После казни, когда палач и солдаты направлялись к дому Тимофея, чтобы дать ему отчет о смерти его врага и двух его сотоварищей, они встретили нищего на том же месте, где оставили его. Солдаты остановились, чтобы позабавиться над стариком, и палач спросил его, ухмыляясь:

— Ну, слепец, получил ты обещанное?

— Ах вы нечестивцы! — воскликнул старик, внезапно открыв глаза и глядя на окружавших его светлым, чистым взглядом, — я не только получил повязку из рук самого святого, только что явившегося мне, но, приложив ее к глазам, вновь обрел зрение — это я-то, слепой с рождения. А теперь горе тебе, осмелившемуся поднять руку на мученика Христова! Горе тому, кто приговорил его к смерти! Горе всем тем, кто стал его сообщниками! Горе вам, горе!

Солдаты поспешили покинуть старца, а палач обогнал их, чтобы первым доложить тирану о смерти святого Януария. Но дом проконсула был пуст, рабы разграбили его, женщины покинули его в ужасе. Все бежали от этого скорбного места, словно рука Божья пометила его знаком проклятия. Палач и его эскорт, не понимая, что происходит, отважно решили войти внутрь дома. Но едва они сделали первый шаг, как пали замертво. Тимофей представлял собою лишь бесформенный, разложившийся труп, и зловонных испарений, которые исходили из его тела, оказалось достаточно, чтобы тут же вызвать удушье у всех презренных сообщников его неправедных дел.

Тем временем, как только наступила ночь, нищий отправился на форум Вулкано, чтобы собрать священные останки мученика-епископа. Только что взошедшая луна лила на желтоватую долину Сольфатары серебряный свет, и можно было рассмотреть любой предмет в мельчайших деталях.

Старик шел медленно и озираясь, боясь, как бы за ним не увязался какой-нибудь соглядатай. В другом конце форума он заметил старую женщину, примерно его же возраста, продвигавшуюся вперед с такими же предосторожностями.

— Здравствуй, брат мой, — сказала женщина.

— Здравствуй, сестра моя, — ответил старик.

— Кто ты, брат мой?

— Я друг святого Януария. А ты, сестра моя?

— Я его родственница.

— Откуда ты?

— Из Неаполя. Аты?

— Из Поццуоли.

— Могу я узнать, что привело тебя сюда ночью?

— Я отвечу тебе после того, как ты объяснишь мне цель своего ночного путешествия.

— Я пришла собрать кровь святого Януария.

— А я — предать земле его тело.

— Кто же поручил тебе исполнить этот долг, принадлежащий обычно родным покойного?

— Сам святой Януарий, явившийся мне через несколько мгновений после своей смерти.

— В котором же часу явился тебе святой?

— Около трех часов дня.

— Меня это удивляет, брат мой, ибо в это же самое время он явился мне и приказал прийти сюда с наступлением ночи.

— Свершилось чудо, сестра моя, свершилось чудо. Выслушай меня, и я расскажу тебе, что сделал для меня святой.

— Слушаю тебя, а потом я расскажу тебе свою историю, ибо, как ты и говоришь, свершилось чудо, брат мой, свершилось чудо.

— Прежде всего знай, что я был слеп.

— А я была разбита параличом.

— Он начал с того, что вернул мне зрение.

— А мне — способность ходить.

— Я был нищим.

— Я была нищей.

— Он уверил меня, что я не буду ни в чем нуждаться до конца дней моих.

— Он пообещал мне, что я больше не буду страдать в этом мире.

— Я осмелился попросить у него что-нибудь на память.

— Я попросила у него что-нибудь в залог его дружбы.

— Вот кусок ткани, которой были повязаны его глаза в минуту смерти.

— Вот два сосуда, которыми он пользовался, совершая свою последнюю службу.

— Будь благословенна, сестра моя, ибо теперь я вижу, что ты родственница ему.

— Будь благословен, брат мой, ибо теперь я не сомневаюсь, что ты был ему другом.

— Кстати, я забыл еще об одном.

— О чем, брат мой?

— Он велел мне найти его палец, который ему отсекли одновременно с головой, и присоединить к его святым останкам.

— А мне он сказал, что в его крови я найду маленькую соломинку, и велел мне бережно хранить ее в меньшем из сосудов.

— Будем искать.

— Они должны быть близко.

— К счастью, нам светит луна.

— Это еще одно благодеяние святого, ибо целый месяц небо было затянуто тучами.

— Вот палец, который я искал.

— Вот соломинка, о которой он говорил мне.

И в то время, как старик из Поццуоли укладывал в ларь тело и голову мученика, старая неаполитанка, благоговейно опустившись на колени, до последней капли собирала губкой драгоценную кровь, наполняя ею два сосуда, которые дал ей для этого сам святой.

В течение пятнадцати веков эта самая кровь начинает вскипать, как только ее подносят к голове святого, и именно в этом необычайном и необъяснимом кипении и состоит чудо святого Януария.

Вот как поступил со святым Януарием Бог. Посмотрим теперь, как поступили с ним люди.

XX

СВЯТОЙ ЯНУАРИЙ И ЕГО ДВОР

Мы не будем следовать за останками святого Януария во всех странствиях, которые они совершали из Поццуоли в Неаполь, из Неаполя в Беневенто и, наконец, из Беневен-то снова в Неаполь: это увело бы нас в историю всего средневековья, а люди столь часто злоупотребляли этой интересной эпохой, что она начинает сейчас выходить из моды.

Лишь в начале шестнадцатого века святой Януарий обретает постоянное и бессменное место упокоения, покидаемое им только дважды в год, когда он отправляется совершать свое чудо в соборе Санта Кьяра. Правда, случается, что его беспокоят еще два или три раза, но нужны особые обстоятельства, из тех, что потрясают империи, чтобы заставить этого домоседа изменить своим привычкам; каждый такой выход становится событием и, возвеличиваясь устным преданием, увековечивается в памяти неаполитанцев.

Святой Януарий постоянно обитает в архиепископстве, в часовне Сокровищницы, выстроенной неаполитанской знатью и буржуазией по обету, данному ими одновременно в 1527 году из страха перед чумой, опустошавшей в те дни верноподданейший город Неаполь. Благодаря вмешательству святого, чума прекратилась, и в знак общественной признательности была возведена эта часовня.

В противоположность обычным молящимся, которые, дав обет святому, чаще всего забывают о нем, как только опасность проходит, неаполитанцы были столь совестливы в выполнении обязательства, данного их покровителю, что, когда донья Катарина де Сандоваль, жена старого графа де Лемоса, вице-короля Неаполя, пожелала от своего имени сделать дароприношение на постройку часовни, предложив сумму в тридцать тысяч дукатов, неаполитанцы отказались принять от нее деньги, заявив, что им не хотелось бы делить с чужеземцами — будь то даже вице-король или вице-королева — честь дать достойный кров их святому покровителю.

И так как ни в деньгах, ни в рвении недостатка не было, постройку часовни быстро завершили. В интересах истины следует заметить, что для поддержания взаимного усердия знать и буржуазия составили в присутствии метра Виченцо ди Боссиса, городского нотариуса, договор, существующий и поныне. На документе стоит дата 13 января 1527 года. Подписавшие его обязались выложить на расходы по строительству сумму в тринадцать тысяч дукатов; но, как видно, уже в те времена следовало относиться с недоверием к сметам архитекторов: одни только двери обошлись в сто тридцать пять тысяч франков, то есть в три раза больше суммы, назначенной на все сооружение.

Когда часовня была закончена, решили созвать лучших на свете живописцев, чтобы украсить ее стены фресками, изображающими главные события жизни святого. К несчастью, это решение отнюдь не встретило одобрения со стороны неаполитанских живописцев, которые, в свою очередь, решили, что часовня будет расписана только местными художниками, и поклялись, что всякий соперник, дерзнувший принять приглашение, жестоко в том раскается.

То ли не ведая об этой клятве, то ли не веря в нее, До-меникино, Гвидо и кавалер д'Арпино приехали в Неаполь. Однако кавалер д'Арпино сразу был вынужден обратиться в бегство, не взяв даже в руки кисть. Гвидо после двух покушений на его жизнь, которых он избежал только каким-то чудом, тоже покинул Неаполь. Один Доменикино, притерпевшись к непрерывным преследованиям, устав от жизни, которую его соперники сделали столь тяжкой и печальной, не слушал ни оскорблений, ни угроз и продолжал писать. Он успел закончить "Женщину, исцеляющую больных с помощью масла из лампады, горящей перед святым Януарием", "Воскрешение молодого человека" и начал расписывать купол, как вдруг однажды, находясь на лесах, почувствовал себя плохо. Его отнесли домой: он оказался отравлен.