и медленнее, пока не уселись на самое дно. Крик их давно оборвался, все пузырьки улетели наверх, а девчонки всё еще не понимали, вообще не понимали – где они? Где они? Глаза у них стали обычными, не огромными, но в глазах и перед глазами всё продолжало мелькать и крутиться. Слишком много и быстро случилось-нахлынуло: бешеная гонка в подземелье, сумасшедшее кувырканье в воздухе и, наконец, целое море пузырьков, целое озеро не очень холодной воды.

Всё большой чехардой скакало в глазах и перед глазами. Но прошли какие-то длинные, не короткие секундочки, и чехарда с картинками поостыла – вода в красивом озере была не холодная, но и не тёплая. А потом и вовсе растворилась чехарда.

Эли и Лю́си удивленно посмотрели вокруг, перед собой. И ещё больше удивились. Рядом с ними преспокойно лежал их старый знакомый – кудлатый шерстяной клубок. И вид у него был довольный-довольный, как у смайлика. Словно он сделал всё – довёл девчонок, куда надо. Подруги на него уставились, рассмотрели хорошенько, и только в этот миг начали что-то соображать.

Потом они посмотрели наверх и увидели, что высоко над ними искрятся солнечные лучи, весело сверкают, но очень высоко. И тогда им стало ясно, что сидят они под водой, на большой глубине. Что на ногах у них тяжёлые-тяжёлые ролики, а на груди – жутко тяжёлые рюкзаки. И ещё они вспомнили, что Лю́си почти не умеет плавать, а Эли – вообще никогда не умела. И от этого им сделалось не по себе, очень не по себе, и снова захотелось кричать, да под водой не очень-то покричишь.

И потому девчонки только вытянули губы, как рыбки, которым дышать хочется, да нечем дышать, и ещё раз выпучили друг на друга ужасные глаза. Да так подпрыгнули, что оторвались от песочка и стали тянуться наверх, туда, где солнышко играло золотыми лучами. Руки у них сами собой подтягивались и опускались, а ноги, хоть и мешали им тяжёлые коньки, всё отталкивались, отталкивались, будто от воды можно оттолкнуться. Но, видно, всё можно, когда дышать хочется. И солнышко приближалось, приближалось, приближалось, пока не раскрылась вода, и не вырвались подруги на свет и свежий воздух.

Вырвались! На одну секунду! Успели схватить немного воздуха и снова ушли под воду – тяжёлые ролики с рюкзаками их обратно потащили. И тогда начались новая чехарда, всё снова запрыгало вверх и вниз, вправо и влево. Руки мелькали, ноги мелькали, брызги летели. Так летели, будто кто-то большую акулу поймал за хвост…

Господи! Какая акула? Не до неё сейчас было девчонкам! Они, конечно, любили фантазировать и выдумывали самые невероятные вещи. Например, что однажды на главной площади Птибудошта вырастет баобаб, на котором будут расти французские батоны, а на батонах будут расти круассаны, а на круассанах – канапешки, а на них – монпансье. И так до бесконечности, подруги просто остановиться не могли, одну выдумку меняли на другую, совсем чудну́ю, почти в космос улетали, пока на Земле что-то не случалось. Ну, например, торт у них начинал подгорать или в кофике кто-то просил чашку кофе принести или лимонада бокал.

Но сейчас подругам было не до фантазий и не до смеха – глаза у них только и успевали закрываться от тысячи летящих водоворотиков, снова открывались, и опять их вода заливала, не давала смотреть, как миллионы капелек сверкают, как маленькие радуги в капельках светятся.

И кто знает, что было бы дальше? Только рядом с новой чехардой проплывала по красивому озеру длинная-предлинная труба, кажется, резиновая. И когда девчонки совсем выбились из сил, уже не знали, что их на воде держит, как они ко дну не пошли, длинная труба прямо к ним в руки приплыла или попалась прямо под руки. Девчонки, конечно, не могли её разглядеть, они лупили по воде – руками, ногами, колотили, чем попало. Но как почувствовали, что по чему-то твёрдому бьют, сразу за это твёрдое схватились. Скользнули по мокрой резине. И ещё крепче схватились, и ещё раз покрепче ухватились. И только тогда – ф-уххх!!! – только тогда чехарда как-то сама улеглась, успокоилась. И девчонки отдышались, успокоились. Помолчали немного, даже поболтали где-то внизу тяжёлыми роликами.

– Ф-уххх! Дааар! – серьёзно, как усталый дельфин, выдохнула Эли. – Это самый приключенистый день. Во всей моей жизни.

– Ага, – Лю́си кивнула в ответ. – И в моей тоже самый приключенистый. Только, нам ещё! Только нам ещё до берега надо добраться. И вот, краска наша потекла. Этого ещё не хватало!

Лю́си недовольно сморщила нос, будто только что не было жуткой борьбы со спокойной водой, и показала на зелёное пятно, что медленно расплывалось от рюкзаков, которые перестали быть зелёными, опять превратились в жёлтый и красный. Или почти превратились, зелёное облако расплывалось от них в прозрачной воде.

На самом деле, ничего страшного в том облаке не было. Это была простая краска-гуашь, но маленькие рыбки от любопытства подплывали к ней, пугались и улепётывали подальше, на всякий случай. Подруги стали смотреть на забавных рыбёшек, как вдруг – опять вдруг! – раздался такой звук, что им снова сделалось не по себе.

– Ап-п-п-п-чхи!!! – кто-то рядом так громко чихнул, что даже труба под руками вздрогнула, а рыбёшки бросились бежать врассыпную. Ну, не бежать, а плыть, конечно, но быстро бросились, в разные стороны.

– Я бы сказала «будь здорова», только, кажется, это не ты чихала.

Девчонки от испуга снова заговорили хором. Они ещё хотели что-то сказать, но раздумали и прислушались. А вокруг было тихо, только маленькие волны шелестели. Но тут громкий чих повторился и снова всё заколыхал. А совсем рядом замигали два огонька, похожие на две буквы «V», только одна лежала на правом боку, а другая – на левом.

– Господи, дар! Что это такое? – девочки ещё больше испугались. – Тебе не кажется, что труба наша живая?

– Кажется! – ответила живая труба насмешливым, чуть хриплым голосом, а две буковки опять зажглись и как бы зажмурились, моргнули сначала левой, а потом правой буквой.

Эли и Лю́си от этого просто дар речи потеряли, посмотрели на две буковки, как испуганные кролики, и подумали, что надо тихо-тихонечко отползать от непонятно живой трубы и вслед за рыбками плыть-бежать без оглядки. Они даже отпустили трубу, на половину секундочки, но тяжёлые ролики их снова потянули вниз, напомнили про глубокую воду и песочек на дне. А ещё напомнили, что рыбки – они в воде как дома живут. А Эли и Лю́си здесь совсем не дома. И деваться им некуда, без трубы они точно утонут.

Ох! Девчонки это поняли и решили дар речи найти.

– Простите, Уважаемая Труба, это вы сейчас чихали и говорили «кажется»? – очень вежливым шёпотом спросила Эли.

– Сами вы Уважаемая Труба, – ответила Труба каким-то неповторимо хриплым и насмешливым тоном.

– Вы нас простите, мы вообще-то не местные, то есть мы здесь впервые. И даже не знаем, как вас получше называть.

– Хм. Можете не извиняться так часто, и не надо меня называть получше.

Труба продолжала насмешничать. И тут же, подняв голову, поднесла её к личикам девочек, так что каждой досталось по буковке «V». Эти две буквы, каждая на своем боку, оказались лукавыми и серыми глазами Трубы. Или не трубы? Непонятно чего-кого.

Да, всё было непонятно и странно, необычно. Но серые глаза Непонятно Кого почему-то не казались страшными, испуг сам собой прошел, а в воздухе мелькнула знакомая тишина, не очень полная, и застыла на пару минут – девчонки просто не знали, что ещё можно сказать.

Они молча держались за Трубу, руками её перехватывали, перехватывали, пока не услышали ещё один странный звук. Точно! Теперь не только волны шелестели, но и какой-то отчетливый стук стучал, будто маленький розовый кролик часто-часто бил в маленький барабан, бил-бил-бил. Девчонки ещё раз удивленно посмотрели друг на друга и только теперь поняли, что они замерзли в не очень холодной воде! Так з-з-амерзли, что кроме холода уже нн-ничего не чувствуют, только зз-зубами вовсю стучат-постукивают.