"Ступай за матерью, если хочешь, чтобы с тобой было мое благословение".

Костанца поцеловала руку умирающего, с плачем бросилась мне на шею, а затем последовала за матерью.

Я положил свою аркебузу, пистолеты и кинжал на стол и преклонил колени у постели старика.

"Тебя привело возмездие Божье, — повторил отец. — Выслушай меня, сын мой, не перебивая, ибо я чувствую, что жить мне осталось всего несколько минут, выслушай меня".

Я сделал знак, что он может говорить.

Тогда он рассказал мне все.

Он говорил, и голос его все оживлялся, кровь приливала к лицу, глаза сверкали гневом, казалось, что он полон сил, жизни и здоровья. Но, когда отец довел рассказ до того мгновения, когда по возвращении домой он повесил аркебузу у камина, думая, что ему придется отказаться от мести, он издал приглушенный крик и откинул голову на подушку.

На этот раз он был мертв.

Я долго не мог в это поверить, долго тряс его руки, долго звал его. Наконец я почувствовал, как его руки холодеют в моих руках, и увидел, что взор его померк.

Я закрыл ему глаза и сложил руки на груди; поцеловав отца в последний раз, я набросил на его лицо простыню, ставшую теперь саваном.

Затем я распахнул дверь, которая вела в глубину дома, и сделал матери и сестре знак подойти.

"Идите, — сказал им я, — идите и помолитесь за вашего усопшего мужа и отца".

Обе женщины бросились к кровати; они рыдали и рвали на себе волосы.

Я же прицепил к поясу пистолеты и кинжал, вскинул аркебузу на плечо и направился к двери.

"Куда ты идешь, брат мой?" — воскликнула Костанца.

"Туда, куда меня ведет Бог", — ответил я.

И прежде чем она успела воспротивиться, я перешагнул через порог и исчез в темноте.

Я отправился прямо в Неаполь.

Мне говорили, что вы не только красивейшая из женщин, но еще и справедливейшая из королев.

Я пришел в Неаполь с намерением просить у вас справедливости.

— Разве вы не совершили суд сами? — спросила Изабелла.

— Удара кинжалом было недостаточно, чтобы отомстить за такое преступление, сударыня, я хотел эшафота. Антоньелло Караччоло обесчестил мою семью, я хочу бесчестья Антоньелло Караччоло.

— Это справедливо, — прошептала регентша.

— Но по дороге я узнал, что за голову Рокко дель Пиц-цо назначена цена, а прибыв в Неаполь, прочел на углу Меркато Нуово афишу, обещавшую четыре тысячи дукатов тому, кто выдаст его живым или мертвым. Чтобы удостовериться в этом, я отправился к министру полиции, предлагая доставить живым того, кого вы ищете повсюду и нигде не можете найти. Но министр не захотел дать мне то, что я у него просил, то есть аудиенцию вашего высочества. Тогда я решил достичь своей цели другим путем: я начал грабить на дороге между Резиной и Торре дель Греко.

— Так это были вы, а не Рокко дель Пиццо?..

— Тогда я стал грабить на дороге в Аверсу…

— Так это снова были вы, а не тот, кого подозревали?..

— Тогда я стал убивать на дороге в Амальфи. Смерть Раймондо — только начало моей мести, ибо я решил прибегнуть к мести, раз мне было отказано в правосудии.

— Хорошо, — сказала регентша. — Богу было угодно, чтобы я нашла вас, значит, все к лучшему.

— Все к лучшему, — отозвался незнакомец.

— Вы по-прежнему обязуетесь доставить Рокко дель Пиццо?

— По-прежнему.

— Вы знаете, где он?

— Знаю.

— Вы ручаетесь, что сможете найти его?

— Ручаюсь.

— И вы доставите мне его живым?

— В обмен на мертвого Караччоло; вы знаете, сударыня, что это мое условие.

— Это дело решенное, будьте покойны. Но пока кто мне поручится за вас?

— Все очень просто: отправьте меня в тюрьму в сопровождении двух часовых; затем пусть меня просто подведут к окну, откуда я мог бы видеть казнь Караччоло. После того как Караччоло будет мертв, я выдам вам Рокко дель Пиццо.

— А если вы этого не сделаете?

— За его голову я отвечаю своей головой. Я уже сказал вам это и повторяю вновь.

— Верно, — сказала регентша, — я забыла.

Она хлопнула в ладоши, появился капитан гвардейцев.

— Отведите этого человека в Викариа.

Капитан передал неизвестного в руки двух гвардейцев и снова вошел к регентше.

— А теперь, — сказала она, — арестуйте графа Антонь-елло Караччоло и отведите его в Кастель делл’Ово.

Капитан отправился во дворец Караччоло, но, подозревая о грозящей ему опасности, граф исчез.

Регентша, узнав эту новость, подтверждавшую виновность ее фаворита, тут же приказала дворянам Капуании, к чьей юрисдикции относились Караччоло, выдать ей виновного, дав им на исполнение этого приказа всего три дня.

Назначенный срок прошел, и, поскольку к концу третьего дня граф не появился, Неаполь, пробудившись на следующее утро, увидел, как пятьдесят рабочих взялись за разрушение дворца Антоньелло Караччоло, находившегося напротив кафедрального собора.

Когда дворец был полностью снесен, привезли плуг, на месте, где возвышался дворец, проделали борозды и засыпали их солью.

Затем начали сносить дворец, находившийся справа от дворца графа: он принадлежал князю Караччоло, отцу Антоньелло.

Потом принялись за дворец, находившийся слева: это было владение герцога Караччоло, старшего брата Антоньелло.

Когда дворец был разрушен, место, где он стоял, разровняли так же, как и два предыдущих.

Регентша приказала, чтобы так поступали и с дворцами всех остальных Караччоло до тех пор, пока они не выдадут виновного.

После этого указа, в следующую же ночь, Антоньелло Караччоло сам отдался в руки властям.

Когда утром его отец и два брата явились во дворец, регентша велела сказать, что она не принимает.

На следующий день заключенный написал герцогине, что он просит оказать ему милость — принять его, но герцогиня приказала ответить, что она не может выполнить эту просьбу.

В течение недели граф и его родные неоднократно возобновляли свои попытки встретиться с ней, так и не добившись желаемого результата.

Утром девятого дня обитатели Меркато Нуово с удивлением, смешанным с ужасом, увидели на площади эшафот, которого еще накануне не было. Страшное сооружение выросло так незаметно, что никто не увидел и не услышал, как это случилось.

На одном краю эшафота возвышался алтарь, на другом — плаха. Между плахой и алтарем стояли с одной стороны — священник, с другой — палач.

Никто не знал, для кого они нужны — эшафот, палач, священник, плаха и алтарь.

Вскоре со стороны набережной, идущей от Мола к Меркато Нуово, появился человек в сопровождении двух стражников. Вначале решили, что он и будет героем разыгрывающейся драмы, но его ввели в один из домов, расположенных на площади. Минуту спустя он, все так же в сопровождении стражников, появился в окне этого дома, находившегося прямо напротив эшафота. Неизвестного приняли за важную персону ошибочно, и, по всей вероятности, он должен был стать лишь простым зрителем готовящегося события.

Через мгновение с набережной, ведущей от моста Магдалины к Меркато Нуово, и из улицы Вздохов послышались крики. К площади двигались два кортежа — тот, что шел с улицы, сопровождал красивого молодого человека, тот, что шел с набережной, — девушку-красавицу.

Тот молодой человек был Антоньелло Караччоло.

Та девушка была Костанца.

Они появились на площади одновременно, в одну и ту же минуту подошли к эшафоту и вместе поднялись на него, только Костанца — с той стороны, где стоял священник, а Антоньелло — с той, где стоял палач.

Оказавшись на помосте, Антоньелло хотел было броситься к Костанце, но палач остановил его. Костанца сделала шаг по направлению к Антоньелло, но священник удержал ее.

Тогда секретарь суда развернул бумагу и громко зачитал ее. Это был брачный контракт графа Антоньелло Караччоло и Костанцы Мазелли, контракт, по которому знатный жених давал своей будущей супруге не только все свои титулы, но и все свое состояние.