Оружием для осаждающих и осажденных служили длинные тростниковые палки, в изобилии поставлявшиеся из болотистых мест в окрестностях Неаполя. Сражающиеся били палками изо всех сил, не причиняя друг другу большого вреда.
Обычно начиная с июня те, кто должен был принять участие в сражении, собирались вместе для тренировок, и тогда друзья и враги, христиане и сарацины совершали маневры вместе, в полнейшем согласии. Затем они возвращались в город, шагая в ногу, неся свои палки, словно ружья, и выстроившись, как регулярные войска.
Предводителем христиан, которые должны были защищать рыночный форт на празднике Богоматери Кармельской в год 1647-й от Рождества Христова, был молодой человек двадцати четырех лет, сын бедного рыбака из Амальфи и сам неаполитанский рыбак. Звали его Томмазо Аньелло — сокращенно Мазаньелло.
За несколько дней до праздника молодому рыбаку пришлось горько посетовать на введенные пошлины. Его жена, на которой он женился в девятнадцать лет и которую очень любил, была поймана сборщиками ввозных пошлин в ту минуту, когда она пыталась в чулке пронести в Неаполь два-три фунта муки. Ее бросили в тюрьму, и она была приговорена оставаться там до тех пор, пока муж ее не заплатит сто дукатов, то есть четыреста пятьдесят франков на наши деньги. По всей вероятности, подобную сумму бедный рыбак не смог бы собрать, работая всю жизнь.
Ненависть, которую Мазаньелло стал испытывать к сборщикам пошлин после ареста жены и приговора суда, распространилась и на правительство. Об отношении Мазаньелло к нему было хорошо известно, ибо он говорил во всеуслышание на улицах Неаполя о том, что отомстит за жену тем или иным способом. Народ тоже испытывал недовольство им, поэтому Мазаньелло, враждебно относившийся к властям, был избран предводителем наиболее крупного из двух сражающихся войск.
Имя предводителя сарацин осталось неизвестным.
Начало враждебных действий Мазаньело против власти вице-короля ознаменовалось странной мальчишеской выходкой молодого предводителя. Проходя со своим войском перед дворцом правительства, на балконе которого герцог и герцогиня де Аркос собрали всю городскую знать, Мазаньелло, словно желая оказать честь всем этим богатым синьорам и прекрасным дамам, побеспокоившим себя ради него, приказал своему войску остановиться, выстроил его в одну линию перед дворцом, скомандовал "Кругом!", чтобы каждый солдат встал спиной к балкону, приказал положить палки на землю, а затем поднять их. Этот двойной маневр был выполнен с замечательной согласованностью и крайним своеобразием. Дамы стали громко кричать, синьоры заявили, что следует наказать наглецов, с невозмутимой серьезностью учинивших дерзкую выходку. Но, поскольку войско Мазаньелло состояло из двухсот молодцов, отобранных среди силачей, завсегдатаев Мола, дело кончилось одними разговорами, и Мазаньелло со своими приспешниками спокойно вернулся домой.
В следующее воскресенье, когда была назначена новая репетиция, оба вожака со своими войсками с утра отправились на Рыночную площадь, чтобы повторить учения, проводившиеся в предыдущие выходные дни. Все происходило как раз в то время, когда крестьяне из окрестностей Неаполя привозят на рынок фрукты. Пока обе армии упражнялись наперегонки, между садовником из Портичи и неаполитанским горожанином завязался спор из-за корзинки фиг: речь шла о новом налоге, который ни тот ни другой не хотели платить. Продавец говорил, что расходы должен нести покупатель, а покупатель, напротив, утверждал, что налог следует платить продавцу. Спор проходил довольно шумно, поэтому народ, собравшийся посмотреть на маневры турок и христиан, сбежался к тому месту, где произошла ссора, и окружил спорящих. Привлеченные шумом, становившимся все сильнее, некоторые солдаты из обеих армий, бросив свои занятия, покинули строй и пришли поглядеть, что происходит. Поскольку дело становилось все серьезнее, они подали знак своим товарищам присоединиться к ним. Те не заставили просить себя дважды, круг все расширялся, образуя огромное скопление народа. В это время появился полицейский чиновник, называвшийся избранником народа, и, в ответ на обращенные к нему вопросы горожан и продавцов фруктов, кому же следует платить налог, заявил, что платить должны продавцы. Едва это решение было оглашено, как продавцы опрокинули на землю корзины, полные фруктов, заявив, что лучше уж они отдадут их народу даром, чем согласятся платить ненавистный налог. Собравшиеся, толкаясь, тут же ринулись подбирать фрукты, как вдруг какой-то молодой человек бросился в толпу, пробрался сквозь нее, а затем, оказавшись в самом ее центре, заставил всех замолчать и заявил чиновнику, что начиная с этого часа неаполитанский народ решил не платить больше налоги. Полицейский стал говорить о мерах принуждения и угрожать тем, что он вызовет солдат. Молодой человек нагнулся, взял пригоршню фиг и вместе с грязью бросил ее в лицо чиновнику, который удалился под шиканье толпы, в то время как молодой человек, остановив оба войска, готовых преследовать беглеца, встал во главе их, отдал распоряжения с быстротой и энергичностью опытного генерала, поделил их на четыре отряда, приказал трем первым разойтись по городу, уничтожить все помещения, предназначенные для уплаты пошлин, сжечь все книги записей ввозных налогов и объявить об отмене всех податей, тогда как сам он во главе четвертого, самого большого отряда, куда влилось большинство присутствующих, направился к дворцу вице-короля. Отряды разошлись с криками "Да здравствует Мазаньелло!".
Молодой человек, в одно мгновение давший отпор властям, словно трибун, распорядившийся своей армией, словно генерал, управлявший толпой, словно диктатор, был Мазаньелло.
Герцог де Аркос был уже извещен о происходящем: полицейский чиновник укрылся у него во дворце и обо всем ему сообщил. Мазаньелло и его войско оказались перед закрытым дворцом. Первым побуждением народа было намерение сломать двери. Но Мазаньелло хотел действовать в рамках определенной законности. Он уже собрался потребовать, чтобы вышел вице-король или кто-нибудь представляющий его, как распахнулась балконная дверь и появившийся чиновник объявил, что налог на фрукты отменен. Но этого уже было недостаточно: толпа, убедившись в своей силе и видя, что ей могут уступить, стала несговорчивой. С криками она потребовала отмены налога на муку. Чиновник сказал, что он пойдет за ответом, вернулся во дворец, но больше не появился.
Мазаньелло повысил голос и, крикнув во всю силу легких, объявил, что дает вице-королю десять минут на то, чтобы принять решение.
Десять минут прошло, но ответа не последовало, и тогда Мазаньелло царственным жестом вытянул руку. В то же мгновение двери были выломаны, и толпа с криком "Долой налоги!" хлынула во дворец, разбивая зеркала и выбрасывая в окна мебель. Но, добравшись до тронной залы, толпа по знаку Мазаньелло остановилась у портрета короля, сняла шапки, приветствуя государя, и Мазаньелло объявил, что бунт направлен не против короля, а против дурного правления его министров.
Тем временем герцог де Аркос бежал, воспользовавшись потайной лестницей. Он вскочил в карету и во весь опор помчался по направлению к Кастель Нуово. Но чернь быстро его узнала; за ним бросились в погоню и почти настигли, как вдруг из окна экипажа посыпались пригоршни дукатов. Толпа ринулась к этому золотому дождю и позволила герцогу скрыться. Мост Кастель Нуово оказался поднят, и герцог был вынужден укрыться во францисканском монастыре.
Находясь там, он издал два указа: первый отменял все пошлины, вторым Мазаньелло была предложена пенсия в шесть тысяч дукатов при условии, что он сдержит народ и заставит его повиноваться своему долгу.
Мазаньелло получил оба указа, прочел их народу, стоя на балконе герцогского дворца, разорвал тот, что касался его лично, и бросил клочки в толпу, крикнув, что за все золото королевства он не предаст своих соратников. С этого часа Мазаньелло перестал быть для толпы вожаком, он стал для нее богом.
