В течение нескольких месяцев монсиньор Перрелли ежечасно поздравлял себя с тем, что столь хитроумным способом разрешил проблему двух влюбленных, как вдруг однажды утром, когда он возносил благодарение Богу за то, что ему была внушена столь счастливая мысль, родители девушки ворвались к монсиньору Перрелли, требуя у него отчета за его чрезмерное христианское милосердие. Только тогда монсиньор Перрелли понял, какую роль он сыграл в этом деле. Но монсиньор Перрелли был богат, монсиньор Перрелли был воплощенной добротой, а всякое дело в конце концов можно уладить, поэтому монсиньор Перрелли дал в приданое юной грешнице пустячок в две-три тысячи дукатов, к большому удовлетворению отца молодого человека: именно он прежде был главным противником союза молодых людей, но теперь не видел никаких оснований, чтобы не принять девицу в лоно своей семьи. Итак, эта история, благодаря монсиньору Перрелли, закончилась как волшебная сказка: влюбленные поженились, были счастливы и Небо послало им много детей.

Теперь мне оставалось бы рассказать последнюю историю, которая в настоящее время еще продолжает безмерно веселить неаполитанцев, но у каждого народа свое чувство юмора, и никогда нельзя предугадать, что рассмешит одних и заставит нахмуриться других. Привезите Фальстафа в Неаполь, и его никто не поймет, перенесите Пульчинеллу в Лондон, и он умрет от сплина.

Кроме того, наш несчастный современный язык столь притворно-стыдлив, что краснеет от любой безделицы, даже от выражений своего славного пращура — языка Мольера и Сен-Симона, на который, по моему мнению, ему следовало бы походить. Из этого следует, что, взвесив все хорошенько, я не осмелюсь рассказать вам эту случившуюся с монсиньором Перрелли историю, которая, тем не менее, заставила хохотать короля Носатого, а юмора у него, безусловно, было столько, сколько у вас и у меня, как по отдельности, так и вместе взятых. Она была ему рассказана в тот день, когда требовалась именно такая история, чтобы рассмешить его величество. Дело в том, что тогда в Неаполе только что узнали о новой выходке банды Вардарелли.

Поскольку эти честные бандиты дают мне возможность показать вам неаполитанцев в новом свете и поскольку не следует упускать ни одной подробности, которая может увеличить правдивость описываемой картины или производимое ею впечатление, расскажем, кто такие были Вардарелли.

XIV

ВАРДАРЕЛЛИ

Народ в руках королей обычно то же самое, что остро наточенный нож в руках детей: редко бывает, чтобы они воспользовались им не поранившись. Прусская королева Луиза организовывала тайные общества — они породили Занда. Каролина покровительствовала движению карбонариев — оно привело к революции 1820 года.

В числе первых карбонариев был калабриец по имени Гаэтано Вардарелли. Это был гомеровский герой, обладавший всеми качествами первобытного человека: он был силен как лев, быстр как серна, зорок как орел. Вначале он служил Мюрату, ибо Мюрат в вынашиваемых им одно время планах стать королем всей Италии рассчитывал, что для этой цели сила карбонариев может послужить ему мощным рычагом. Затем, быстро собразив, что, для того чтобы управлять подобным движением, нужны другая рука и прежде всего другой талант, нежели его собственный, Мюрат из защитника карбонариев превратился в их гонителя. Тогда Гаэтано Вардарелли дезертировал и удалился в Калабрию, в лоно родных гор, где, как ему казалось, его не осмелилась бы преследовать никакая человеческая власть.

Однако Вардарелли ошибался: среди сподвижников Мюрата был один генерал, отличавшийся неслыханной отвагой, стоическим упорством и поразительной твердостью. Таких людей Бог посылает, чтобы разрушить или возвести что-либо. Звали этого генерала Манес.

Проезжайте по Калабрии от Реджо до Пестума — там всякий, у кого есть хоть один дукат и клочок земли, скажет вам, что беззаботной радостью от владения и дукатом, и землей он обязан генералу Манесу. Напротив, всякий, кто не владеет ничем или жаждет завладеть чужим добром, люто ненавидит генерала Манеса.

Вардарелли, как и все жители Калабрии, вынужден был покориться железной руке грозного проконсула. Преследуемый от долины к долине, от леса к лесу, от горы к горе, он отступал, шаг за шагом, но отступал. Наконец, однажды, оказавшись в безысходном положении в Шилле, он вынужден был пересечь пролив и попроситься на службу к королю Фердинанду.

Вардарелли было двадцать шесть лет; он был высокого роста, силач и храбрец. Ясно было, что пренебрегать подобным человеком не следует, и его произвели в сержанты сицилийской гвардии. В этом чине Вардарелли и вошел в Неаполь в 1815 году вслед за королем Фердинандом.

Но подчиненное положение сержанта не подходило для человека такого нрава, как Гаэтано Вардарелли. Самое большее, на что он мог надеяться, если бы продолжил военную карьеру, — это дослужиться до младшего лейтенанта. Такого исхода молодой честолюбец не допускал даже в самом крайнем случае. Поколебавшись какое-то время, он поступил так, как уже делал однажды: он дезертировал со службы короля Фердинанда, подобно тому как дезертировал со службы короля Иоахима. И во второй раз он вновь, как и прежде, укрылся в Калабрии, чувствуя, подобно Антею, что силы его прибывают всякий раз, когда он касается родной земли.

Там он обратился к своим старым товарищам. Два его брата и десятка три бродячих бандитов откликнулись на его зов. Собравшись, шайка избрала Гаэтано Вардарелли своим главарем, обязавшись подчиняться ему беспрекословно и вручив ему права над своей жизнью и смертью. Из раба, каким он был в городе, Вардарелли превратился в короля в горах, и короля тем более грозного, что ужасному генералу Манесу невозможно было его достать.

Вардарелли стал действовать по старому правилу, благодаря которому разбойники всегда удачно проворачивают свои дела — будь то в Калабрии или в Комической опере. Иными словами, он объявил себя великим преобразователем мирового устройства и, перейдя от слов к делу, начал задуманное им социальное выравнивание, давая беднякам необходимое за счет избавления богачей от излишнего. Хотя система эта известна давно, надо отдать ей должное — она никогда не устаревает. Вследствие этого имя Вардарелли приобрело такую популярность и навевало такой ужас, что вскоре о нем стало известно самому королю Фердинанду.

Король Фердинанд, только что вновь воцарившийся на троне, естественно, считал, что мир не может быть устроен лучше, чем он есть, а потому ему не очень были по душе реформаторы, пытавшиеся по-новому перекроить мир. Вследствие этих отсталых взглядов, король отнесся к Вардарелли просто как к разбойнику, которого следует повесить, и приказал, чтобы Вардарелли был повешен.

Но, чтобы повесить человека, нужно иметь веревку, виселицу и висельника. Что касается палача, то об этом не стоит беспокоиться: палачи находятся всегда и везде.

У королевских сбиров были веревка и виселица, и сбиры были почти уверены, что найдут палача, но им не хватало главного — висельника.

За Вардарелли началась охота, но, поскольку ему было прекрасно известно, с какой филантропической целью его разыскивали, он постарался, чтобы до него не добрались. Более того, пройдя выучку у генерала Манеса, молодчик до тонкостей постиг игру в прятки. Он ловко дурачил неаполитанские войска, никогда не показываясь там, где его подстерегали, появляясь повсюду, где его не ждали, то исчезая, словно дымка, то внезапно возвращаясь, как грозовая туча.

Ничто так не привлекает, как успех. Успех — это моральный магнит, притягивающий к себе все. Банда Вардарелли, насчитывавшая вначале человек двадцать пять-тридцать, вскоре увеличилась вдвое: Вардарелли становился силой.

Тем больше было оснований для того, чтобы уничтожить его: были составлены планы кампаний по поимке бандита, удвоен состав войск, посланных на его розыски, за голову его назначили награду — все было бесполезно. С тем же успехом можно было объявить вне закона орла и серну, верных товарищей его свободы и независимости.