— Погоди! — остановила ее графиня. — Ты его еще не заработала.

— Верно, синьора, — ответила старуха. — Дайте мне снова вашу руку.

Лия протянула цыганке руку.

— Да, да, настоящее, — пробормотала старуха, — настоящее для вас печально, синьора, ибо линия, идущая от большого пальца к безымянному, говорит мне, что вы ревнивы.

— Я ревную напрасно? — спросила Лия.

— О! Этого я вам сказать не могу, — продолжала цыганка, — ибо вот здесь эта линия сливается с двумя другими. Я знаю одно — у вашего мужа есть от вас секрет.

— Да, это так, — прошептала графиня, — продолжай.

— Предмет этого секрета — женщина, — сказала цыганка.

— Молодая? — спросила Лия

— Молодая?.. Да, молодая, — поколебавшись, ответила цыганка.

— Она хороша собой? — продолжала графиня.

— Хороша ли она собой? Я вижу ее только сквозь дымку, поэтому не могу вам ответить.

— Где эта женщина?

— Не знаю.

— Как не знаешь?

— Так! Я не знаю, где она сегодня. Мне кажется, что она в церкви, и с этой стороны я ничего не вижу, но я могу вам сказать, где она будет завтра.

— Где же она будет завтра?

— Завтра она будет в маленькой комнате на улице Сан Джакомо, в доме номер одиннадцать, на четвертом этаже, и будет ждать там вашего мужа.

— Я хочу видеть эту женщину! — крикнула графиня, бросив цыганке кошелек. — Пятьдесят цехинов, если я ее увижу.

— Я покажу вам ее, — сказала старуха, — но при одном условии.

— При каком? Говори.

— Что бы вы ни увидели и ни услышали, вы им не покажетесь.

— Обещаю тебе.

— Обещать недостаточно, надо поклясться.

— Я клянусь.

— Чем?

— Ранами Христа.

— Хорошо. Затем вам придется достать одежду монахини, чтобы вас не узнали, в случае если вы с кем-нибудь встретитесь.

— Я обращусь в монастырь Санта Мария делле Грацие, где аббатисой моя тетка. Или, скорее… постой… Я отправлюсь к ней завтра же под предлогом визита. Заезжай туда за мной в закрытом экипаже в десять часов и жди меня у маленькой калитки, что выходит на улицу Ареначча.

— Хорошо, — сказала цыганка, — я там буду.

Лия вернулась домой, а старуха удалилась, тряся головой и подсчитывая свое золото.

В два часа вернулся Одоардо. Лия слышала, как он спросил у лакея, не приносили ли ему какое-нибудь письмо. Лакей ответил, что нет.

Лия притворилась, что не услышала ничего, кроме шагов графа, которые она хорошо знала, и, улыбаясь, открыла дверь.

— О! Какой приятный сюрприз! — сказала она мужу. — Ты вернулся раньше, чем я надеялась.

— Да, — сказал Одоардо, бросив взгляд в сторону Везувия, — да, я волновался. Тебе не кажется, что очень душно? Ты не видишь, что дым Везувия гуще, чем обычно? Гора нам что-то обещает!

— Я ничего не чувствую и ничего не вижу, — сказала Лия. — Кстати, разве мы находимся не с безопасной стороны?

— Да, и теперь она еще более безопасна, — сказал Одоардо, — ее охраняет ангел.

Этот вечер прошел как все остальные, и граф ничего не заподозрил, настолько Лия сумела скрыть свои страдания. На следующий день, в девять часов утра, она попросила у графа разрешения навестить свою тетку, настоятельницу монастыря Санта Мария делле Грацие. Разрешение было ей любезно дано.

Везувий становился все более грозным, но у супругов сердце и ум были слишком заняты другим, чтобы думать о вулкане.

Графиня села в коляску и приказала ехать в монастырь Санта Мария делле Грацие. Прибыв туда, она сказала тетке, что, для того чтобы совершить неузнанной одно доброе дело, ей нужна одежда монахини. Аббатиса велела принести ей одежду по размеру. Лия переоделась. Когда она заканчивала свой монашеский туалет, явилась старуха: с закрытой коляской она ждала у ворот. Через несколько минут коляска остановилась на углу улицы Сан Джакомо и площади Санта Медина.

Лия и ее спутница вышли из коляски и прошли немного пешком. Затем, войдя в дом через маленькую боковую дверь, они оказались на темной, узкой лестнице и поднялись на четвертый этаж. Там старуха толкнула какую-то дверь, и они попали в своего рода прихожую, где их ожидала другая старуха. Обе цыганки заставили Лию повторить данную ей клятву никогда никому не рассказывать о том, как она открыла предательство мужа. После того как она поклялась так же, как в первый раз, они ввели ее в комнатку, в стене которой было проделано почти незаметное отверстие. Лия припала к этому отверстию.

Первое, что поразило графиню в этой комнате и сразу привлекло все ее внимание, была очаровательная молодая женщина примерно ее возраста: она лежала одетая на кровати с атласными голубыми, переливающимися серебром занавесями. Казалось, она не выдержала усталости и крепко спала.

Лия обернулась, чтобы расспросить старух, но обе исчезли. Она вновь жадно прильнула к отверстию в стене.

Молодая женщина просыпалась. Она подняла голову, которую все еще в дреме подпирала рукой. Длинные черные волосы кольцами ниспадали со лба, доставая до подушки и закрывая половину лица. Она встряхнула головой, чтобы отбросить этот покров, томно открыла глаза, посмотрела вокруг, словно пытаясь понять, где она. Затем, безусловно успокоившись после своего осмотра, улыбнулась легкой печальной улыбкой. Молча помолившись, она поцеловала маленькое распятие, висевшее у нее на шее, а затем, спустившись с кровати, отодвинула занавеску на окне и долго смотрела на улицу, словно ждала кого-то, но этот кто-то не появлялся, и после снова села на кровать.

В течение этого времени Лия внимательно следила за ней взглядом, и то, что она увидела, разбило ей сердце: женщина была совершенная красавица.

Взгляд Лии перешел на предметы, окружавшие женщину. Комната, в которой жила незнакомка, по размеру была точно такой же, как и та, куда ввели Лию. Но в соседней комнате заботливая рука собрала тысячу предметов роскоши, которыми, как картина, заключенная в раму, должна быть постоянно окружена красивая, элегантная аристократка, тогда как комната с голыми стенами, соломенными стульями и колченогими столами, в которой находилась графиня, хранила отпечаток нищеты и ветхости.

Было ясно, что другая комната была заранее приготовлена, чтобы принять красавицу-гостью.

Тем временем незнакомка, все в той же задумчивой, меланхоличной позе, склонив голову на грудь, ждала того, кто, без сомнения, позаботился об устройстве очаровательного будуара, который она занимала. Вдруг она подняла голову, с тревогой прислушиваясь, и, полупривстав, устремила глаза на дверь. Вскоре шум, который вывел ее из задумчивости, стал более отчетливым. Незнакомка поднялась, прижала одну руку к сердцу, а другой стала искать опору, ибо, заметно побледнев, она, казалось, готова была упасть в обморок. Наступила тишина, и шум шагов мужчины, поднимавшегося по лестнице, достиг ушей и самой графини. Затем дверь распахнулась, незнакомка громко вскрикнула, протянула руки и закрыла глаза, словно не могла справиться с волнением. Мужчина поспешно вошел в комнату и прижал красавицу к сердцу в тот миг, когда она едва не упала. Это был граф.

Молодая женщина и он смогли вымолвить только два слова:

— Одоардо! Тереза!

Графиня больше не могла переносить эту сцену, она горестно застонала и без чувств упала на пол.

Когда сознание вернулось к ней, она увидела, что находится в другой комнате. Обе старухи прыскали ей в лицо водой и давали нюхать уксус.

Лия приподнялась быстрым, молниеносным движением и хотела броситься к двери комнаты, где находились Одоардо и незнакомка, но старухи напомнили ей о клятве. Лия склонила голову, повинуясь данному священному обещанию, вынула из кармана кошелек, содержавший в себе пятьдесят золотых, и отдала его цыганке. То была цена сделанного ею предсказания, которое сбылось с такой жестокой точностью.

Графиня спустилась по лестнице, села в коляску, машинально приказала отвезти ее в монастырь Санта Мария делле Грацие и вернулась к тетке.

Лия была необычайно бледна, и добрая аббатиса сразу же заметила, что с племянницей что-то случилось. Но на все вопросы Лия отвечала, что ей стало дурно и что бледность ее объясняется перенесенным обмороком.