— Ах, Боже мой! До чего же я глуп! — воскликнул монарх. — Я мог отдать туза и не сделал этого.
— Ну что ж! Я еще глупее, чем ваше величество, — воскликнул председатель, — ибо я мог спустить червового валета, а он остался у меня на руках!
Король, вместо того чтобы рассердиться, расхохотался. Своей откровенностью ответ, вероятно, напомнил ему его славных лаццарони.
Надо рассказать о нем все. Президент Кардилло был, подобно Нимроду, великим охотником пред Господом. Он устраивал великолепные, королевские охоты, на которые приглашал своего монарха, и тот, оказывая Кардилло честь, присутствовал на них. Дело происходило в его роскошном поместье Иличе, и, поскольку посредине его владений возвышался замок, достойный короля, его величество удостаивал приезжать накануне охоты, а затем ужинал и ночевал в замке, где оставался порой на два-три дня подряд. Как-то вечером король прибыл туда, как обычно, с намерением поохотиться на следующий день. Если речь шла об охоте, королю не спалось. Поэтому, проворочавшись всю ночь в кровати, он встал на рассвете, зажег свечу и отправился в рубашке к спальне владельца замка. В двери торчал ключ; Фердинанду вздумалось посмотреть, как президент выглядит, лежа в кровати. Он повернул ключ и вошел в комнату. Господь на свой лад помогал королю.
Президент, без парика и в ночной рубашке, восседал посредине комнаты. Король подошел прямо к нему. Тогда как удивленный и захваченный врасплох появлением короля бедный президент оставался недвижим, король сунул свечу ему под нос, чтобы хорошенько рассмотреть выражение его лица, затем с великолепной серьезностью стал обходить статую и пьедестал, в то время как президент, подобно китайскому болванчику, вращал головой, не двигаясь с места и следя за передвижениями короля. Наконец, оба светила, совершавшие круговое движение, оказались лицом друг к другу. Король продолжал хранить молчание, поэтому президент с полнейшим хладнокровием осведомился:
— Государь, поскольку случай не предусмотрен этикетом, следует ли мне встать или оставаться в том же положении?
— Оставайся, оставайся, — отвечал король, — но не заставляй нас долго ждать, бьет уже четыре часа.
И он вышел из комнаты столь же важно, как и вошел.
Вскоре честь, которую король оказывал президенту Кардилло, охотясь на его землях, вызвала зависть придворных. Даже аббатисы важнейших монастырей в Палермо, населив свои парки косулями, ланями и кабанами, приглашали короля, чтобы развлечь охотой бедных затворниц, чьи души были им вверены. Король отличался определенной галантностью: он почти забыл о своей колонии в Сан Леучо, хотя она была местом весьма приятным. Это была прелестная деревушка, которая располагалась в трех-четырех льё от Неаполя и в которой все телом и добром принадлежали королю. Только души там принадлежали Богу, что не мешало и дьяволу иметь свою долю. Сан Леучо превратился в сераль султана Носатого — в нем не хватало только тюрбанов и удавок. Подобно персидскому шаху, он мог бы как-нибудь известить друзей и знакомых о восьмидесяти рождениях, случившихся в одном месяце.
Вот почему население Сан Леучо еще и теперь пользуется привилегиями, которых не имеет ни одна другая деревня Королевства обеих Сицилий. Ее жители не платят налогов и освобождены от воинской повинности. Кроме того, каждый, каков бы ни был его возраст или пол, может считать себя в некоторой степени родственником нынешнего короля. Просто те, что постарше, называют его "племянник", а те, что помоложе, — "кузен".
Итак, король Носатый поживал себе на Сицилии, ежедневно охотясь то в собственных лесах, то в угодьях президента, то в парках аббатис, каждый вечер играя в карты — то в вист, то в реверси и жалея только о замке Капо ди Монте, где было столько славок; об озере Фузаро, где было столько рыбы; о площади Мола, где было столько лаццарони, — как вдруг однажды перед ним предстал мужчина примерно лет пятидесяти — пятидесяти пяти и попросил разрешения отвоевать для Фердинанда его королевство: этим человеком был кардинал Руффо.
Фабрицио Руффо родился в благородной, но не очень известной семье. Однако, обладая сильно развитым даром интриги, он сделал, благодаря папе Пию VI, чьим фаворитом ему довелось стать, неплохую карьеру на поприще прелатства и был назначен на высокую должность при Святом престоле. Оказавшись на этом месте, он проявил сноровку и за три года сколотил состояние, но имел неловкость показать это. В результате его роскошества вызвали скандал, и Пий VI вынужден был потребовать у Руффо уйти в отставку. Кардинал ушел в отставку, прибыл в Неаполь и получил в управление замок в Казерте. Там он, насколько мог, угождал его величеству в удовольствиях, которые король Носатый искал на своей вилле, как вдруг его величеству пришлось укрываться на Сицилии. Кардинал Руффо последовал за ним.
Там, пока король днем играл в карты, а вечером охотился, Руффо мечтал об отвоевании королевства. Ситуация в Италии менялась: поражения следовали за поражениями; Бонапарт, казалось, увез статую Победы на другую сторону Средиземного моря.
Врагов, с которыми приходилось сражаться Директории, становилось все больше. Соединенные турецкий и русский флоты захватили некоторые из Ионических островов, осадили Корфу и объявили во всеуслышание, что, как только им удастся завладеть этим важным пунктом, они направятся к берегам Италии. Английская эскадра ждала только сигнала, чтобы присоединиться к ним. Поэтому Фабрицио Руффо надеялся, что, если запалить огонь в Калабрии, он с быстротой молнии достигнет Неаполя и воспламенит столицу. И он пришел повидать короля, чтобы поговорить с ним.
Король, у которого Руффо не просил ни людей, ни денег, а только королевского соизволения и полномочий, дал кардиналу все, чего тот хотел. Затем оба благословили друг друга, кардинал отправился в горы Калабрии, а король — в лес Фикудзы.
Прошло примерно два месяца. За эти два месяца король, охотясь в Фаворите, Монреале или Иличе, видел, как к его столице проследовала целая флотилия русских, турецких и английских кораблей. Однажды вечером, возвращаясь с охоты, он узнал даже, что Нельсон покинул Палермо, чтобы встать во главе флота. И вот, наконец, как-то утром король получил известие о том, что кардинал Руффо вошел в Неаполь, что Партенопейская республика, установившаяся с приходом Шампионне, пала с уходом Макдональда и что республиканцы подписали капитуляцию, по условиям которой они сдавали крепость, но в обмен им сохраняли жизнь и возимое имущество. Капитуляцию подписал: от Англии — Фут, от России — Ке-роди, от Порты — Бонньё, от имени короля — Руффо.
Против всякого ожидания, его величество пришел в неслыханную ярость. Ему отвоевали королевство, что было весьма приятно, но при этом вступили в переговоры с мятежниками, что казалось Фердинанду весьма унизительным. Носатый был внук Людовика XIV, и в нем при всем его простолюдинстве, было немало гордыни и величия, свойственных великому королю.
Следовательно, речь шла о том, чтобы спасти королевскую честь, разорвав капитуляцию[20].
Опасались только одного: в это время в Неаполе был человек более могущественный, чем король, и этим человеком был Нельсон. Нельсон достиг возраста сорока одного года, и даже самый заклятый его враг мог упрекнуть адмирала только в одном: в чрезмерном бесстрашии. На его долю пришлось столько почестей, сколько может выпасть на долю победителя. Лондон послал ему шпагу, а король сделал его кавалером ордена Бани, бароном Нильским и пэром королевства. Он обладал княжеским состоянием, ибо правительство платило ему ренту в тысячу фунтов стерлингов; король дал ему пенсию в пятьдесят тысяч франков, а Индийская компания подарила сто тысяч экю. Приходилось поэтому опасаться, как бы Нельсон, слывший до сих пор не только храбрейшим из храбрых, но и вернейшим из верных, не возымел нелепого притязания сохранить эту двойную репутацию и, не сделав до сих пор ничего, что заставило бы усомниться в его отваге, отказался бы совершить то, что могло бы нанести урон его чести.
