Тем не менее капитуляцию, подписанную Футом, Ке-роди и Бонньё, следовало разорвать. Тогда вспомнили, что Адама погубила женщина, и взгляды обратились на подругу Нельсона, Эмму Лайонну. Это была падшая женщина из Лондона. Отец ее был неизвестен, родной город — также. Знали только, что мать ее была бедна. Говорили, что родилась она, кажется, в Уэльсе — вот и все. Однажды ее встретил какой-то шарлатан и предложил прнять участие в новой спекуляции: представлять богиню Гигиею. То был был доктор Грехем, создатель мегалантро-погенеза. Эмма Лайонна согласилась; она обосновалась в кабинете доктора и стала служить ему живым экспонатом. Эмма Лайонна была красавица; люди сбегались, чтобы посмотреть на нее, художники просили разрешения писать с нее портреты. Ромни, один из самых популярных художников Англии, изобразил ее Венерой, Клеопатрой, Фриной. С тех пор Эмма Лайонна вошла в моду, а Грехему был обеспечен успех.
Среди тех юношей, кто после появления богини Гигиеи с особым усердием посещали лекции доктора, был один молодой человек из семьи Уорвиков, по имени Чарлз Гре-вилл. Увидев Эмму Лайонну, он в тот же день влюбился в нее и предложил прекрасной статуе оставить доктора ради него. Эмме Лайонне начало приедаться позировать любопытным и художникам. Репутация ее была сделана, а благодаря молодому аристократу она должна была войти в моду; она согласилась. За три года состояние Чарлза Гре-вилла было промотано, почетное место, которое он занимал в дипломатии, потеряно, и у него не осталось ничего, кроме женщины, которой он был обязан своим разорением и своим социальным падением. Тогда он предложил Эмме Лайонне выйти за него замуж — так велико было влечение новоявленного Алкивиада к этой новой Лаисе. Но Эмма Лайонна была слишком расчетлива, чтобы выйти замуж за человека разоренного: за эти три года она приобрела привычку к золоту и бриллиантам и не хотела ее терять. Выставив предлогом благородные соображения, чем Чарлз Гревилл дал себя обмануть, она отказала ему Тогда он решил действовать иначе. При неаполитанском дворе у него был богатый и влиятельный дядя, сэр Уильям Гамильтон. Чарлз был наследником старика. Он попросил у дяди денег и разрешения жениться на Эмме Лайонне. На ту и другую просьбу дядя ответил категорическим отказом. Чарлз Гревилл знал, сколь велика власть Эммы Лай-онны над сердцами: он послал свою прекрасную сирену просить за них обоих.
Действительно, у женщины этой было роковое очарование. Старик увидел Эмму Лайонну и влюбился в нее. Он предложил племяннику две тысячи пятьсот фунтов стерлингов ренты, если Эмма Лайонна согласится выйти замуж за него самого, английского посла в Неаполе. Две недели спустя Чарлз Гревилл получил договор о ренте, а Эмма Лайонна стала леди Гамильтон.
Скандал разразился большой, однако не принимать новобрачную в свете было нельзя, поэтому все гостиные были перед ней открыты. Королева Каролина, эта гордая австрийская принцесса, сестра Марии Антуанетты, еще более надменная, чем та, совершенно отказалась говорить с Эммой Лайонной и подчеркнуто поворачивалась к ней спиной всякий раз, когда по воле случая королева и супруга посла сталкивались друг с другом.
Тем временем в Неаполь прибыл Нельсон: победитель при Вера-Крусе и будущий победитель при Абукире и Трафальгаре не избежал общей участи и влюбился. Нельсон мог сойти за Ахилла, но то не был ни Гиацинт, ни Парис. Он потерял глаз при Кальви и руку при Вера-Крусе. Но леди Гамильтон была слишком ловка, чтобы упустить плывшую ей в руки удачу. Она тут же поняла, какое влияние будет оказывать Нельсон на события и, следовательно, на людей. Англия для Фердинанда и Каролины была не только союзницей, но и освободительницей: Нельсон становился для них не просто героем, а почти богом.
Любовь Нельсона все изменила в жизни Эммы Лайон-ны. Королева спустилась с трона и преодолела половину пути, отделявшего ее от авантюристки; Эмма Лайонна соизволила пройти вторую половину. Вскоре они стали неразлучны. При дворе, в театре, на улицах Кьяйя и Толедо, в экипаже и королевской ложе — Эмма Лайонна находилась при королеве ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Эмма Лайонна стала фавориткой Каролины.
Когда пробил час беды, Эмма Лайонна, верная дружбе, а точнее, ведомая честолюбием, отправилась с королем и королевой на Сицилию, Нельсон последовал за нею. Грозный морской волк в ее присутствии становился послушным и кротким как ребенок.
Именно на этой женщине Каролина остановила свой выбор, чтобы погубить Нельсона; этим странным рукам Господь вверил судьбы людей и королевств.
При Эмме Лайонне была верительная грамота, составленная в следующих выражениях:
"Провидение вручает Вам судьбу неаполитанской монархии. У меня нет времени написать Вам подробное письмо, касающееся огромных услуг, каких мы ждем от Вас. Миледи, моя посланница и моя подруга, изложит Вам мою просьбу.
С признательностью у преданная Вам Каролина".
В письме содержался указ короля, в котором объявлялось, "что в намерения короля никогда не входили переговоры с мятежными подданными и что, следовательно, условия капитуляции фортов отменены; что сторонники так называемой Партенопейской республики в той или иной степени повинны в оскорблении величества, а посему будет учреждена Государственная джунта, дабы судить их и приговорить наиболее виновных к смерти, остальных — к тюрьме и ссылкеу с конфискацией имущества тех и других".
Последующее волеизъявление его величества и средства его выполнения должны были быть обнародованы в новом указе. Король и королева, в конце концов, могли писать подобные вещи: они ведь ничего не подписывали и оценивали свершившиеся события с точки зрения своей власти и своего достоинства. Но Нельсон, выходец из народа, Нельсон, сын бедного пастора из деревни Бёрнем-Торп; Нельсон, отвечавший за подпись своего представителя; Нельсон, во всех этих распрях между народом и королями обязанный оставаться спокойным, беспристрастным и невозмутимым, словно статуя Правосудия; Нельсон, на которого смотрела вся Европа и от которого весь мир ждал только одного слова, чтобы провозгласить его защитником человечества, подобно тому как он уже слыл избранником славы, — что мог Нельсон сказать в свое оправдание и что ответил бы он Богу, если бы Бог потребовал у него отчета за двадцать пять тысяч жизней, принесенных в жертву безумной любви? Корабль, на котором плыла Эмма Лайонна, как-то вечером подошел к судну, на котором находился Нельсон, а час спустя отправился в обратный путь в Палермо, унося на своем борту в качестве единственного послания такой ответ: "Все в порядке". На следующий день договор о капитуляции был разорван.
Среди жертв находился один человек, который должен был быть для Нельсона неприкосновенным; как и он, это был моряк, — адмирал Караччоло. После того как Карач-чоло столь удачно привел на Сицилию корабль короля, что вызвал зависть у того, кто слыл величайшим из флотоводцев, он попросил позволения вернуться в Неаполь, и ему было разрешено. Там адмирал встал на сторону республиканцев, сражался вместе с ними, разделил их судьбу и, как они, должен был находиться под защитой чести трех великих наций.
Караччоло удалось вначале спастись от преследований и, следовательно, не попасть в число тех, что были убиты первыми, но, преданный своим слугой, он был схвачен в его доме. Едва Нельсон узнал об аресте адмирала, он потребовал его как своего пленника. Благородный и великодушный поступок мог бы послужить если не противовесом предательству Нельсона, то хотя бы смягчить его. Английский адмирал мог потребовать выдачи ему Караччоло, чтобы спасти того от Государственной джунты. Так все и думали, и ему стали рукоплескать: Нельсон потребовал выдачи адмирала, чтобы взять его к себе на корабль.
Суд был скор: он начался в девять часов утра, и в десять Нельсону сказали, что принято решение рассмотреть улики и свидетельства в пользу обвиняемого, что во всех странах мира является правом осужденного, а не милостью. Нельсон ответил, что в этом нет необходимости, и суд продолжил свою работу.
