Дофина покровительствовала герцогу д’Эгийону и несколько раз настойчиво говорила о нем королю. Она предлагала составить совершенно новое министерство, в состав которого вошли бы герцог д’Эгийон, г-н де Мюи, епископ Верденский и президент де Николаи.

Если верить все той же хронике, обычная чашка шоколада разрушила весь этот прекрасный план. Принцесса выпила эту чашку шоколада 1 февраля 1767 года и в тот же день заявила королю, что ее отравили. Принцесса Аделаида дала ей три дозы того прославленного противоядия, о котором мы уже говорили и которое г-жа ди Верруа привезла из Савойи, покинув тамошний двор; но все было тщетно! Дофина умерла в пятницу 13 февраля, в возрасте тридцати пяти лет.

То, что дофина говорила перед смертью, страшным эхом отозвалось в Версале. Как только она закрыла глаза, епископ Верденский, г-н де Мюи, герцогиня де Комон, маршал де Ришелье и г-н де Ла Вогийон поверили в отравление. Обвинение было настолько явное, что вскрытие тела августейшей покойницы было сделано в присутствии четырнадцати врачей, заявивших, однако, что они не нашли никаких следов отравления.

Все эти смерти, случившиеся одна за другой, все эти обвинения, сопровождавшие их, увеличили печаль короля и, казалось, какое-то время имели на него столь сильное влияние, что заставили его переменить образ жизни. С беспокойством было замечено, что он сблизился со своей супругой, скромной и благочестивой принцессой, которая жила как святая среди царедворцев, куртизанок и отравителей.

Королева и сама была погружена в страшную печаль: незадолго до этого она вследствие несчастного случая потеряла своего отца, короля Станислава Лещинского. В середине февраля старик заснул в кресле перед горящим камином, пламя охватило его платье, и он получил сильные ожоги.

Двадцать третьего февраля 1766 года он умер в возрасте восьмидесяти восьми лет, и с его смертью Лотарингия была снова присоединена к Франции.

Дочь пережила его лишь на два года. После продолжительной и тяжелой болезни она умерла, в свой черед, 24 июня 1768 года.

Несчастная принцесса, которая с двадцати пяти лет была только тенью королевы, которая видела, как любовницы ее супруга занимали ее место на ложе и на престоле и которая, в свой черед, исчезла как тень!

Ужас, охвативший Версаль после смерти Великого дофина, герцога Бургундского, герцогини Бургундской, герцога Беррийского и герцога Бретонского, спустя полвека снова распространился в том же самом месте и в той же самой семье.

И в самом деле, в течение короткого времени смерть нанесла жестокие удары по королевскому двору Франции.

Переберем в памяти эти жертвы: инфанта, герцогиня Пармская; герцогиня Орлеанская; принцесса де Конде; дофин Франции; его старший сын, герцог Бургундский; дофина; графиня Тулузская; король Станислав Лещинский и, наконец, королева, супруга Людовика XV.

При виде всех этих мертвых тел ужас объял принцессу Луизу. Она бежала из Версаля, удалилась в монастырь кармелиток и полностью посвятила себя Богу.

На обвинения в отравлениях не скупились; вся Франция роптала в один голос: кардинал де Люин, Николаи, граф де Мюи, герцог д’Эгийон, маршал де Ришелье, архиепископ Парижский; все вельможи, все прелаты, составлявшие партию дофина, а их было немало; все, кто ожидал, что после деспотического и развращенного царствования, при котором люди жили в течение пятидесяти лет, начнется царствование благопристойное и отеческое; короче, голоса всех заинтересованных в продолжении жизни тех особ, которые только что умерли, во всеуслышание заявляли, что все эти смерти не были естественными, и обвиняли в них г-на де Шуазёля.

Более того, назвав того, в чьей голове созрел этот гибельный замысел, указали и на цареубийственную руку, исполнившую его. Льёто, врача королевских внуков, обвинили в том, что он приготовил отравленные лекарства. Вместо всякого ответа он удовольствовался тем, что в начало своего труда «Практическая медицина» поместил гравюру, посвященную болезни Александра Македонского.

На этой гравюре победитель царя Пора изображен между своим врачом и доносчиками: вместо того чтобы поверить обвинению в отравлении, он опустошает кубок, который, как ему сказали, был отравлен.

Впрочем, независимо от того, справедливым было это обвинение или нет, оно произвело страшный шум. Это обвинение породило ненависть королевских дочерей и герцога Беррийского к герцогу де Шуазёлю.

Людовик XVI, слабодушный и незлопамятный, всегда проявлял упорство лишь в этом вопросе, и дрожь, которую он невольно испытывал при виде г-на де Шуазёля, свидетельствовала о том, что он видел в нем отравителя своего отца, даже не давая себе труда скрывать это.

Старый король, делавшийся все более развращенным и при этом все более набожным по мере того, как он старел, казалось, на какое-то время повернулся лицом к одному лишь Богу. Завещание Людовика XV датировано днем смерти его сына. Видя, что сын отправился на Небеса, он подумал, что ему не следует терять времени и что он сам со дня на день может быть призван совершить такое же путешествие.

С этого времени двор раскололся, причем еще глубже, на две партии. Во главе одной находился герцог д’Эгийон, во всеуслышание обвинявший г-на де Шуазёля в измене и отравлении.

Герцог д’Эгийон имел на своей стороне дофина, вельмож, которых мы только что назвали, архиепископа Парижского, французское духовенство и иезуитов.

На стороне герцога де Шуазёля, главы другой партии, были императрица Мария Терезия, парламенты, янсенисты, поэты, экономисты и философы.

Позднее мы увидим, какая песчинка, брошенная на весы, склонила их в пользу герцога д’Эгийона.

XXII

Эшафот. — Людовик XV. — Высказывание г-жи де Помпадур. — Граф де Лалли-Толлендаль. — Его происхождение. — Начало его военной карьеры. — Он становится полковником. — Он с отличием сражается при Фонтенуа. — Его назначают губернатором наших владений в Индии. — Его первые шаги. — Его успехи. — Он захватывает Куддалор и форт Сент-Дэвид. — Его наступление. — Он захватывает Мадрас. — Разграбление города. — Предательство наемников. — Возвращение Лалли. — Пондишери. — Бедственное положение крепости. — Поражение французского флота. — Бунт войска. — Захват Пондишери. — Лалли взят в плен и привезен в Лондон. — Версальские враги Лалли. — Лалли под честное слово возвращается во Францию. — Лалли сажают в Бастилию по его просьбе. — Прошение правительства и высшего совета Пондишери. — Лалли не дают возможность предстать перед военным трибуналом. — Дело передается палатам Парламента. — Секретарь г-на де Лалли. — Начало судебного процесса. — Поведение обвиняемого. — Его вера в милосердие короля. — Бритва. — Плац-майор Бастилии. — Лалли лишают его орденов. — Лалли приговорен к смерти. — Советник Паскье. — Паскье-Кляп. — Гревская площадь. — Палач Сансон. — Воспоминание из юности Лалли. — Казнь. — Сын графа де Лалли. — Госпожа де Ла Эз и мадемуазель Диллон. — Слова Людовика XV, обращенные к г-ну де Шуазёлю.

Мы прошли мимо события, наделавшего много шуму в Париже, — смерти, которая произвела во Франции впечатление не меньшее, чем самая громкая из упомянутых нами смертей достославных особ.

Вот уже много лет бездействовал эшафот, эта опустевшая театральная сцена, на которой дворянство не играло больше свою последнюю роль.

Последними, кто по политическим мотивам был приговорен к смерти на эшафоте, были несчастные молодые люди из Бретани, о казни которых мы рассказывали выше: Монлуи, Понкалек, Талуэ и Куэдик.

Министерство кардинала де Флёри было вполне миролюбивым. К тому же Людовик XV не отличался жестокостью; он был всего лишь вспыльчив. Во время парламентских распрей у него не раз были поползновения пролить кровь. Госпожа де Помпадур говорила:

— Я учусь умерять гнев короля, ибо, начни он проливать кровь, весь королевский двор, мне это известно доподлинно, был бы затоплен ею.

Тот, для кого предстояло восстановить этот эшафот, предназначавшийся для знати и бездействовавший тридцать семь лет, был граф Тома Артур де Лалли-Толлендаль, человек со знатным, громким именем, звучавшим при дворе Стюартов с равной самоотверженностью, независимо от того, были Стюарты королями или пленниками, жили они в Виндзоре или в Сен-Жермене.