— Итак, я говорил, сударыня, что граф Антоньелло Караччоло был красивый, знатный, богатый и щедрый вельможа. Но у него был брат, ставший для него тем же, что и змий для наших прародителей, — злым гением.

Однажды, примерно полгода тому назад, случилось так, сударыня, что граф Антоньелло охотился в той части своих лесов, которая прилегает к нашему дому. Преследуя лань, он заблудился, ему стало жарко и захотелось пить. Он заметил юную девушку, возвращавшуюся от родника: она несла на плече кувшин, полный воды. Граф спешился и, ведя лошадь в поводу, попросил у девушки напиться. Эта девушка была Костанца, моя сестра.

Дрожь пробежала по телу регентши, но незнакомец, словно не замечая, какое впечатление произвели его последние слова, продолжал:

— Я сказал вам, сударыня, каков был граф Антоньелло, позвольте мне рассказать вам, какой была моя сестра.

Это была юная девушка шестнадцати лет, прелестная, как ангел, целомудренная, как Мадонна. В ее глазах отражалась чистая душа, как сквозь прозрачные воды озера видно его дно. Ее отец и мать, глядевшие в эти глаза каждый день, никогда не видели там и тени дурных мыслей.

Костанца не была ни в кого влюблена и всегда говорила, что будет любить только Бога. В самом деле, тонкая и нежная натура ее слишком превосходила окружающее, чтобы человеческая грязь могла запятнать ее белоснежные девственные одежды.

Но я сказал вам, сударыня, и, быть может, вы знаете это сами, что граф Антоньелло был красивый, благородный, богатый и щедрый синьор. Костанца впервые в жизни увидела человека такого полета; граф Антоньелло, несомненно, также впервые видел подобную женщину. Эти два существа превосходили окружающих: один — своим телом, другая — своей душой, и они почувствовали влечение друг к другу, и, когда после долгого разговора они расстались, Костанца только и думала о красивом молодом человеке, а граф Антоньелло только и мечтал о юной красавице.

Губы регентши судорожно сжались, но с них не сорвалось ни единого звука.

— Надо сказать вам все, сударыня. Костанца не знала, что этот красивый молодой человек — граф Караччоло. Сестра думала, что это какой-нибудь паж или конюший из его свиты, которого она, целомудренная и богатая — ибо для крестьянки она была богата, — была вправе не избегать и могла любить.

Так они виделись три-четыре дня подряд, всегда неподалеку от родника, на том самом месте, где они встретились в первый раз. Но как-то днем они настолько забыли обо всем, что мой отец, видя, что дочь не возвращается, забеспокоился и, вскинув ружье на плечо, отправился ей навстречу.

На повороте дороги он увидел дочь, сидевшую рядом с молодым человеком.

Увидев отца, Костанца вскочила, как испуганная лань, а молодой человек углубился в лес. Первым побуждением моего отца было снять аркебузу с плеча и прицелиться, но Костанца бросилась между стволом оружия и Караччоло. Отец поднял аркебузу, но узнал молодого графа.

— Это действительно был Антоньелло Караччоло? — прошептала регентша.

— Да, это был он, — ответил незнакомец.

В тот же вечер наш отец приказал жене и дочери быть готовыми ночью к отъезду: обе должны были покинуть наш дом и найти убежище у нашей тетки в Монтелеоне. В минуту отъезда отец отозвал Костанцу в сторону и сказал ей: "Если ты еще раз встретишься с ним, я убью тебя".

Костанца упала перед отцом на колени, обещая, что больше никогда не увидит графа. Затем, скрестив руки, со слезами на глазах, она попросила у отца прощения. Кос-танца уехала вместе с матерью, и на рассвете они были уже далеко от земель графа Антоньелло.

Регентша вздохнула.

— На следующий день мой отец отправился к графу. Я не знаю, что произошло между ними, но мне известно одно: граф поклялся своей честью, что отцу в будущем нечего бояться за добродетель Костанцы.

На другой день после этого разговора сам граф тоже уехал в Неаполь.

— Да, да, я помню, как он вернулся, — прошептала регентша. — А потом? А потом?

— Что ж, сударыня, а потом граф продолжал вспоминать о той, которую должен был бы забыть. Развлечения при дворе, милости дам самого высокого происхождения, честолюбивые устремления и надежды не могли изгнать из его памяти образ бедной калабрийки: он постоянно стоял перед его глазами днем и ночью, он мучил графа, когда тот бодрствовал, он преследовал его во сне. Его письма брату были полны печали, горечи, отчаяния. Брат, забеспокоившись, отправился ко двору. Раймондо думал, что Антоньелло влюблен в какую-нибудь королеву, о руке которой он не смеет мечтать. Как же он расхохотался, когда узнал, что предметом его страсти была жалкая калаб-рийка!

"Ты сошел с ума, Антоньелло, — сказал Раймондо брату. — Эта девица — твоя вассалка, твоя подданная, твоя собственность".

"Но, — возразил Антоньелло, — я поклялся ее отцу…"

"В чем? В чем ты поклялся, глупец?"

"Я поклялся, что не буду пытаться снова увидеть его дочь".

"Прекрасно! Обещания надо выполнять. Дворянин обязан держать слово".

"Значит, ты понимаешь, что для меня все потеряно".

"Ты поклялся, что не станешь пытаться снова увидеть ее?"

"Да".

"А если она сама придет к тебе?"

"Она?"

"Да, она!"

"Куда же?"

"Куда захочешь. Сюда, например".

"О нет! Не сюда!"

"Хорошо! В твой замок в Розарно".

"Но я прикован к Неаполю, я не могу уехать отсюда".

"Даже на неделю?"

"О! На неделю? Да, это возможно. Я найду какой-нибудь предлог, чтобы улизнуть от нее на неделю".

Я не знаю, о ком он говорил, сударыня, не знаю, что именно держало его в рабстве, но таковы были его слова.

"Зато я знаю, — сказала регентша, ужасно побледнев. — Продолжайте, сударь, продолжайте".

"Значит, — продолжал Раймондо, — когда ты получишь мое письмо, ты сможешь уехать?"

"В то же мгновение".

"Хорошо".

Братья расстались, пожав друг другу руки. Граф Анто-ньелло остался в Неаполе, а Раймондо-бастард поехал в Калабрию.

Месяц спустя граф Антоньелло получил от брата письмо, и, надо отдать ему должное, граф был верен данному им слову — в тот же день он уехал.

Вот что случилось. Не теряйте терпения, сударыня, я приближаюсь к развязке.

— Я слушаю вас терпеливо, — отозвалась регентша, — просто от вашего рассказа меня пробирает дрожь.

— Рядом с родником был убит какой-то человек. Как раз в это время отец мой возвращался с охоты; он нашел несчастного умирающего и поспешил ему на помощь. Но в то время, когда он безуспешно пытался вернуть беднягу к жизни, из леса вышли двое слуг Раймондо-бастарда и арестовали моего отца как убийцу.

По странному несчастью, аркебуза отца была разряжена, и по роковому совпадению, секрет которого мог бы объяснить Раймондо, не будь он мертв, пуля, которую извлекли из груди трупа, оказалась того же калибра, что и пули, найденные при моем отце.

Процесс был короток, слуги дали такие показания, что судьи не могли колебаться. Мой отец был приговорен к смерти.

Мать и сестра узнали и о случившейся беде, и о суде, и о приговоре. Они покинули Монтелеоне и приехали в Розарио в тот же день, когда граф Антоньелло, предупрежденный письмом брата, прибыл из Неаполя.

У графа Караччоло, как у синьора Розарио, было право разрешать мелкие и важные дела и выносить смертные приговоры. Поэтому он мог одним жестом даровать нашему отцу жизнь или отправить его на смерть.

Наша мать не знала, что граф приехал. Она встретила Раймондо-бастарда, сообщившего ей эту счастливую новость и посоветовавшего прийти вместе с дочерью и просить помилования для отца и мужа. Нужно было спешить: казнь была назначена на следующий день.

Мать с жадностью ухватилась за подсказанную ей возможность спасти мужа: она восприняла слова Раймондо как дружеский совет. Она пошла за дочерью, повела ее с собой, даже не сказав, куда они идут, и в день приезда благородного синьора две безутешные женщины постучались в ворота его замка.