Закончим эту главу портретом опального министра, набросанным рукой самого Людовика XVI.
Правда, этот портрет датируется 1777 годом, но, хотя он написан спустя семь лет после той эпохи, о какой мы теперь говорим, его вполне естественно поместить здесь.
«Герцог де Шуазёль был одарен от природы тем, что царедворцы редко получают от нее, а точнее, тем, что легкомысленность их воспитания, испорченность нравов и изнеженность духа редко позволяют им иметь и почти всегда подавляют: я подразумеваю характер.
Смелый, предприимчивый, решительный, он имел в душе запас энергии, сделавший его способным к гордыне; он имел достаточно таланта для того, чтобы прослыть гением, и достаточно возможностей для того, чтобы заставить других предполагать в нем этого таланта еще больше.
Душа его была исполнена силы, он жаждал славы и обладал такой твердостью в решениях, что пренебрегал преградами и преодолевал подводные камни, полагая дело осуществимым, коль скоро оно задумано им.
Герцог де Шуазёль имел жестокий характер; он ни перед чем не останавливался, чтобы добиться успеха в разработанных им планах; но в нем проявлялись и черты человека слабого, когда он пользовался чьей-то помощью, чтобы спрятаться и действовать исподтишка.
Он обладал единственным в своем роде характером, который мне не доводилось наблюдать ни у кого больше, ибо он расточал щедроты государства в пользу одного-единственного иностранного правительства и отдавал предпочтение возможным наградам перед наградами гарантированными, которые уже были в его собственных руках.
В том краю, где страшатся привидений, герцог де Шуазёль создал себе восторженных друзей, людей пылких, сделавших его опасным; он подавлял королевское величие.
Перед тем как возвыситься, он не пренебрегал никакими средствами, чтобы угодить фаворитке покойного короля. Достигнув той высоты, на какую ему хотелось подняться, он не сделал в сторону другой фаворитки ни одного шага, чтобы остаться у власти. В характере этого человека имелась некая неуступчивость и непреклонность, что делало его пригодным лишь для определенной деятельности.
И потому памятником его пагубного управления осталась лишь скала в Средиземном море, обагренная кровью во время двух смертоубийственных кампаний и в конце концов, ценой невероятных издержек, захваченная, чтобы ничего не принести нам и повлечь постоянные расходы.
Осуществленное им уничтожение ордена иезуитов произвело лишь пустоту, которую, к великому ущербу для воспитания молодежи и для словесности, еще не смогла заполнить никакая другая корпорация.
Его смычка с парламентами разрушила многие узы, связывавшие подданных с их повелителем. Пришлось распустить эти судебные органы, а затем восстанавливать их. Надо будет еще очень долго и с большой осторожностью зондировать эту рану.
Его союз с Австрийским домом хорош тем, что он устранил бич войны с этой державой и тем самым позволил нам преследовать сегодня англичан, не опасаясь диверсий в тылу; однако союз этот противоречит нашим интересам своей великой новизной и тем, что он позволяет императорам совершать в Европе все то зло, какое им выгодно причинять нашим старинным дружеским связям на Севере.
Замужество королевы целиком является делом его рук; он вел переговоры об этом браке и заключил его с намерением укрепить союз с Австрийским домом; однако необходимо проследить, не усилило ли влияние данного союза отдельные неприятные стороны, которые мы обнаруживаем в этом договоре.
Семилетняя война, которую, к стыду Франции, герцог де Шуазёль вел на суше и на море, явилась еще одним бедствием. Чтобы исправить зло и изгладить бесчестие, которые она принесла Франции, стала необходимой вторая война.
Герцог де Шуазёль поддерживал и защищал философию. Мотивы такого поведения непостижимы, равно как и мотивы других крупных действий его министерства; итогом этого явилось возникновение во Франции партии, с которой стало необходимо вести иногда переговоры или пускать в ход осторожность. Он привил философию кое-кому из французского духовенства, что служит совершенно новым явлением в политике.
Герцога де Шуазёля упрекают и в действиях другого рода, причем упрекают в них достаточно открыто. Когда одно или несколько неслыханных преступлений остаются сомнительными в глазах большинства людей, сама природа этих злодеяний запрещает говорить о них и приходится ограничиваться тайными стенаниями по поводу испорченности эпохи и общества.
Франция сопротивлялась государственному перевороту, устроенному г-ном де Шуазёлем, и пагубным деяниям, порой диктовавшимся ему, в вопросах политики, чужими влияниями или иностранной державой, с которой нам приходится жить в мире, но за которой мы должны беспрестанно вести наблюдение.
Если бы г-н де Шуазёль был министром сегодня и задумывал пагубные операции того рода, какие нам довелось увидеть, разве Франция смогла бы еще сопротивляться? Чтобы мирно пользоваться нашими территориальными богатствами, мы нуждаемся лишь в отдыхе и покое и в мудром управлении правительством. Суетный, тщеславный и честолюбивый министр, вмешивающийся в дела умозрительной политики, всегда будет приносить несчастье Франции, а г-н де Шуазёль, с начала своего министерства и вплоть до своего изгнания, без конца занимался разрушением того, что установили мудрость, опыт и принципы прошлых веков, и устанавливал то, что принципы, опыт и мудрость держали на отдалении или ограничивали.
Правительство постоянно трудилось над тем, чтобы держать парламенты в подчинении, а г-н де Шуазёль беспрестанно настраивал парламенты против властей.
Правительство уже много веков служило в Европе защитником второстепенных государств, а г-н де Шуазёль заключил союз с Австрией, вторгшейся в эти государства, дружба и поддержка которых была нам так необходима.
Правительство во все времена оказывало покровительство тому достославному ордену, который воспитывал юношество в покорности и давал ему знания в области искусства, наук и блистательной литературы, а г-н де Шуазёль позволил преследовать этот достославный орден парламентам, его врагам, и оставил юношество под влиянием идей философии или опасных взглядов парламентов.
Правительство делало все возможное, чтобы поддерживать на севере континента прусскую монархию, чтобы уравновешивать с помощью этого нового государства превосходство естественных врагов Франции, а г-н де Шуазёль расточал нашу казну и нашу живую силу для того, чтобы уничтожить эту монархию, принеся тем самым пользу нашему естественному врагу.
Правительство никогда не позволяло сочинителям прививать народу идеи, противные счастливой и мирной форме монархии, такой, какая она существует во Франции, а г-н де Шуазёль открыто настраивал теперешних философов, янсенистов и парламенты против нынешнего устройства государства, против Церкви, против королевской власти.
Таким образом, г-н де Шуазёль постоянно трудился, во всех ведомствах, которые были доверены ему, над тем, чтобы разрушить то, что он застал установленным самым разумным образом, и никогда не сумел ничего создать, кроме:
открытого бунта философов и парламентов — и теперь приходится усмирять это опасное возмущение;
открытой борьбы нашего естественного врага против нашего старого друга короля Прусского и других второразрядных государств — и теперь приходится искать примирения с королем Прусским.
Морское превосходство англичан явилось следствием гибельной войны, которую г-н де Шуазёль вел против них. И теперь, проявляя присущее нам достоинство, мы вынуждены восстанавливать нашу морскую торговлю, которая находилась в состоянии процветания в царствование Людовика XIV и упадок которой начался в период бедственной для нас Семилетней войны.
Таким образом, г-н де Шуазёль был для Франции всего лишь иностранцем, и душа его всегда находилась за пределами того ведомства, которым он руководил; отсюда следует ответ на вопрос, а мог бы г-н де Шуазёль, без ущерба для Франции, вернуться на министерскую должность. Поощряемое им расточение средств привело к расстройству финансов. В годы его управления наш военно-морской флот был разрушен. Наши войска беспрестанно терпели поражение на континенте. На дела Франции оказывала влияние наша старая соперница. Стало быть, г-н де Шуазёль был бичом для Франции и различных органов ее управления».
