— Значит, болота, которые мы видим отсюда?.. — спросил я, протягивая руку в сторону дороги на Сан Джермано.
— Те самые, где скрывался Марий, — ответил возница.
Я дал ему два паоло.
Цицерона убили, а Конрадина предали почти в том же самом месте, где прятался Марий.
Мы уже рассказывали, как умерли античный оратор и юный герой средневековья.
Обедать мы отправились в Молу. Нас провели в большой зал, все окна которого были закрыты, чтобы сохранить прохладу. Потом, когда, устроившись на удобных стульях, мы стали обмахиваться носовыми платками, официант открыл одно из окон.
Невозможно описать очарование пейзажа, открывшегося перед нашими глазами благодаря этому своеобразному волшебному фонарю. Мы скользили взглядом по заливу, такому покойному, что он казался лазурным зеркалом. С другой стороны, на оконечности высокого мыса, видна была Гаэта, знаменитая своими апельсиновыми садами и тем, что она выдержала две осады — одну в 1504 году, другую в 1806-м, — но прежде всего своими белокурыми женщинами.
Моделью Тассо при создании образа Армиды послужила одна девушка из Гаэты.
Простите, мы забыли еще одну из достопримечательностей Гаэты. Именно на ее берегах Сципион и Лелий забавлялись тем, что пускали камешки рикошетом, как позже Август развлекался игрой в орехи с маленькими римскими озорниками.
После обеда мы отправились на прогулку до Кастелло-не ди Гаэта, древних Формий, часть стен которых и одни ворота существуют и поныне. Одна из вилл Цицерона находилась между двумя этими местечками. Из этой виллы Цицерон и бежал, спрятавшись в дорожных носилках, когда его догнал трибун Попилий, адвокатом которого он был когда-то и который в знак признательности отрубил великому оратору голову и руки. Вероятно, если бы Попи-лию предстояли после этого какие-нибудь другие судебные тяжбы, суд вынужден был бы сам назначить ему защитника.
Место, где, по всей вероятности, находилась эта вилла, входит теперь во владения князя ди Капозеле.
По другому преданию, бьющий все в том же владении родник и есть знаменитый Артакийский ключ: возле него Одиссей встретил дочь Антифата, царя лестригонов, которая, словно простая смертная, пришла туда, чтобы наполнить водой кувшин.
Коляска следовала за нами, поэтому, когда мы увидели все что хотели, нам оставалось только снова сесть в нее и отправиться в путь. Через полчаса мы были в Итри, на родине знаменитого Фра Дьяволо, всем известного в Кампании, а особенно в Комической опере.
Фра Дьяволо был славным священником, не хуже других читавшим молитвы по требнику и с грехом пополам исповедовавшим окрестных воришек, которые рассказывали ему о своих грешках и оставались его друзьями, ибо он не слишком мучил их накладываемым на них покаянием. Но в одно прекрасное утро, когда Жозефа Бонапарта сделали неаполитанским королем, славного священника охватило желание воспротивиться этому. Не сменив даже платья, он засунул за пояс пару пистолетов, поверх сутаны нацепил саблю, взял карабин, который был найден им в собственном доме и который достался ему от его предшественника, призвал на помощь свою паству, среди которой, как мы уже сказали, было немало разбойников, и начал боевые действия, охраняя ущелья Фонди и убивая всех французов, проходивших там. Подвиги его быстро наделали столько шуму, что слух о них дошел до Палермо, где в то время находились Фердинанд и Каролина. Их августейшие величества пригласили тогда Фра Дьяволо навестить их и, поскольку он поспешил отозваться на их благосклонное приглашение, пожаловали ему чин капитана. Фра Дьяволо вернулся в Итри, облеченный этим новым званием, но оно не принесло ему счастья. Массена, взяв Гаэту, отдал распоряжение о всеобщей облаве: Фра Дьяволо был схвачен вместе с двумя сотнями членов его банды. Двести его сотоварищей были тотчас же повешены на деревьях вдоль дороги. Но неаполитанцы считали, что у Фра Дьяволо — отсюда и прозвище "брат Дьявол", которое они ему дали, — в запасе много всяких колдовских уловок, и не верили, что он проявил такую неосторожность и позволил себя схватить, поэтому бывшего священника отвезли в Неаполь и в течение трех дней возили по улицам столицы, после чего отрубили ему голову на площади Нового рынка.
Все эти события, однако же, не повлияли на то, что в течение всего правления Жозефа и Мюрата упрямые головы отрицали смерть Фра Дьяволо.
Пусть картины современности не заставят нас упустить из виду воспоминания о прошлом. Итри — это античный
Urbs Mamurrarum[100] Горация, именно здесь Мурена предоставил к его услугам свой дом, а Капитон — кухню:
Muraene praebente domum, Capitone culinam[101].
Мы остановились в Итри. Я вспомнил ночь, которую мне пришлось провести в Террачине во время первого своего путешествия, одну из самых кошмарных, пережитых мною в Италии. Я вспомнил ужасные кровати, покрытые зеленой саржей, на которых мы крутились в течение шести часов, не в состоянии сомкнуть глаз ни на минуту. Правда, благодаря тому, что ум мой был возбужден вечной угрозой одной и той же опасности, я сумел найти ночное одеяние, несколько защитившее меня от блох: это были панталоны до пят, плотно стягивавшие талию и щиколотки, рубашка с наглухо застегивающимся воротником, позволявшая только просунуть голову, и, наконец, перчатки с застегивающимися манжетами. Благодаря этим предосторожностям, открытым оставалось только лицо, а я заметил, что блоха, как и лев, относится к человеческому лицу с уважением. Правда, есть еще клопы, которые ничего не уважают, но зато мне предстояло сражаться не с двумя враждебными породами, а только с одной.
Повторю еще раз, опасайтесь не лихорадки Понтий-ских болот, о которой говорят все, а их блох и клопов, о которых не говорит никто.
На следующее утро мы с Жаденом сошлись на том, что могли бы с таким же успехом заночевать и в Террачине.
Во время одного из спусков по дороге в Фонди наш возница остановился и рассказал нам, что мы находимся на том самом месте, где знаменитый французский поэт Эсменар разбился, упав с коляски.
Обычно итальянцы не балуют нас похвалами. Можно даже сказать, что в своем ограниченном, узколобом патриотизме — последнем, что осталось от гордыни маленьких республик, — они почти всегда несправедливы по отношению к другим нациям. Но коль скоро всякая достопримечательность заслуживает денежного вознаграждения, а оно варьируется в зависимости от того, насколько большой интерес представляет вышеупомянутая достопримечательность, наш возница подумал, что ценность достопримечательности, а следовательно, и размер вознаграждения возрастут, если он сделает из Эсменара первоклассного поэта.
Город Фонди, который святой Фома выбрал, чтобы устроить там школу, — ныне бедное и весьма жалкое селение. Именно в Фонди святой совершил садоводческое чудо, которое показывают до сих пор, — он посадил апельсиновое дерево верхушкой вниз, и оно принялось. Знаменитый корсар Барбаросса (его не следует путать с императором Барбароссой, героем рейнских легенд) в ярости из-за того, что не смог похитить прекрасную Джулию Гон-зага, вдову Веспазиано Колонны и графиню Фонди, которую он рассчитывал преподнести в подарок Сулейману И, сжег город. С тех пор несчастный Фонди так и не сумел оправиться от этой катастрофы и даже в нынешние времена по-прежнему отмечен огненной печатью ужасного пирата.
Через два часа мы были в Террачине.
Террачина по-прежнему, особенно если вы подъезжаете к ней со стороны Неаполя, — тот блестящий Анксур, о котором говорит Гораций:
Impositum saxis late candentibus Anxur[102],
с гигантской скалой, во все времена служившей основанием города, и с развалинами дворца Теодориха, увенчавшего ее только в пятом веке. Поскольку был всего лишь полдень и мне надо было провести в Террачине кое-какие разыскания, мы остановились в гостинице, той же самой, что и в первый раз, по-моему единственной во всем городе.
Через десять минут после нашего прибытия мы уже отправились по делам. Жаден собирался подняться на гору, усеянную древними развалинами, а я отправился на берег моря, где до сих пор еще можно найти следы порта, восходящего, по всей вероятности, к временам республики.
