Когда спектакль закончился, я черкнул ему три строчки карандашом. Я писал, что если он свободен от дел, то я прошу его зайти в ложу № 20 и выслушать комплименты от одного француза, который не смог пойти к нему за кулисы; под этим посланием я поставил свою подпись.
Актеру это было сделать тем проще, что в Италии, когда опускается занавес, зал не пустеет, начатые разговоры продолжаются, назначенные визиты заканчиваются, и через час после спектакля в пятнадцати — двадцати ложах еще остаются зрители.
Коломберти пришел через четверть часа — он едва успел переодеться. Он знал мое имя и даже перевел "Карла VII", поэтому, по итальянскому обычаю, прибежал с распростертыми объятиями. Он приезжал в Париж в 1830 году, изучал наш театр, превосходно знал его и только что с огромным успехом сыграл в пьесе "Она безумна".
Мы долго беседовали о Скрибе, который в моде как в Италии, так и во Франции. Мне казалось, что талант этого драматурга, умный и тонкий, но связанный с французскими реалиями, должен был много проиграть, будучи перенесен в чужую страну и чужое общество. Но ничуть не бывало. Коломберти рассказал мне о некоторых его маленьких шедеврах, и я увидел, что, если отвлечься от стиля и слога, остается искусность интриги, сохранявшая пьесам Скриба и на другом языке если не колорит, то, по крайней мере, интерес. Директора театров это хорошо поняли и, как мы уже говорили, дают под именем нашего прославленного собрата все пьесы, что порою имеет свои неудобства.
Поговорив почти о всей нашей современной литературе, Коломберти перешел к моим произведениям. Он сказал, что они запрещены от Перуджи до Террачины и от Пьомбино до Анконы. Кроме того, он удивился, что я путешествую так свободно по стране, куда не были допущены мои сочинения. Тогда я показал ему из ложи на двух карабинеров, стоявших в партере. Коломберти состроил изумительную комическую гримасу.
Я распрощался с ним, пожелав ему всяческих успехов, чего он мог добиться, и через десять минут я и карабинеры вернулись в гостиницу в том же порядке, в каком мы из нее вышли.
На следующий день, на рассвете, мы отправились в дорогу и около одиннадцати часов увидели Тразименское озеро, а в полдень достигли границы.
Нет такой хорошей компании, с которой не приходилось бы расставаться, говаривал король Дагоберт своим собакам. И мне пришла пора расстаться с папской сворой. Коляска остановилась ровно посредине линии, отделявшей Тоскану от Папского государства. Карабинеры вышли из коляски, взяли шляпы в руки, и, пока один показывал мне границы двух территорий, другой зачитывал официальное уведомление о том, что я буду приговорен к пяти годам каторжных работ, если мне когда-нибудь придет в голову фантазия ступить на земли его святейшества. За труды я дал карабинеру четыре экю, при этом обязав его отдать два из них товарищу. И каждый из нас поехал своей дорогой: они — в восторге от меня, а я — избавившись, наконец, от них.
На следующий день я прибыл во Флоренцию.
Четыре дня спустя я получил письмо от маркиза де Тальне. Папа был крайне опечален тем, что со мною случилось, и тут же потребовал дать ему отчет о причинах моего ареста.
Вот что произошло.
В день моего отъезда из Парижа какой-то римский Со-валь написал, что г-н Александр Дюма, бывший вице-президент комитета национальных наград, член польского комитета и к тому же автор "Антони", "Анжелы", "Терезы" и еще множества других, не менее подстрекательских пьес, отправляется с поручением парижской венты, дабы заразить Рим революционным духом. Вследствие чего тут же был отдан приказ не позволить г-ну Александру Дюма пересечь римскую границу, а если это по нечаянности случится, немедленно препроводить его за пределы Папского государства.
К несчастью, меня ждали на дороге из Сиены — туда приказ и был отправлен.
Но, как вы знаете, я прибыл по дороге из Перуджи, поэтому меня спокойно пропустили.
Когда я прибыл в Рим, об этом было доложено в полицию. Полиция отдала приказ следить за мной; но, поскольку во время моего нахождения в Папском государстве я не покусился ни на мораль, ни на религию, ни на политику, решено было, что я, вероятно, стою больше, чем созданная мне репутация, и меня оставили в покое, не подумав при этом отозвать отданный приказ.
Я должен был бы стать жертвой этой оплошности при приезде, но стал ею, только когда уезжал.
Это объяснение сопровождалось новым приглашением его святейшества вернуться в Рим и уверением в том, что был отдан приказ широко раскрыть передо мной все двери.
Вот как, уезжая в Венецию, я оказался во Флоренции.
КОНЕЦ "КОРРИКОЛО"
Книга "Корриколо" ("Le Corricolo"), в которой Дюма продолжает описание своего путешествия по Южной Италии и Сицилии в 1835 г., начатое в книгах "Сперонара" и "Капитан Арена", представляет собой сочетание новелл о быте, истории и легендах Неаполя и является одним из самых блестящих и самых известных сочинений в жанре путевых впечатлений. Впервые она была опубликована фельетонами в парижской газете "Век" ("Le Siecle") с 24.06.1842 по 18.01.1843; первое ее отдельное издание во Франции: Dolin, 1843, 8vo, 4 v.
Это первое издание "Корриколо" на русском языке. Перевод книги был выполнен С.Ломидзе специально для настоящего Собрания сочинений по изданию: Paris, Les Editions Desjonqueres, 1984.
КОММЕНТАРИИ
Введение
5… это своего рода тильбюри… — Тильбюри — облегченный двухко лесный экипаж, названный в честь сконструировавшего его в 1820 г. лондонского каретника; имел улучшенную подвеску (благодаря комбинации семи рессор), а также усиленные металлом кузов и оглобли; предназначался для двух пассажиров.
… тащится шагом подобно телеге франкских королей, запряженной быками… — Франкский историк Эйнхард (ок. 770–840), автор жизнеописания Карла Великого "Vita Caroli Magni", рассказывая в начале своего знаменитого труда об отсутствии реальной власти у Меровингов, династии франкских королей (448–751), прозванных "ленивыми королями", и их бедности, сообщает следующее: "Куда бы король ни отправлялся, он ехал в повозке, запряженной, по деревенскому обычаю, парой волов, которыми правил пастух. Так ездил он во дворец, на народные собрания, проводимые ежегодно для пользы государства, и так же возвращался домой".
… едет рысью, как наемный кабриолет… — Кабриолет (от фр. cabri-oler — "прыгать") — легкий одноконный двухколесный экипаж со складывающейся крышей; получил распространение во Франции в нач. XIX в. и вскоре в качестве наемного пассажирского транспорта вытеснил из употребления более тяжелые повозки.
… даже колесница Плутона, похищавшего Прозерпину на берегах Си-мета… — Плутон — в греческой мифологии владыка несметных богатств подземного мира, отождествлявшийся с владыкой подземного царства душ мертвых, мрачным Аидом.
Прозерпина (гр. Персефона) — согласно античному мифу, дочь верховного бога Юпитера (гр. Зевса) и богини плодородия и земледелия Цереры (гр. Деметры), похищенная Плутоном, который умчал ее на золотой колеснице, внезапно появившись из расселины земли. Крик похищаемой дочери услышала Церера и, разгневавшись на Юпитера, отдавшего дочь замуж за Плутона, отказалась дарить земле плоды; это заставило Юпитера уговорить Плутона отпускать Прозерпину на две трети года к матери.
Симет (соврем. Симето) — река в юго-восточной части Сицилии, длиной 113 км; упоминается в древнегреческой мифологии и древнеримской поэзии.
… Какой бог даровал ей, словно Титиру, покой? — Титир — персонаж поэмы Вергилия (см. примеч. к с. 24) "Буколики", пастух. В первой эклоге поэмы Титир лежит в тени широколиственного бука и играет на тонкой свирели, а на вопрос, почему он так безмятежно сочиняет новые пастушьи напевы, в то время как все остальные должны покидать родные края и бежать из отчизны, отвечает: "Нам бог спокойствие это доставил" (I, 6; перевод С.Шервинского).
