Расскажем историю одного сицилийского буржуа, который во что бы то ни стало хотел сделаться дворянином. Те, кто пожелает узнать имя этого г-на Журдена, могут прибегнуть к "Сицилийским нравам" моего остроумного друга Пальмиери ди Миччике, который лет двадцать путешествует по всем странам, кроме своей собственной, чтобы искупить приобретенную им привычку называть вещи и людей своими именами. Наученный его примером, я постараюсь избежать подобного недостатка.
XII
ПРЕДМЕТ НЕНАВИСТИ КОРОЛЯ НОСАТОГО
Жил в Фермини в год 1798-й от Рождества Христова молодой человек лет шестнадцати-семнадцати, который, подобно кардиналу Лекада, просил у Неба только одного: стать государственным секретарем и умереть.
Это был сын честного фермера по имени Неодад. Имя звучит, быть может, немного по-арабски, но пусть наши читатели вспомнят, что Сицилия была некогда завоевана сарацинами. Кроме того, как я уже сказал, чтобы докопаться до корней, они могут обратиться к произведениям моего друга Пальмиери ди Миччике.
Отец оставил нашему герою небольшое состояние. Тот решил купить себе модное платье, напудрить волосы, выбрить подбородок, прицепить к воротнику кафтана ленту, чтобы подвязывать волосы, и отправиться в Палермо на поиски титула. Следуя аксиоме "Помоги себе сам, и Бог тебе поможет", он начал с того, что сменил свое имя Неодад на Соваль, хотя, на мой взгляд, первое было куда выразительнее. Правда, немного позже он прибавил к этому имени частицу "ди", что сделало его если не более аристократичным, то, по крайней мере, еще более оригинальным.
Перерядившись таким образом и считая, что отцовская грязь достаточно скрыта под пудрой а ла марешаль, молодой Соваль попытался потихонечку пролезть ко двору. Но его неаполитанское величество не случайно получил прозвище "Носатый". Король за целое льё учуял чужака и приказал, чтобы тому были закрыты двери королевских дворцов и вилл, предоставив тем самым Совалю свободу бывать повсюду, кроме двора.
Но молодой фермер явился в Палермо не только с намерением покрасоваться на городской набережной своей внешностью и манерами. Он приехал, чтобы попасть ко двору, и решил добиться своего любой ценой. Поскольку из-за отказа короля Носатого невозможно было достичь цели добром, приходилось прибегнуть к силе.
Для этого существовало немало способов. Как раз в то время кардинал Руффо искал добровольцев, готовых помочь ему отвоевать Неаполитанское королевство, которое Носатый, подобно Карлу VII, потерял самым беспечным образом. Молодой Соваль, уже привыкший к преображениям, мог сменить дворянское платье на военный плащ, подобно тому как он сменил фермерскую куртку на дворянское платье; он мог добавить к этому плащу ружье, саблю, патронную сумку и стать знаменитым вроде Мам-моне и Фра Дьяволо. Для этого требовалось лишь немного храбрости, но одним из наследственных качеств семейства Неодад была осторожность. Калабрия велика, между Баньярой и Неаполем мог произойти несчастный случай. Кроме того, наш герой знал старую пословицу "С глаз долой, из сердца вон". Поэтому он решил остаться на глазах у любимых государей, чтобы быть как можно ближе к их сердцу.
Как мы уже сказали, королем был Носатый, но правила страной Каролина. Однако, королева Каролина, которая не могла, подобно халифу Аль-Рашиду, переодеться ка-лендером или носильщиком, чтобы войти в дома своих верных подданных и узнать, что они думают о ее правлении, восполняла этот недостаток тем, что переписывалась со множеством корреспондентов, которые делали это за нее и из соображений сугубо патриотических давали ей полный отчет в том, чего она не могла видеть сама. К сожалению, эта столь похвальная преданность не была совершенно бескорыстной. В обмен на оказываемые ей мелкие услуги королева из собственной казны более или менее щедро вознаграждала писавших доклады. Молодого Соваля, обладавшего изумительным почерком, прозрачным эпистолярным стилем и полным отсутствием склонности к военной карьере, в один прекрасный день осенило: он понял, какое ему уготовано будущее, стал настойчиво добиваться чести стать сверхштатным служащим, достиг желаемого и за три месяца проявил столь выдающиеся способности в отборе разговоров, мыслей и изречений, собиравшихся им то здесь, то там и передаваемых ее величеству, что был окончательно принят в число ее корреспондентов.
Бедный юноша едва не потерял голову от радости. После того как он стал переписываться с королевой, ему показалось, что любые препятствия будут устранены, и он удвоил рвение. Поскольку природа одарила его исключительно тонким слухом, он действительно оказывал королеве огромные услуги. И потому Каролина, которая, при всем том, что она была хозяйкой в делах политических, тем не менее сохранила привычку советоваться с мужем в вопросах этикета, попросила его, чтобы молодой Со-валь был допущен ко двору. Но его неаполитанское величество, услышав имя, ставшее ему глубоко неприятным, взбрыкнул, словно преследуемый собаками олень, и отказал наотрез. Ни просьбы, ни мольбы, ни угрозы не возымели действия: запрет, наложенный на несчастного Соваля, остался в силе.
Началась реставрация 1799 года; это было время не только наказаний, но и вознаграждений. Молодой Соваль решил дать новое и серьезное доказательство своей преданности королевской семье и отправился вслед за ней в изгнание. Тогда же он решил, что ему следует самому даровать себе вознаграждение, в котором ему было отказано, и прибавил к своему имени частицу "ди", причем встретил при этом не больше трудностей, чем Альфьери, который, учредив орден Гомера, сам себя произвел в его кавалеры. Именно в ту пору, одновременно с Буонапарте, укоротившим свое имя на две буквы, наш герой прибавил столько же к своему.
Когда молодой ди Саваль прибыл в Неаполь, прежние обязанности его при королеве Каролине не только сохранились, но и стали более важными: королева, не довольствуясь больше простыми письмами, позволила ему в особо важных случаях делать ей устные доклады. Наш герой счел это верным средством на пути к достижению своего величия. В самом деле, чтобы беседовать с королевой, надо было приходить в покои короля. Правда, попадал Соваль на эти беседы через потайную дверь, служившую для приближенных первого министра Джаффара. Но это был шаг в нужном направлении. Теперь надо было постараться войти во дворец через парадный вход, и не ночью, а днем. Королева не теряла надежды добиться этой милости от короля. Но, несмотря на ожидания его покровительницы, бедный Соваль ничего не мог изменить в установленном порядке вещей, и в течение семи лет службы он ни разу не смог воспользоваться парадной дверью.
Такое могло привести в отчаяние даже святого, поэтому бедный Соваль уже начал всерьез отчаиваться, и, когда в один прекрасный день королева вновь сообщила ему о грубом отказе короля, он решил стать чем-то вроде странствующего рыцаря и совершить какое-нибудь героическое деяние, которое вынудило бы короля вознаградить его должным образом.
Новый Дон Кихот пустился на поиски приключений в 1808 году. В те времена не было необходимости отправляться ради этого в дальние края, поэтому, прибыв в Венецию, бедняга ди Соваль решил, что наконец-то нашел то, что искал.
В ту пору в Венеции проживала некая г-жа С., немка по происхождению, но невестка одного из самых прославленных адмиралов английского флота. Эта дама жила узницей в своем доме, с нее не спускали глаз, и французское правительство берегло ее как ценную заложницу. Молодой Соваль увидел в этом обстоятельстве искомое приключение и решил попытать счастья.
Дело оказалось непростым. Сколь бы ловким, изворотливым и хитрым ни был наш паладин, Наполеон был тогда великаном, победить которого было весьма непросто, волшебником, усыпить которого было почти невозможно. Тем не менее герой наш приобрел такую привычку к потайным дверям, что, кружась вокруг дома г-жи С., заметил подобную дверь, выходившую на один из множества мелких каналов, бороздящих Венецию. Через три дня г-жа С. и Соваль вышли через эту дверь, на следующий день они были в Триесте, еще через три дня — в Вене, а две недели спустя — на Сицилии. Следует напомнить, что в ту пору двор находился именно на Сицилии, так как на неаполитанский престол в 1806 году взошел Жозеф Наполеон.
