— Хорошо… я постараюсь…
И они резали, кромсали и рубили, пока на теле не осталось живого места. Синдзи проявил смекалку и сумел вонзить целых два штыря в глазницы, заработав пятьсот тысяч долларов, но и это не было засчитано как смертельный удар.
— Надо заканчивать… — пробормотал Хиджиката, устало поднимаясь с места, когда вновь настала его очередь.
— А что будете делать потом?
— Напьюсь, — лаконично ответил полицейский.
— Присоединяюсь, — подняла руку Хитоми.
— И я…
— А ты, пацан, еще несовершеннолетний.
— Могу убивать, но не могу пить? — усмехнулся Синдзи.
— Такова жизнь, — пожал плечами он, подошел к столу, взял топор и тренированным движением опытного бойца кендо нанес удар в голову, вонзив лезвие в череп.
— Определенно смертельный удар! Поздравляю, Хиджиката Мамору-сан, с победой в этой игре!
…
— Забавный ты человек, русский, — спустя какое-то время рассуждал Харон, разглядывая изувеченное тело. — Ты по всем параметрам труп. Истек кровью в первом раунде, остановка сердца во втором, смерть мозга в третьем. Но душа не хочет покидать этот бренный мир. Шучу. Душа может и хочет, да не может. Это все из-за моих маленьких подарков. Приготовься к вечности. Надеюсь, тебе понравится.
…
Он не помнил, в какой момент его ослепили. После этого настала долгая пауза. А может это была новая пытка, которая пожирала его тьмой и тишиной. Он медленно сходил от ума от одиночества и скуки.
Чтобы не свихнуться, он стал смотреть в никуда. Какое-то время сознание галлюцинировало, словно в коллапсе, рисуя во тьме картинки прошлого.
Он был самым обычным человеком. Да, ему повезло с родителями, семья была достаточно обеспеченной, чтобы сказать второму сыну «делай что хочешь». Он не знал, чего хотел на самом деле, но ему нравилось помогать людям. Может поэтому он окончил курсы первой помощи и уехал волонтерствовать. «Посмотрю мир», сказал он маме. Посмотрел.
Мир оказался очень противоречивым местом. До невозможности прекрасным и таким же отвратительным. Ведь волонтеры нужны там, куда обычный человек не согласится поехать ни за какие деньги. Зоны боевых действий, зоны гуманитарных катастроф.
Однажды его поймали, отвели к тяжело раненому полевому командиру, приставили автомат к голове и сказали всего одно слово:
— Лечи.
Повезло ему тогда. Полученных то здесь, то там знаний и умений хватило на сложную хирургическую операцию. Несколько суток практически без сна дежурить у постели, чтобы не пропустить возможные осложнения. Боевик выжил, пришел в сознание и приказал не убивать своего целителя, а отпустить с миром. Когда он на заплетающихся ногах вошел в палатку лидера отряда, где по видеосвязи передавали соболезнования его семье, мама с перекосившимся лицом в три этажа обматерила весь персонал за такие шутки и еще долго обижалась на него самого.
Точкой слома стала новость, что выживший командир отдал приказ расстрелять несколько десятков человек. Быть может, если не он, то эти люди остались живы?
— Может ты и прав, — сказал командир, задумчиво пыхнув сигаретой, после того, как выслушал всю историю. — А может быть и нет. Если ты сознательно допустил смерть того человека на операции, то сам становишься убийцей, а через минуту грохнули бы и тебя самого. Но он выжил и ты выжил. Он продолжил убивать, ты продолжаешь помогать людям. И что? Ты спас убийцу. Он спас героя. Считаешь себя лучше него?
Да, считаю, хотел было ответить Владислав. Но не смог. Жизнь казалась совершенно бессмысленной. Самое забавное, что даже после пережитого он не стал пить или курить, чтобы сбросить стресс. Ходили шутки, что он познал дзен. Стиснуть зубы и делать то, что у него хорошо получалось и казалось правильным — он не видел в этом ни дзена, ни геройства. Он просто продолжал жить с пустотой в душе.
Прошлое закончилось, вернулось настоящее.
Ему постоянно казалось, что там, куда он смотрел, что-то есть. Что-то ждет, пока он увидит. Каждый раз он сбивался на этом ощущении и однажды он мог поклясться, что слышал отдаленный шепот смеха.
«Не страшно. Я подожду».
И он продолжал смотреть, вглядываясь в пустоту, надеясь, что он еще не двинулся рассудком.
— Надо же! Еще не сдох! У меня для тебя хорошие новости! Помнишь полицейского и девушку? Они поженились, жили счастливо, но недолго, и умерли в один день. Представляешь, ехали в машине, не справились с управлением и совершенно случайно врезались в мой грузовик! А у меня как раз заявка на драматическую историю двух влюбленных, вставших на разные стороны баррикад! А запись шоу, где люди предают собственного спасителя за кучку бумаги, расходится как горячие пирожки! Любят же боги подобное дерьмо. Я уверен, тебе до смерти любопытно, что стало с третьим участником? Да что с ним будет, после смерти лучшего друга и женщины, которую он втайне любил! Подождем пару десятков лет, и будет идеальная кандидатура на роль злого властелина.
«Мне… все равно».
— Ах, ему все равно. Какая стойкость. Давай я вслух порассуждаю о людях-предателях. Мухаммед аль Саитур. Что? Не помнишь такого имени? А ведь именно так звали того полевого командира, которому ты спас жизнь. Удивительно, но он стал важной фигурой в армии повстанцев и выступил за мирный договор с правительством. Миллионы жизней были бы спасены. Увы, несчастный случай и новая эскалация конфликта. Не понимаешь, да? Ладно, открою тебе маленькую, но очень важную тайну, почему Перевозчики так любят эту планету. Галактика Млечный Путь, одна из немногих мест во Вселенной, где победили Стимулятора, окончательно и бесповоротно. Кого? Да неважно. Важно то, что у вашей планеты есть Хранитель, очень д… кхм… могущественный. Можно спокойно работать, не опасаясь, что припрется хрень и устроит апокалипсис. И люди. Какие вкусные восхитительные души. Способные мечтать и творить, с возможностью стать кем угодно. Готовый продукт для призыва кем угодно. А есть такие как ты, русский. Носящие метку. Герои. Спасители. Благодаря вам мир становится лучше. Но ты не волнуйся. Я позабочусь, чтобы каждый человек, которого ты спас, поменял плюс на огромный минус. После того, как на планете Земля исчезнут все следы твоего влияния, я лично выжгу Метку Спасителя из твоей никчемной душонки. Ты будешь проклят навеки, без права на перерождение. Вот так вот. А мне пора. Столько дел, столько людей надо убить. Не скучай.
И его бросили. На какое-то время его поглотили разнообразные чувства. Глубокая, всепоглощающая ненависть и ярость. Он ненавидел этого гнусного подлого божка и мечтал о мщении. Он представлял, как яростно сорвет оковы, вгонит этот крест старику в зад и провернет. Печаль и тоска по семье и близким. Ни в чем не повинные люди умрут из-за него. Но другие виноваты и еще как. Это они мучили и терзали его. И это был их собственный выбор. И он ничего не может сделать. Ни ненависть, ни злость никак не помогли ему, и постепенно кипящее пламя ярости затухло, обратившись в холодный черный уголек. Это все, что ему осталось. Он не чувствовал ни голода, ни жажды, лишь холод подземного помещения теми частями тела, которые каким-то чудом еще не потеряли чувствительности, но постепенно время чудес прошло. Была еще боль. Тупая ноющая боль от незаживающих ранений, но она давно стала фоном, который он научился игнорировать. Еще была тьма. Но темнота была не совсем правильным словом. Он лишился зрения и теперь не видел ничего, лишь отсутствие света. Пустоту.
Ощущение смешка.
«Верно».
На этот раз ему точно не послышалось, и он весь встрепенулся в смутной надежде. Надежда оказалась тщетной и вскоре умерла, снова оставив его наедине с самим собой. Он пробовал снова разжечь пламя ненависти, но мог лишь продолжать вглядываться в холодную безразличную тьму.
«Ты близок…»
На этот раз он не отвлекся, продолжая вглядываться.
«Верно… но я подожду».
Он не понял, кого или чего собирается ждать посторонний голос, которое очевидно придумало собственное сознание, чтобы не сойти с ума.