— Что? — Я растерянно моргнула, раз, другой. Каких туфлях? Нашла время! — Рита, сейчас не до красоты мне. Что было, то и…

Я осеклась, соображая о чем она. К костюму медсестры в комплекте шли красные лакированные туфли на тонкой шпильке, а так как в момент звонка я была в них, то в них и выбежала из квартиры. Хотя как я в них бежала ума не приложу, в них ходить-то страшно. На одном адреналине, не иначе.

— Что первое попалось, то и надела.

— Да? — Подружка улыбалась, кося глазами на белый подол халата, что выглядывал из-под толстовки. — Ну, ладно. Главное ходи осторожно. Они явно не для этого предназначены.

— Рита, блин, — я смущённо покосилась на мужской профиль, незаметно снимая туфли без рук, — че ты болтаешь-то…

— А я что? Я ничего!

— Тихо, девочки, мы почти приехали, — Юрий просигналил фарами не пропускающей нас машине в левом ряду и, как только она сдала вправо, утопил педаль газа в пол, преодолевая последний километр за, казалось бы, доли секунд. Тормозя у главного выхода, он поторопил нас: — бегите в приёмную, узнавайте всё, а я пока припаркуюсь.

Внутри было, как это всегда и бывает, светло, чисто, хлорно. Наскоро оценив обстановку, я выцепила взглядом регистратуру.

— Здравствуйте, к вам привезли мужчину без сознания примерно в семь вечера, последствия взрыва. Град Лев Борисович. Что с ним? Где он сейчас? К нему можно?

— Вы родственница? — Не поднимая глаз от монитора, спросила женщина слегка за сорок.

— Да! Я жена! — Уверенно соврала я, Рита активно закивала, изображая собачку на приборной панели.

Не понимаю откуда во мне это взялось, но я готова была сказать что угодно, лишь бы быстрее увидеть его.

— Документы.

— Что?

— Ваши, говорю, документы давайте, — женщина впервые на меня посмотрела, хотя лучше б и дальше пялилась в свой монитор. От её "громкого" взгляда я покраснела до самых корней.

— У меня их нет с собой… — Я растерянно посмотрела на подругу. Я так торопилась, что даже мысли не возникло взять сумку, где благополучно лежит мой паспорт. — Послушайте, я очень спешила, я даже не подумала о документах, вы должны понять!

— Слушьте, женщина, мои документы пойдут? — Рита уже засовывала свой паспорт в окошко.

— А вы тоже жена? — саркастически скрестила пальцы та.

— Да даже если и так, Вам какое дело? Вы делайте свою работу. И побыстрее, пожалуйста.

— Я свою работу выполняю как положено, — отбрила тётка, — посещения разрешены только родственникам, поэтому если у вас там шведская семья, прошу предоставить документы!

— Мои документы подойдут? — Между нашими головами проснулась мужская рука с паспортом. — Я родной брат больного, а это моя невеста, — он указал на Риту. Потом кивнул на меня, — а это невеста больного. Документы повезут чуть позже и не думаю, что это такая уж проблема, чтобы беспокоить директора института в такой поздний час, — Юрий достал из джинс мобильный и перевёл тяжёлый взгляд на молча смотревшую на него женщину, — как Вы считаете?

Та попыхтела, но в итоге взяла Ритин и Юрин паспорта, внесла данные и велела получить халаты, бахилы и шапочки в соседнем окне.

— А Вы свой паспорт не забудьте принести! — Выпендрилась в конце она и ткнула пальцем вверх, — четвёртый этаж. Отделение реанимации и интенсивной терапии. Палата 442.

На четвёртом этаже, где нас уже ждала медсестра, мы разделились: Юрий с медсестрой пошли напрямую к хирургу, оперировавшему Льва, а мы направились в левое крыло, где было написано "400–450". Вокруг стояла такая тишина, лишь иногда раздавался тихий, редкий писк приборов, а так громче всего было шуршание наших бахил.

Возле палаты 442 Рита молча подтолкнула меня к двери, а сама села на скамейку напротив, закинув ногу на ногу.

— Иди. Я тут посижу.

В палате было так же светло и стерильно. Лев лежал утыканный тонкими трубками в обе руки. Его тёмная густая щетина так резко контрастировала с белой, почти голубой кожей, что он был похож на пирата, особенно учитывая марлевую повязку через один глаз. Повязки виднелись то тут, то там: правая рука была полностью перемотана бинтами от самой шеи через грудную клетку наискосок и до кисти, как и правая нога, а повязка на голове закрывала ещё и ухо. На видимых голых участках кожи были царапины разных размеров и форм, обработанные какой-то розоватой штукой, отчего все это выглядело ещё страшнее.

Слезы потекли непроизвольно, будто кто-то открыл шлюз. Они текли и текли, хотя моё лицо оставалось неподвижным. Я просто стояла рядом, невесомо гладя любимого по твёрдым пальцам, а мокрые дорожки давно уже образовали маленькие солёные озера на моей груди.

— Лёвушка…

Александра

— Сейчас беспокоиться не о чем. Состояние после операции стабильное, мы извлекли из его тела около двадцати осколков. В основном поражена правая сторона тела — нога, рука, бок и голова. Поскольку многие поражающие элементы проникли глубоко, мы проводили операцию под общим наркозом, а не местным. Самую большую опасность представляет металлическая игла, извлеченная из глаза. Практически все остальные не оставят даже шрамов, за исключением трех-четырёх рваных ран, но и они при должном лечении скоро заживут. Сейчас он ещё находится под действием успокоительного, также я назначил антибиотики и противостолбнячную сыворотку, поскольку почти все элементы, что мы извлекли были металлическими…

Врач ещё долго говорил, а я всё так же держала Льва за вялую руку и не отрывала взгляда от его мертвенного лица. Но я слышала каждое слово. Двадцать осколков, один из которых воткнулся в глаз, чудом не попав в зрачок! Порваное правое ухо! Порезы по всему телу! Мой милый… Как же тебе было больно…

— … Он родился в рубашке, если можно так сказать, — врач развёл руками, — не каждому удаётся остаться живым после взрыва. Полиция тоже была тут, но её взял на себя второй пострадавший…

— Кто это? — Я слегка повернула голову, но так же смотрела на любимого. — Второй пострадавший.

— Это Андрей Вяземский, заместитель, — тихо предположил Юрий.

— Да, их привезли вместе, — подтвердил хирург, что-то листая в своём планшете, — но там случай лёгкий, ушиб плеча, видимо впечатало волной в стену или что-то подобное, и поверхностые порезы. Мы его обработали и отпустили, а там как раз подъехали полицейские и раз тут всё равно пока пострадавший был без сознания, они увезли вашего знакомого с собой на место происшествия, как говорится, — хохотнул врач, — по горячим следам…

— Фёдор Михайлович, когда Лев должен очнуться? — Я всё гладила и гладила холодные руки, пыталась даже согреть дыханием, пока врач не сказал мне, что это последствие от потери крови и из-за наркоза.

— Он сейчас на успокоительном. В течении нескольких часов очнется, — подошёл он к кровати, внимательно осматривая показания приборов и самого Льва, — но он останется в институте пока не пройдёт последовательное лечение и скорее всего операцию на глаз. Не надо так пугаться, — кинул он на меня взгляд, когда я прижала руку ко рту, чудом не разревевшись, — тут проникающая травма глаза, то есть повреждение с нарушением целостности глазных оболочек, а так как в нашем случае ранящий предмет был очень острый и незначительных размеров, то по моему опыту довольно быстро наступает склеивание и достаточная адаптация краев раны, передняя камера восстанавливается и у пятидесяти процентов больных зрение восстанавливается практически полностью. Наша задача исключить одно из тяжелых осложнений — воспаление второго здорового глаза, так называемая симпатическая офтальмия. Не беспокойтесь, он в надёжных руках.

— Спасибо, — прошептала я в спину уходящему врачу. Юрий вышел за ним следом, а Рита подошла тихонько ко мне и обняла меня сзади, делясь своё теплом. — Как думаешь, Рит, он меня сейчас слышит?

— Думаю, нет, но, возможно, именно твой голос вернёт его обратно гораздо быстрее, чем ты думаешь, — она положила острый подбородок мне на плечо, — порой именно вот таким матёрым волкам нужна ласка намного больше, чем кому-то другому.