— Серьезно? — удивилась Виола. — Вот этот вот огонь поисковой руны. Он зажигает его на такие расстояния?

— Да, — кивнул истигатор. — Даже в горах Кибашама я пару раз вспыхивал, словно синий факел…

— У Рея были непростые дни в столице, если ты об этом, — заметила Виола.

Осиор тяжело посмотрел на волшебницу и озвучил вопрос, который его давно терзал:

— Почему ты вообще позволила ему увязнуть во всех этих дворцовых делах? Я просил сделать так, чтобы к моему возвращению он уже учился на мага плаща, а судя по рассказам Витати, он даже на пояс не попробовался… Почему ты не…

— Хватит меня обвинять, Осиор, — холодно перебила его Виола, усаживаясь обратно за стол. — Кроме твоего мальца у меня и так хватало проблем. Гибель трети Трибунала — тебя мы тоже считали погибшим, не смотри на меня так! — исчезновение Аурантиса, трусость Рубрума и прочих архимагов. И крайне странные дела в самом Шамограде. Я постоянно ходила по лезвию ножа, опасаясь сделать лишний шаг в сторону, чтобы меня не похоронило под очередной интригой или заговором.

— А Неро?

— А что Неро? — удивилась Виола. — У Неро, как и всегда, хватало своих дел. Ты бы лучше думал о наших проблемах.

— Которых именно? Расставим их в хронологическом или алфавитом порядке? — съязвил Осиор.

— Предлагаю классификацию по степени странности, — ответила Виола. — Например, почему балансировка моих печатей изменилась.

— Ты про фиолетовые руны? — встрепенулся Осиор, едва не вскочив на ноги.

— Охранные, поисковые, руны призыва. Чем ближе к концу ряда, тем страннее ведут себя печати. Только белые более-менее стабильный, — ответила Виола. — Когда ты вообще в последний раз колдовал?

Осиор пожал плечами и все же встал со своего места, пройдясь по кабинету.

— Как-то не доводилось в последнее время, знаешь. Да и высшие печати чаще всего требуют…

— Поисковую руну, я знаю, — закончила за истигатора Виола. — Но я уверена, что все эти проблемы связаны вот с этим. — Женщина положила ладонь на дневник. — А еще, думаю, тут важно понять, что случилось с Реем.

— Важно привести Рея в чувство, — поправил призывательницу Осиор. — Все остальное, на самом деле, вторично.

Виола внимательно посмотрела на мага, который сейчас стоял к ней боком и смотрел в окно. Сперва она хотела спросить, почему это так важно для Осиора, но сдержалась: он не любил подобные вопросы и только еще сильнее от нее закрывался. Так что вместо этого Виола хлопнула ладонью по столу, поднялась со своего места и сказала:

— Все завтра! А сейчас хороший ужин и мягкая постель. Или ты слишком привык спать на камнях за этот год?

Осиор посмотрел на подругу так, будто бы мог хоронить взглядом. Но лукавая улыбка призывательницы все же сумела растопить его ледяную броню.

— Все завтра, — согласился Осиор. — У меня есть пара идей, но мне понадобятся твои печати.

— Я вся твоя, ты же знаешь, — ответила Виола, обвивая тонкими руками шею мага и легко касаясь губами его щеки. — Пойдем, Бальдур там остатки своих волос вырвал уже от волнения, что ты на него гневаешься.

— Есть за что, — ответил Осиор, высвобождаясь из объятий архимага.

— Не будь к нему слишком строг. Он не мог мне отказать, — ответила Виола. — Даже ты не можешь, а что взять с простого лекаря на краю мира?

Осиор тяжело вздохнул и демонстративно закатил глаза, но все же согласно кивнул. Он не будет бросать на Бальдура косых взглядов за то, что лекарь не предупредил его о том, что Виола уже в Акрильсере. Во всяком случае, не в тех количествах, в которых планировал.

Отавия уже вышла на обед и двинула в главное крыло дома, как увидела в приоткрытую дверь одной из комнат фигуру Витати.

Винефик сидела на краю постели, куда уложили Рея, и держала парня за пальцы, а губы келандки шевелились, будто бы она шептала себе под нос, но расслышать слова Отавия не могла. При этом вид дочь Степи имела крайне опечаленный и даже почти какой-то виноватый. Так выглядят люди, которые сильно виноваты, настолько сильно, что простить их в принципе невозможно. Так во время очередных уроков иногда выглядел покойный дед Отавии, старый император, который понимал, что его внучка просто по своему происхождению лишена всяких надежд на счастье и даже тень покоя. Вместо них ее будет преследовать только долг правителя перед своим государством и народом, и от осознания этой ее судьбы глаза старого императора наполнялись горечью и какой-то опустошающей скорбью, которую сейчас Отавия наблюдала и в глазах винефика.

Сначала принцесса захотела войти, но в последний момент остановилась. Зачем? Что она скажет? Что сделает? Рею не помогала ни магия, ни отвары, ни даже ее чтение по вечерам. Он сидел тупым истуканом, изредка шевелил губами или бесцельно поднимал руку, будто бы пытался что-то ухватить. При этом глаза молодого мага были абсолютно пусты и безжизненны, словно разум и сознание давно покинули тело, оставив лишь пустую оболочку, что когда-то была Реем.

Отавия еще раз взглянула на напряженную фигуру винефика, после чего сделала два аккуратных шага назад и демонстративно затопала ногами.

— Витати! Нас ждут за ужином, — сказала Отавия.

Винефик встрепенулась, будто бы ее застукали за каким-то непотребством, вскочила с места и, засуетившись, выскочила из комнаты, впрочем, почти сразу же приняв свой обычный, высокомерно-отстраненный вид. Такое поведение удивило Отавию, но она не подала виду.

В столовой уже было накрыто. Бальдур постарался изо всех сил, принимая высокопоставленных магов с континента. Стол ломился от яств; пара блюд с запеченной дичью, фрукты, тушеные овощи, разнообразные нарезки и соленья были аккуратно разложены по богатой серебряной посуде, которая, очевидно, доставалась только по особым случаям — настолько идеально выглядела.

Принцесса подошла на предложенное хозяином дома место, позволила подвинуть ее стул — манеры Бальдура не укрылись от наследницы империи, хотя лекарь не мог знать, кто оказался под его крышей — Виоле помог устроиться Осиор. Последней за стол села опоздавшая Витати.

— Эх, видела бы моя Лиззи, каких уважаемых людей принимает наш дом, — покачал головой Бальдур.

— Твоя жена была светлой женщиной, — поддакнул Осиор, — жаль, что она покинула тебя так рано.

Бальдур только мелко кивнул, аккуратно смахнул слезу — на лекаря накатило — после чего хлопнул в ладоши, давая рабам команду начать ужин.

Двое вышколенных невольников мигом оказались рядом с хозяйским столом. Один ловко сбил глиняную пробку с кувшина с вином, другой — начал разделку фазана.

Ужин проходил спокойно и по-домашнему. Первый тост Осиор предложил за хозяина и его покойную жену, второй уже сам Бальдур поднял за прекрасных гостий. С тех пор, как он выдал замуж дочерей, в этом доме не бывало так много женщин разом, и сейчас, как сказал сам лекарь, Виола, Отавия и Витати были живым украшением его скромного жилища.

Впрочем, Отавия, которая кое-что смыслила в восточных диковинках, точно знала, что лекарь прибедняется. Бальдур был богат и влиятелен. Эгорамские вазы и блескумские ковры, дорогущий ирубийский шелк, из которых были сделаны салфетки, чистейшее серебро посуды, столешница из черного хелайситского дерева, лучшее гоунское вино. Весь дом лекаря буквально состоял из диковинок и ценностей, и даже камень стен, казалось, был привозной и очень дорогой. Впрочем, привозными точно были мраморные плиты с тонкими розовыми прожилками, которыми был уложен внутренний двор. Такой камень добывался только на одной каменоломне на северо-востоке Агрании, в самых предгорьях Великого Хребта.

— Удивительно, что вы с господином Осиором старые знакомцы, — заметила Отавия, когда досужие разговоры чуть стихли.

— Почему же, милая Отти? — спросил Бальдур.

— Я слышала, что господин Трибунальный Истигатор рьяный противник рабства, — продолжила принцесса, многозначительно посмотрев на молча ковыряющуюся в тарелке Витати, после чего перевела взгляд на рабов, что прислуживали за столом.