Животные предназначались для тех любителей, что не довольствуются обмороками, а требуют смерти. Умерщвление собак стоит дорого: по-моему, четыре пиастра за собаку. Тогда как за один карлино можно умертвить лягушку, за два карлино — ужа, за три — морскую свинку, а за четыре — кошку. Иными словами, просто за бесценок. Тем не менее один вице-король, у которого в карманах было, конечно, пусто, велел ввести в грот двух рабов-турок, и те на его глазах умерли бесплатно.
Все это отвратительно жестоко, но таков обычай. К тому же животные, да, умирают, но хозяева их живут этим, а в Неаполе так мало способов заработать на жизнь, что приходится терпеть этот промысел.
В гроте, должно быть, три фута высоты и два с половиной — глубины. Я просунул в него голову и в верхней его части не почувствовал никакой разницы между воздухом внутри и снаружи. Но, собрав в ладонь воздух грота и быстро поднеся его ко рту и носу, я почувствовал удушающий запах. Действительно, смертельные газы сохраняют свою силу только на высоте одного фута от земли. Но там за несколько секунд они могут вызывать удушье как у человека, так и у животных.
Пришла очередь несчастного пса. Хозяин затолкнул его в грот, и пес не оказал ни малейшего сопротивления. Но как только он оказался внутри грота, к нему вернулась энергия, он подпрыгнул, встал на задние лапы, чтобы голова его оказалась вне досягаемости ядовитого воздуха. Однако все было бесполезно. Вскоре по телу его пробежала конвульсивная дрожь, он вновь опустился на четыре лапы, зашатался, лег, напряг свои конечности, дернул ими как в приступе агонии и вдруг стал неподвижен. Хозяин вытащил его из дыры, потянув за хвост. Пес лежал на песке безжизненный, пасть его была разинута, из нее текла пена. Я решил, что он мертв.
Но он лишь потерял сознание: вскоре окружающий воздух подействовал на него, легкие его наполнились и заработали, как кузнечные меха; он приподнял голову, затем переднюю, а после и заднюю часть тела, какое-то время пошатался на четырех лапах, словно был пьян, и, наконец, собрав вдруг все силы, помчался стрелой и остановился только в ста шагах от злосчастного грота, на вершине маленького холма, где он сел, озираясь вокруг с крайней осторожностью и вниманием.
Я решил, что все пропало и что хозяин никогда больше не поймает убежавшую собаку. Я даже поделился с ним своим соображением, но он улыбнулся с видом человека, который хочет сказать: "Ну-ну, вы еще мало что знаете о собаках!" Он вытащил из кармана кусок хлеба, показал его несчастной жертве, которая, казалось, несколько секунд раздумывала, раздираемая между страхом и чревоугодием. Чревоугодие одержало верх. Пес прибежал, помахивая хвостом, и проглотил свою порцию, словно совершенно забыв о том, что недавно произошло.
Черный пес, повернув голову, сидел с серьезным видом и наблюдал за происходящим, как бы говоря про себя, словно пьяница Шарле: "Между тем именно это ждет меня в воскресенье!"
Милорд же забился под скамейку корриколо и, казалось, боялся только одного: как бы его там не нашли.
Я спросил, как зовут двух несчастных четвероногих, обреченных проводить жизнь в постоянных обмороках: их имена были Кастор и Поллукс, они были названы так безусловно потому, что, подобно божественным близнецам, обречены были жить и умирать по очереди.
У меня появилось было желание купить Кастора и Пол-лукса. Но я подумал, что, если я дам им свободу, они станут бешеными, а если я оставлю их у себя, то рано или поздно их растерзает Милорд. Поэтому я решил ничего не менять в установленном порядке вещей и предоставить каждого назначенной ему природой судьбе.
Что же касается лягушки, ужа, морской свинки и кошки, то мы заявили, что у нас нет никакого желания продолжать над ними эксперименты и что опыта с Кастором нам достаточно.
Это решение сопровождалось парой карлино, которые мы дали владельцам животных, чтобы помочь им терпеливо дождаться путешественников более английского склада, нежели мы.
XXIX
РЫНОЧНАЯ ПЛОЩАДЬ
Мы уже говорили, что Мол — это неаполитанский бульвар Тампль. II Mercato[67] — это неаполитанская Гревская площадь.
В былые времена, когда в Неаполе вешали, виселица стояла на Рыночной площади постоянно. Теперь, когда Неаполь освещается газом, когда его улицы покрыты асфальтом и когда в нем гильотинируют, la mannaia[68]возводится и разбирается для каждой казни.
Страшную машину устанавливают ночью накануне казни напротив маленькой улочки, по которой ведут осужденного и которую по этой причине называют Вико дель Соспиро, или "проулок Вздохов".
Именно на этой площади были казнены 29 октября 1268 года юный Конрадин и его кузен Фридрих Австрийский. Тела двух молодых людей какое-то время оставались захороненными прямо на месте казни, и над их могилой была возведена маленькая часовня. Но из глубин Германии прибыла императрица Маргарита; она привезла с собой сокровища, чтобы выкупить у Карла Анжуйского жизнь сына. Было слишком поздно: сын ее был мертв. С позволения его убийцы императрица использовала сокровища для возведения церкви. Эта церковь и есть Санта Мария дель Кармине.
Если у вас нет провожатого, вы потратите немало времени, чтобы найти могилу, ради которой, однако, и была построена церковь: безусловно, это обидчивый Карл загнал могилу в дальний угол, где она и находится.
Церковь дель Кармине была свидетельницей несомненного и почти бесспорного чуда.
В Риме я купил итальянскую книжку под названием "История двадцать седьмого восстания верноподданней-шего города Неаполя" — имеется в виду восстание Маза-ньелло. Вместе с теми восстаниями, что произошли после 1647 года, и теми, что были раньше, всего их насчитывается тридцать пять. Неплохо для верноподданнейшего города.
Одно из этих тридцати пяти восстаний было направлено против Альфонса Арагонского. Но Альфонс Арагонский был не так глуп, чтобы отказаться от Неаполя, если Неаполь отказывался от него. Он пригнал галеры с Сицилии и из Каталонии, осадил Неаполь, став лагерем на берегах Себето, и с этой позиции начал обстреливать из пушек свой восставший верноподданнейший город.
Одно из ядер, посланных королем своим бывшим подданным, вероятно, сбилось с пути и залетело в церковь дель Кармине, разбило купол, перевернуло дарохранительницу и вот-вот должно было раздробить голову распятому Христу, сделанному в натуральную величину (распятие это еще прежде было признано как чудотворное). Но Христос склонил голову на грудь, и ядро, просвистев у него надо лбом, пробило дыру в двери, сбив только терновый венец, которым он был увенчан.
Каждый год, на следующий день после Рождества, распятие выставляется для поклонения верующих.
Именно на Рыночной площади разразилось знаменитое восстание Мазаньелло, ставшее таким популярным во Франции после представления "Немой из Портичи". Так что было бы довольно нелепо, если бы я стал пространно рассказывать об этом восстании. Но оперы обычно не претендуют на то, чтобы быть историческими трудами, поэтому, возможно, я сумею сказать о герое Амальфи то, что забыл поведать мой собрат и друг Скриб.
Герцог де Аркос был вице-королем в течение трех лет, и в течение трех лет налоги в Неаполе выросли настолько, что он, не зная, что бы еще обложить налогом, ввел налог на фрукты, которые были основной пищей для лаццарони и всегда беспрепятственно ввозились в Неаполь. Эта новая ввозная пошлина чрезвычайно задела население вер-ноподданнейшего города, и оно начало громко роптать. Герцог де Аркос удвоил бдительность, усилил гарнизоны во всех замках, ввел в столицу около трех-четырех тысяч солдат, разбросанных по ее окрестностям, сделал свои экипажи, обеды и балы еще роскошнее и позволил народу роптать.
Приближался июль — месяц, когда в Неаполе с благоговением и особой торжественностью отмечается праздник Кармельской Богоматери. По обычаю, в это время и по случаю этого праздника посредине Рыночной площади строили форт. Этот форт, несомненно в память о многочисленных приступах, которым подверглась святая гора, защищал гарнизон христиан и атаковало войско сарацин. На христианах были полотняные штаны, а головы их были покрыты красными колпаками, то есть они одевались как неаполитанские рыбаки, которые в 1647 году еще не носили рубашек. Сарацины были одеты на турецкий лад — в широкие шаровары, шелковые куртки и огромные тюрбаны. Кто заплатил за наряды неверных, уже забыто. Их чрезвычайно заботливо хранили, и сражающиеся передавали их из поколения в поколение.
