После этого неаполитанские художники решили, что они избавились от всякого соперничества. Но не тут-то было. В одно прекрасное утро явился Джесси с двумя своими учениками, чтобы заменить Гвидо, своего учителя. Неделю спустя оба ученика, которых заманили на галеру, бесследно исчезли, и никто больше ничего о них не слышал. Тогда Джесси, покинутый всеми, потерял мужество и убрался прочь, а Спаньолетто, Коренцио, Ланфранко и Станционе стали хозяевами положения: им достались вся слава и блестящее будущее, добытые ценой преступлений.
Итак, Спаньолетто создал свою монументальную композицию "Святой, выходящий из пещи огненной", Станционе — "Исцеление святым бесноватой", а Ланфранко достался купол, к которому он отказался прикоснуться, пока не будет полностью стерта роспись, начатая Доменикино, — фрески на углах сводов часовни.
В этой-то часовне, которой искусство дало своих мучеников, упокоились останки святого Януария.
Мощи хранятся в нише, устроенной за главным алтарем; ниша разделена на две части мраморной стенкой, чтобы голова святого не могла видеть его крови, — а не то чудо может совершиться не вовремя, ибо застывшая кровь разжижается при сближении головы и сосудов; закрывается ниша двумя дверьми из литого серебра, украшенными гербом Карла II, короля Испании.
Эти двери запираются двумя ключами: один хранится у архиепископа, а другой — у сообщества так называемых уполномоченных Сокровищницы, выбранных по жребию среди знати. Как видим, святой Януарий располагает свободой не более, чем дожи, которые не могли покинуть пределы города и выходили из своего дворца только с разрешения сената. Если такое заключение имеет свои неудобства, то у него есть и преимущества: святой Януарий выигрывает в том, что его не беспокоят в любой час дня и ночи, как сельского лекаря. И потому те, кто его охраняет, прекрасно сознают свое превосходство над собратьями, стерегущими других святых.
Однажды, когда Везувий взялся за старое и лава, поглотив Торре дель Греко, медленно двинулась на Неаполь, там вспыхнул бунт: лаццарони, которым как раз меньше других грозили потери, явились в архиепископство и с криками стали требовать, чтобы вынесли бюст святого Януария и направились с ним навстречу огненной лавине. Однако удовлетворить их требование оказалось не столь уж легким делом. Святой Януарий был заперт на два ключа: один находился у архиепископа, в это время отправившегося в поездку в Базиликату, а второй — у уполномоченных, которые, пытаясь спасти собственные ценности, метались в разные стороны.
По счастью, дежурный каноник был человек находчивый и гордившийся высоким положением, которое святой Януарий занимает на небе и на земле. Он вышел на балкон архиепископства, откуда видна была вся площадь, запруженная народом, и сделал знак, что хочет говорить. Покачав головою с видом человека, удивленного дерзостью тех, с кем ему приходится иметь дело, он произнес:
— Эй вы, дурачье вы этакое! Что вы тут вопите: "Святой Януарий! Святой Януарий!", словно кричите: "Святой Криспин!" или "Святой Фиакр!" Поймите, что святой Януарий — это синьор, который не побеспокоит себя ради первого встречного.
— Вот те на! — произнес кто-то в толпе. — Иисус Христос всегда беспокоил себя ради первого встречного. Когда я обращаюсь к Господу Богу, разве мне в этом отказывают?
— Вот тут-то ты и попался! — откликнулся каноник. — Чьим сыном был Иисус Христос, позвольте вас спросить? Сыном плотника и бедной девушки, как вы да я, быть может; а вот святой Януарий — это дело другое! Он сын сенатора и патрицианки. Стало быть, сами видите, Иисус Христос ему не чета! Так что идите просите Господа Бога, коли есть на то охота! А что до святого Януария, то я вам говорю: вас может собраться в десять раз больше и вы можете орать в десять раз громче, да только он не тронется с места, потому что имеет право не беспокоить себя!
— Верно, — заговорили в толпе. — Пойдем лучше просить Господа Бога!
И толпа отправилась просить Господа Бога, который, не будучи таким аристократом, как святой Януарий, покинул церковь Санта Кьяра и отправился в сопровождении толпы туда, где требовалось его милосердное присутствие.
И в самом деле, как и говорил славный каноник, святой Януарий — это аристократ. При нем состоит свита из святых низшего ранга, которые признают его главенство почти так же, как римские клиенты признавали главенство своего патрона. Эти святые следуют за ним, когда он выходит, приветствуют, когда он проходит мимо, ждут, когда он вернется. Это второстепенные покровители Неаполя.
Вот как набирается это войско святых придворных.
Любому братству, любому религиозному ордену, любому приходу и даже любому частному лицу, желающим объявить какого-нибудь из своих святых покровителем Неаполя (разумеется, под предводительством святого Януария), достаточно отлить из чистого серебра статую стоимостью от шести до восьми тысяч дукатов и подарить ее часовне Сокровищницы. Статуя, однажды принятая там, останется в упомянутой часовне навеки. Начиная с этой минуты она пользуется всеми преимуществами своего положения. Как ангелы и архангелы на Небесах вечно славят Бога, вокруг которого они составляют хор, так и вечно славят святого Януария младшие святые. Но в обмен на блаженство, которое им предоставлено, они осуждены на такое же заточение, как и святой Януарий. Даже те, кто сделал часовне дар, не могут извлечь статую из священной темницы иначе, чем передав в руки нотариуса залог в размере двойной ее цены, причем не делается разницы — хотят ее вынести на свет Божий по личной прихоти или для общего блага. Святого отпускают на более или менее длительное время только тогда, когда необходимая сумма будет передана нотариусу. После того как святой вернется на место и личность его будет удостоверена, владелец, вооружившись распиской, может получить залог обратно. Таким образом, можно быть уверенным, что святые не заблудятся, а если это и произойдет, то все-таки не будут потеряны, ибо из оставленного за них в залог серебра можно отлить двух вместо одного.
Эта мера, которая на первый взгляд может показаться произволом, была принята, надо сказать, только после того как чрезмерной доверчивостью капитула святого Януария жестоко злоупотребили. Статуя святого Гаэтано, вынесенная без залога, не только не была возвращена в условленный день, но вообще никогда туда не вернулась. Пытались обвинить в этом самого святого и представить дело так, что, питая к святому Януарию не столь уж сильную привязанность, он воспользовался первым подвернувшимся случаем, чтобы пуститься в бегство; однако свидетельства самых почтенных лиц, явившихся во множестве, опровергли это клеветническое обвинение; после проведенных расследований выяснилось, что драгоценную статую похитил некий кучер фиакра. Снарядили погоню за вором; но поскольку прошло уже два дня, то он, вероятно, успел пересечь границу; так что при всей тщательности поиски ни к чему не привели. С того злосчастного дня несмываемое пятно легло на всю достойную корпорацию кучеров, до той поры в Неаполе, как и во Франции, оспаривавших у пуделей первенство по части верности, а после уже не смевших заказывать живописцу свой портрет с изображением возницы, который с кошельком в руке возвращается в дом клиента. Более того: если у вас возникнет недоразумение с кучером фиакра и вы решите, что дело стоит того, чтобы ваш противник услышал от вас одно из тех бессмертных ругательств, какие смываются только кровью, не проклинайте его ни именем "Пасхи Господней", как делал это Людовик XI, ни "Чревом Христовым", как божился Генрих IV, а помяните просто святого Гаэтано, и вы увидите, как ваш враг, ошеломленный, падет к вашим ногам молить прощения, если только он потом не вскочит, чтобы ударить вас ножом.
Само собой разумеется, что двери Сокровищницы всегда распахнуты для допуска святых, которые пожелали бы присоединиться ко двору святого Януария; при этом не надо никаких копаний в датах, не надо, чтобы вновь принятый, доказывая свое происхождение, ссылался на год 1399-й или 1426-й. Единственное нерушимое правило, единственное условие sine qua non[33] — чтобы статуя была отлита из чистого серебра и имела должный вес.
