Все было сделано согласно приказу, но, несмотря на эту предосторожность, на другой день пронесся слух, заставивший Людовика XV сказать:
— Право слово, если бы моя сноха не была столь честной женщиной, я бы сказал, что этот бедолага не мой внук!
Не забудем упомянуть здесь о серьезном споре, вспыхнувшем во время придворного бала. В тот самый вечер, когда состоялась эта свадьба, которой предстояло закончиться столь странным образом, принцы Лотарингского дома и даже их родственники по боковой линии, такие, как принц де Ламбеск, возымели притязание занимать в танце место непосредственно после принцев крови и впереди пэров Франции. Король, желая дать доказательство своего уважительного отношения к Марии Терезии, просившей о такой чести для этих принцев и принцесс, своих свойственников, согласился на подобное нарушение прав пэрства. Вследствие чего последовал протест со стороны герцогов и пэров, которых возглавил г-н де Брольи, епископ-граф Нуайонский.
В ответ король направил им следующее письмо:
«Посол императора и императрицы-королевы на аудиенции, которую он имел у меня, обратился ко мне с просьбой от имени своего государя — а я обязан верить всему, что он говорит, — удостоить принцессу Лотарингскую особым вниманием по случаю бракосочетания моего внука с эрцгерцогиней Марией Антуанеттой Австрийской.
Поскольку танцы на бале составляют единственное дело, неспособное повлечь за собой неприятные последствия, ибо выбор танцующих зависит исключительно от моей воли, без различия должностей, званий и чинов, исключая принцев и принцесс моей крови, которые не могут быть ни поставлены в сравнение, ни помещены в один ряд с любым другим французом, и поскольку, помимо прочего, у меня нет желания вводить какие бы то ни было новшества в то, что принято при моем дворе, я рассчитываю, что вельможи и дворянство моего королевства, в силу верности, покорности, привязанности и даже дружбы, которую они всегда свидетельствовали мне и моим предшественникам, не дадут повода ни к чему такому, что могло бы быть неприятно мне, особенно в этих обстоятельствах, когда я желаю засвидетельствовать императрице мою признательность за подарок, который она сделала мне и который, надеюсь, будет отрадой остатка моих дней.
ЛЮДОВИК».
Несмотря на этот призыв, весьма напоминавший просьбу, большинство герцогов и пэров проявили упорство и не явились на бал.
XXIV
Мария Антуанетта объявляет себя соперницей г-жи дю Барри. — Скачки на ослах. — Остроумный ответ дофины. — Парикмахер Леонар. — Причудливые прически. — Бракосочетание герцога Орлеанского с г-жой де Монтессон. — Герцог д’Эгийон. — Он разбивает англичан в сражении при Сен-Ка. — Реплика г-на де Ла Шалоте. — Его заключают в тюрьму. — Интриги. — Влияние графини дю Барри. — Торжественное заседание Парламента. — Господин де Мопу-сын. — Прозвище, которое дает ему маршал де Бриссак. — Заговор против г-на де Шуазёля. — Портрет короля Карла I. — Кушанья г-жи дю Барри. — Король Шуазёль. — Фаворитка и апельсины. — Письмо г-жи де Грамон. — Ссылка г-на де Шуазёля и г-на Пролена. — Знаки сочувствия, которые получает г-н де Шуазёль. — Аббат Герре. — Его ответ королю. — Портрет Шуазёля, написанный Людовиком XVI.
В продолжение некоторого времени все взоры во Франции были обращены на ее высочество дофину и все интересовались лишь тем, что она говорила и что делала.
О Марии Антуанетте было нетрудно судить, и вскоре все уже знали, какого быть о ней мнения.
Поскольку с первых дней своей семейной жизни, а точнее, с первых ее ночей Людовик XVI явно ощущал лежавшую на нем тяжелую вину и ему хотелось заставить свою молодую жену забыть о ней, он предоставил полную свободу прихотям Марии Антуанетты и ее мимолетным желаниям.
Мария Антуанетта воспитывалась в Шёнбрунне со всей обычной у немцев вольностью, и потому труднее всего ей было подчиниться правилам этикета французского двора. Герцогиня де Ноайль, которой было поручено напоминать юной принцессе об исполнении этих правил, когда та от них отступала, получила от дофины прозвище госпожа Этикет, и это прозвище закрепилось за ней.
Впрочем, Мария Антуанетта понимала, что, дабы иметь возможность поступать по-своему и вести себя на свой лад, надо прежде всего добиться того, чтобы ее полюбил старый король. Преуспеть в этом ей было нетрудно: принцесса подошла к Людовику XIV с его уязвимой стороны и милостиво повела себя с его любовницей.
— Какую должность занимает при дворе госпожа дю Барри? — спросила однажды Мария Антуанетта г-жу де Ноайль.
— Ну, — с некоторым замешательством ответила г-жа де Ноайль, — на ней лежит обязанность нравиться королю и развлекать его.
— В таком случае, — заявила дофина, — предупредите госпожу дю Барри, что в моем лице она имеет соперницу.
И действительно, Мария Антуанетта нравилась королю и развлекала его. Красивая, живая, одухотворенная, игривая, остроумная, решительная, она, едва появившись при дворе, наполнила его благоуханием юности и вольности, веселившим старого короля. Она стала для Людовика XV тем же, чем была для Людовика XIV герцогиня Бургундская. И потому дедушка боготворил свою внучку, которая, нисколько не соблюдая этикет, приходила к старику по утрам и вечерам в домашнем платье и подставляла ему для поцелуя лоб; и потому король многое спускал ей, в том числе и многочисленные шалости.
Театром этих сумасбродных увеселений становились чаще всего сады Трианона. Юные принцы и юные принцессы устраивали там скачки на ослах, наподобие скачек на лошадях, моду на которые незадолго до этого привез из Лондона в Париж англоман герцог Шартрский.
Однажды во время таких скачек Мария Антуанетта свалилась со своего осла. Ей хотели помочь подняться.
— Нет, нет, — сказала она, — поскорее найдите госпожу Этикет, и она скажет вам, по какому установленному церемониалу следует поднимать дофину, упавшую с осла.
Острота была тем более пикантной, что дофина свалилась на землю самым нескромным образом; но, поскольку она была достаточно хороша собой, а главное, прекрасно сложена, это происшествие не особенно огорчило ее. И потому, когда граф д’Артуа в отсутствие своего брата сделал ей комплимент, на который ни за что не решился бы дофин, она промолвила в ответ:
— Ну конечно! Когда ездишь верхом на осле, надо быть готовым к тому, что с него можно упасть.
Мария Антуанетта была кокеткой, любила наряжаться, и туалет занимал значительное место в распорядке ее дня. У нее были превосходные волосы, и она довела до крайних пределов искусство делать прически.
Первый мастер, которому она доверила укладывать ей волосы, был некто Ларсенёр; до этого времени женщин причесывали женщины. Мария Антуанетта способствовала тому, что парикмахеры вошли в моду.
Немалой известности добился на этом поприще Леонар; дело в том, что Леонар обладал подлинным дарованием. По правде сказать, требовалось большое воображение, чтобы помогать кокетству Марии Антуанетты. Именно ему обязаны теми причудливыми прическами, которые в продолжение пяти или шести лет изумляли Париж, прическами дерзкими и рискованными: это были прически в виде ежа, сада, горы, леса, цветочной клумбы, и каждая из них изображала в натуральном виде тот предмет, чье имя она носила.
После морского боя, который дал англичанам г-н де Ла Клошеттери, появились прически по образцу его фрегата «Красотка». Женщины носили у себя на голове целый фрегат!
Согласимся, что это вполне заслуживало звания академика причесок, которое присвоил себе Леонар.
Правда, мадемуазель Бертен именовала себя министром мод.
В 1817 или 1818 году мне показывали Леонара, который был еще жив в то время. Он занимал пост главного инспектора похоронных контор, причем эту должность ему предоставили в тот момент, когда он добивался привилегии на открытие театра комической оперы.
Между тем королевский двор несколько отвлекло от того пристального внимания, какое он уделял дофине, бракосочетание герцога Орлеанского с г-жой де Монтессон, очаровательной женщиной, с которой, как поговаривал кое-кто, он уже давно жил как супруг, хотя другие, напротив, утверждали, что ему так и не удалось ничего от нее добиться. Желание обрести опору в окружении короля подтолкнуло герцога Орлеанского к г-же дю Барри, ибо он рассчитывал, что она поможет ему добиться от Людовика XV позволения заключить этот неравный брак. Так что он поведал о своем замысле фаворитке, которая присущим ей тоном ответила ему: