В то же мгновение музыканты заиграли, а певчие запели "Те Deum", тогда как пушечный выстрел с форта Сант'Эльмо, звук которого донесся до церкви, возвестил городу и миру, urbi et orbi, что чудо свершилось.
Действительно, толпа бросилась к алтарю, и мы вместе с остальными. Как и в первый раз, нам протянули склянку для целования, но из свернувшейся, какой она была вначале, кровь стала совершенно жидкой.
В этом разжижении, как мы сказали, и состоит чудо.
И чудо в самом деле свершилось, ибо склянка была той же самой; священник дотрагивался до нее только для того, чтобы взять с алтаря и дать возможность присутствующим поцеловать ее, и те, кто уже поцеловал реликвию, ни на мгновение не выпускали ее из виду.
Разжижение произошло в ту минуту, когда склянку поставили на алтарь и когда священник, находясь от нее шагах в десяти, увещевал родственниц святого Януария.
Ну а теперь, пусть сомнение поднимает голову, чтобы отрицать чудо, пусть наука возвышает свой голос, чтобы опровергнуть его; вот так обстоит дело, вот так все происходит, причем без всякой тайны, без мошенничества, без подлога, на глазах у всех. Философия восемнадцатого века и современная химия терялись в догадках: Вольтер и Лавуазье хотели расправиться со склянкой, но, подобно змее из басни, сточили на этом зубы.
Теперь зададимся вопросом: не секрет ли это, хранимый канониками Сокровищницы и передаваемый из поколения в поколение с четвертого века до наших дней?
Возможно, но тогда согласимся, что подобное постоянство еще более чудесно, чем само чудо.
Я же предпочитаю просто верить в чудо и со своей стороны заявляю, что верю в него.
Вечером весь город был иллюминирован и на улицах танцевали.
XXII
СВЯТОЙ АНТОНИЙ-УЗУРПАТОР
Теперь, после того что мы рассказали о популярности святого Януария, поверят ли нам, если мы скажем, что наступил день, когда святой Януарий, словно обычный земной властитель, словно простой король из плоти и крови, словно какой-нибудь Стюарт или Бурбон, был свергнут с престола?
Правда, следует добавить, что происходило это в 99-м году, в эпоху всеобщего развенчания как на земле, так и на Небе, и сказать, что случилось это в тот странный период, когда самому Богу, изгнанному из рая, потребовался пропуск Национального конвента, подписанный Максимилианом Робеспьером, чтобы под видом Верховного Существа появиться во Франции.
Те, кто засомневается в сказанном нами, могут, проходя по Рульскому предместью, бросить взгляд на фронтон церкви святого Филиппа и увидеть там еще не стершуюся надпись:
"Французский народ признает существование Верховного Существа и бессмертие души".
Итак, как мы сказали, упомянутое событие произошло в 1799 году, в шестнадцатый век покровительства святого Януария, когда господа Баррас, Ребель и Гойе правили во Франции под именем членов Директории.
И произошло оно вот по какому случаю.
Двадцать третьего января 1799 года, после трех дней обороны, когда лаццарони, вооруженные только камнями и палками, сопротивлялись отборным республиканским войскам, Неаполь сдался Шампионне и, благодаря речи, которую главнокомандующий произнес перед неаполитанцами на их родном языке и в которой он убедил их, что все происшедшее было лишь недоразумением, республиканская армия вошла в город с криками "Да здравствует святой Януарий!", тогда как лаццарони кричали "Да здравствуют французы!".
За ночь похоронили четыре тысячи мертвых, павших жертвами упомянутого недоразумения, и на этом все было кончено.
Тем не менее, нетрудно понять, что вступление войск в город, в какой бы братской обстановке оно ни проходило, повлекло за собой значительные изменения в правительстве: верх одержала республиканская партия, взявшаяся за установление республики, которая стала называться Партенопейской.
В день ее провозглашения состоялся большой банкет, который генерал Шампионне дал членам нового правительства в бывшем королевском дворце, ставшем национальным дворцом.
Банкет этот весьма порадовал лаццарони: они увидели во время обеда своих представителей и убедились в том, что либералы вовсе не людоеды, как им говорили.
На следующий день генерал Шампионне в сопровождении всего своего главного штаба отправился с большой помпой в церковь Санта Кьяра, чтобы возблагодарить Бога за восстановление мира, поклониться мощам святого Януария и умолить его о покровительстве Неаполю, несмотря на смену в городе правительства.
Церемония, на которой присутствовало столько народу, сколько смогла вместить церковь, была очень приятна для лаццарони, признавших, учитывая молчание святого и благоговейное поведение генерала и его штаба, что французы вовсе не еретики, как их уверяли.
Еще через день на всех площадях Неаполя, под звуки французского военного и неаполитанского гражданского оркестров, были посажены деревья Свободы.
Эти садоводческие опыты Шампионне еще больше подогрели энтузиазм лаццарони, которые любят музыку и обожают тень.
Затем началось то, что называется реформами, и они-то и оказались камнем преткновения для новой республики.
Были отменены пошлины на вино, и народ позволил сделать это, не сказав ни слова.
Были отменены пошлины на табак, и народ стерпел и эту меру.
Отменили пошлины на соль, и народ начал роптать.
Отменили пошлины на рыбу, и народ возвысил голос.
Наконец, отменили титул "ваше превосходительство", и тогда народ окончательно рассердился.
Добрый, славный народ воспринимал каждую отмену налога как посягательство на свои права, но по-настоящему он взбунтовался лишь тогда, когда отменили титул "ваше превосходительство", от которого, по его мнению, новому правительству не было ничего дурного.
К сожалению, новое правительство совершенно не приняло в расчет недовольство лаццарони и продолжало свои реформы, гордое и сильное поддержкой, которую ему оказывала французская армия.
Однако эта поддержка, вполне понятно, показала неаполитанцам, что между французской армией и правительством, которое угнетало их, отнимая у них один за одним самые старинные и священные налоги, существует сговор. И на французов, с которыми сначала сражались как с еретиками и которых потом принимали как освободителей, а затем чествовали как братьев, стали смотреть как на врагов. И от Кастель делл'Ово до Капо ди Монте, от моста Магдалины до грота Поццуоли стал распространяться слух, что святой Януарий, желая наказать Неаполь за оказанное им французам доверие, не совершит чуда в первое майское воскресенье, как он имел обыкновение делать это в течение четырнадцати веков вплоть до вышеназванного дня.
Эта катастрофическая новость вызвала сильный отклик. Люди, встречаясь, спрашивали друг друга: "Вы слышали, говорят, в этом году святой Януарий не совершит чуда?" А в ответ раздавалось: "Да, я слышал". И собеседники, глядя на небо и вздыхая, покачивали головой и расставались, бормоча: "Во всем виноваты эти негодяи-французы!"
Вскоре во время перекличек стали недосчитываться солдат. Об этом было доложено генералу Шампионне; он ничуть не сомневался, что отсутствующие были брошены в море.
За несколько дней до того дня, когда должно было состояться чудо, три солдата были найдены бездыханными: один на улице Порта Капуана, другой — на улице Святого Иосифа, третий — на площади Нового рынка.
У одного из них из груди еще торчал нож, которым его убили, и к рукоятке ножа была прикреплена записка:
"Так умрут все еретики-французы, по вине которых святой Януарий не хочет совершить чудо".
Тогда генерал Шампионне понял, что для спасения армии и его собственного спасения очень важно, чтобы чудо свершилось.
И он решил, что тем или иным способом, но оно свершится.
По мере приближения первого майского воскресенья враждебные демонстрации участились, а угрозы стали более открытыми.