Тем временем он окружает саксонскую армию, берет ее в плен, отнимает у нее боевое снаряжение, продовольственные склады и оружие, чтобы они не попали в руки неприятеля, который мог бы использовать их против него. Он возвратит их по окончании кампании, если, как он надеется, союзники будут вести себя с ним любезно.
Пока же он занимает Лейпциг и Дрезден. Возможно, дела пойдут так, что ему удастся удержать их за собой.
Пруссия, эта огромная змея, которая хвостом упирается в Тьонвиль, а головой в Мемель, всегда жаждала проглотить Саксонию.
У нас первой ввязалась в войну песенка, выступив на стороне курфюрста Саксонского. Песенка у нас всегда наготове: она дремлет на своем луке и колчане со стрелами, но, пробудившись, стреляет без промедления.
Незадолго до этого в Балансе казнили Мандрена. В нарушение международного права солдаты полка фландрских волонтеров, переодетые крестьянами, захватили его в Сен-Жени-д’Аосте, то есть в савойском городке.
Действовали они по приказу Людовика XV, который и не мог подозревать, что однажды солдаты Наполеона тоже незаконно проникнут на чужую территорию, чтобы захватить принца из рода Бурбонов, как если бы они вторглись туда для того, чтобы захватить разбойника.
Песенка берет себе оружие там, где может, выбирает сравнение там, где его находит. То, что сделал Фридрих, не было поступком короля, это было разбойное нападение; и потому он даже не подосадовал на то, что его сравнили с разбойником: каждому по делам его.
Для подданных своих
Принять законов свод,
А самому в делах чужих
Иной употреблять подход —
Так лишь Мандрен Себя ведет,
Так лишь Мандрен Народу лжет.
Нанять толпу солдат,
Водить их на грабеж,
А коли платы захотят,
Добычу дать в дележ —
Так лишь Мандрен Себя ведет,
Так лишь Мандрен Народу лжет.
Принять елейный тон
И тем, кого обворовал,
Внушать, что сам ты их патрон, —
Прием, достойный всех похвал!
Так лишь Мандрен Себя ведет,
Так лишь Мандрен Народу лжет.
Забыть о всех правах людей,
На все законы наплевать
И пленников-князей
В заложниках держать —
Так лишь Мандрен
Себя ведет,
Так лишь Мандрен
Народу лжет.
Презренье общее снискать
Особой подлостью своей,
На англичан похожим стать,
Мерзейших из людей, —
Так лишь Мандрен
Себя ведет,
Так лишь Мандрен
Народу лжет.
Франция уже не имела возможности отступить: ее договоренности с Саксонией и Империей были вполне определенными. Была набрана армия численностью в сто тысяч человек; чтобы сохранить нейтралитет Соединенных Провинций, их известили о том, что границы Голландии ни в коем случае нарушены не будут; армию разделили на три корпуса: командование одной отдали Шарлю де Рогану, принцу де Субизу; командование второй — Виктору Франсуа де Брольи, сыну старого маршала; и, наконец, командование третьей — Иву Франсуа Демаре, графу де Майбуа.
Это были совсем не те люди, какие требовались для того, чтобы бороться с человеком такого масштаба, как король Фридрих; но маршал Саксонский уже умер, маршал фон Лёвендаль тоже умер, г-н де Бель-Иль был стар и к тому же состоял в дружбе с Фридрихом Великим, а герцог де Ришелье, только что взявший Маон, захватил его так, как он захватывал все, то есть напав на него врасплох; он обладал храбростью, позволявшей совершить блистательную атаку, а не хладнокровным умом, способным наметить план кампании. Это был командир мушкетерского полка, а не главнокомандующий армией. Однако приходилось довольствоваться тем, что имелось.
Со своей стороны австрийская армия, с которой мы намеревались согласовывать наши передвижения, и русская армия, которая, вступая в кампанию, должна была принимать во внимание наши действия, тоже не имели полководцев, наделенных выдающимися способностями и достойных того, чтобы можно было не рассуждая уступить им руководство кампанией. Принца Евгения уже не было в живых, а Пикколомини сменил фельдмаршал Даун, выслужившийся в офицеры из рядовых. Таким образом немецкая военная школа пришла на смену савойской школе.
Впрочем, эта армия была посредственной, хотя она и приобрела громкую славу в войне против турок, и перворазрядными войсками в ней считались лишь венгерские гренадеры, богемская пехота, кроаты, гусары и пандуры, то есть все те, что не были австрийскими.
Русская армия численностью в восемьдесят тысяч человек выступила в поход под командованием фельдмаршала графа Апраксина, который свои первые кампании против турок проделал под началом фельдмаршала Миниха, того самого, кто на наших глазах осаждал Данциг.
Русская армия, созданная Петром I была в ту эпоху тем же, чем она является еще и сегодня, то есть бесстрастной машиной, на которую умелый машинист всегда может рассчитывать, которая движется вперед и отступает назад лишь по приказу своих командиров и которую можно уничтожить, но нельзя победить.
«Русского солдата мало убить, чтобы он упал, — говорил Наполеон, — его нужно еще толкнуть».
Что же касается Саксонии, то она, как мы говорили, имела армию в тридцать пять тысяч человек, но эти тридцать пять тысяч человек, как мы тоже говорили, в самом начале кампании были окружены, рассеяны и обезоружены. Таким образом авангард коалиции исчез, оставив в руках Фридриха все течение Эльбы, где он мог действовать по своему желанию, и превосходнейшие стратегические позиции — Пирну, Дрезден и Лейпциг.
Швеция, со своей стороны, обнародовала манифест, в котором было объявлено, что в качестве гаранта Вестфальского договора она не может воздержаться от ввода своих войск во владения короля Пруссии и в округ герцогства Померания, дабы отомстить за нарушение государственного устройства Империи и принудить этого государя дать требуемое удовлетворение.
В итоге, благодаря посланным ему субсидиям в два миллиона, шведский король привел в готовность тридцатитысячное войско, которому предстояло действовать в Померании; это было превосходное старое войско, еще сохранившее традиции Густава Адольфа и Карла XII.
Таким образом, Фридрих увидел, что против него и его восьмидесятитысячного войска идут сто восемьдесят тысяч французов, разделенных на три армии: Ганноверскую, наступавшую прямо на английские континентальные владения; Вестфальскую, угрожавшую Пруссии с фланга, и Силезскую, которой предстояло действовать совместно с австрийцами против Силезии и Саксонии; восемьдесят тысяч отборных русских солдат, которые должны были напасть на него с севера и во фланг; сто сорок тысяч австрийцев и тридцать тысяч шведов, то есть всего четыреста тридцать тысяч человек.
Но все кругом были настолько заранее уверены в том, что Фридрих со своим гением и своим войском, так хорошо приученным к принятой в его роду тактике, сможет не только сопротивляться врагам, но и победить их, что Вольтер написал ему в октябре 1757 года следующее письмо, исходившее от довольно плохого француза, что правда, то правда, но вместе с тем от хорошего пророка:
«Государь! Я был принят Вашим Величеством с величайшей благосклонностью; я безраздельно принадлежал Вам, а сердце мое будет принадлежать Вам всегда. Наступившая старость оставила мне весь мой живой интерес к тому, что касается Вас, уменьшив его ко всему остальному… Я мало осведомлен о нынешнем положении дел, но я вижу, что Вам, обладающему доблестью Карла XII и намного превосходящему его умом, придется сражаться с куда большим числом врагом, чем их было у него, когда он вернулся в Штральзунд. Однако нет никакого сомнения в том, что Вы будете пользоваться у потомства большей славой, чем он, поскольку Вы одержали столько побед над врагами, которые были намного закаленнее в войне, чем его враги, и поскольку Вы, в отличие от него, сделали столько добра своим подданным, поощряя искусства, основывая поселения, украшая города. Я оставляю в стороне другие Ваши таланты, столь же высокие, сколь и редкие, которых одних было бы достаточно, чтобы обессмертить Ваше имя. Ваши величайшие враги не могут отнять у Вас ни одного из этих достоинств, и потому слава Ваша недосягаема».
