Так что сходите на охоту, организуемую будущим претором, а он им станет, ибо он достаточно богат, чтобы устроить бесплатный спектакль для семидесяти тысяч зрителей, которых вмещает цирк. Вот его афиша:

"Труппа гладиаторов Авла Свеция Серия, эдила, будет сражаться в Помпеях в канун июньских календ.

Будет охота и веларий".

Веларий, как вам известно, это навес, натягиваемый над амфитеатром. Он бывал разных цветов — серым, желтым, голубым. Нерон приказал сделать один из голубого шелка с золотыми звездами, в середине был изображен он сам в виде Аполлона, с лирой в руках, управляющего солнечной колесницей.

Теперь мы можем упомянуть кое о чем, быть может даже более любопытном для наблюдателя, чем, так сказать официальные объявления, — имеются в виду непристойные строки, кабацкие изречения, трактирные припевы, начертанные на стене куском угля или острием ножа. Пойдите на улицу, идущую вдоль малого театра, и вы прочтете о любовных похождениях двух солдат, случившихся при консулате Марка Мессалы и Луция Лентула, то есть за три года до рождения Христа. Это весьма занятно.

Раз уж вы там оказались, зайдите и в сам кабачок — это одна из тех богатых питейных лавок, где древние проводили ночи за игрой и питьем. Как и в заведении знаменитой кумы аббата Дюбуа, у него было два входа: один — видимый, выходивший на улицу, другой — потайной, прятавшийся во дворе. Через лавку попадали во внутренние помещения.

Ошибиться невозможно. Достаточно взглянуть на стены, чтобы понять, где находишься. На стенах изображены пьющие и играющие мужчины. Один из них кричит слуге, чтобы ему принесли вина со льдом: "Da mihi fridam pusillum^[82]". За соседним столом молодые люди пьют с дамами, чьи головы покрыты капюшонами. Капюшон свидетельствует о том, что это честные женщины. Именно таким клобуком Ювенал покрывает голову Мессалины, когда она покидает императорский дворец на Палатинском холме, отправляясь в караульное помещение у Фла-миниевых ворот. Как вы понимаете, дамы эти вошли не через лавку, они вошли и уйдут через маленькую дверь, выходящую в узкую, пустынную и темную улицу. Пойдите взглянуть на эту дверь.

В этой комнате были и другие, не менее любопытные изображения, которые были убраны, и теперь их можно увидеть в Неаполитанском музее; вы распознаете их по надписи "Lente impelle^[83]".

Я пообещал моим читателям не слишком долго водить их по помпейским домам. Сейчас я отведу их в дом Фавна, и о Помпеях будет сказано все.

XXXIX

ДОМ ФАВНА

Дом Фавна — один из прелестнейших в Помпеях. Он находится в самом красивом квартале города, на улице, идущей от арки Тиберия до ворот Исиды. Найден он был в 1830 году руководителем раскопок ученым-археологом Карло Бонуччи в присутствии сына Гёте, того самого, который умер всего на несколько месяцев раньше своего знаменитого отца. Дом получил свое название от статуи одного из этих полубогов, которая была там найдена.

Преступив порог атриума, вы сразу видите весь дом. Атриум выкрашен в разные яркие цвета и вымощен красной яшмой, восточным агатом и разрисованным алебастром. В атриум выходят спальни, приемные, столовые.

Позади находится сад, который, должно быть, был весь усеян цветами; в центре сада бил фонтан, вода его стекала в мраморный бассейн. Вокруг тянулся портик, поддерживаемый двадцатью четырьмя ионическими колоннами, за которыми видны другие колонны и еще один сад; в тени его многочисленных платанов и лавров возвышались два маленькие храма, посвященные ларам.

Далее виднелась вечно дымящаяся вершина Везувия.

Несмотря на открывавшийся взору вид, владельцы этого великолепного дома не были вовремя предупреждены об опасности. Каждая вещь была найдена на своем месте, причем как предметы обихода, так и ценности: золотые урны, серебряные кубки, глиняные вазы. Одни находились в шкафах, другие — на накрытых столах. Лишь только хозяйка дома, убегая, попыталась унести с собой некоторые украшения. Быть может, даже, чтобы взять их, она потеряла драгоценное время. В зале для приемов нашли ее скелет, а в нескольких шагах от нее, в гинекее, — два очень тяжелых золотых браслета, две серьги, семь золотых колец с красивыми резными камнями и, наконец, груду золотых, серебряных и бронзовых монет.

Между садом и купой деревьев находилась гостиная.

Остановимся на пороге этой гостиной и предадимся размышлениям. Перед нами античный шедевр, раскопки которого едва не вызвали тридцать третий бунт в верно-подданнейшем городе Неаполе.

Мы имеем в виду большую мозаику.

Большая мозаика была обнаружена в 1830 году — это был год революций.

У нас борьба затихла. Когда в городе вдалеке раздавалось несколько ружейных выстрелов в нарушение отданного полицией приказа, жители еще вздрагивали и с беспокойством прислушивались, не трубят ли в конце улицы общий сбор; но трубы молчали. Стук колес проезжавших экипажей свидетельствовал о том, что пока в окрестное-тях нет баррикад. Все успокаивалось под медленным и беззвучным напором времени.

В Неаполе дело обстояло иначе. Ученые составляют особое племя, куда более упрямое, куда более злопамятное и придирчивое, нежели остальные люди. Политическая рознь — ничто по сравнению с враждой, царящей в археологии, и это понятно: ненависть в политике убивает, тогда как в археологии она только ранит.

Большая мозаика — вещь страшная! Большая мозаика сыграет в будущем такую же роль, какую Железная Маска сыграл в прошлом. По поводу Железной Маски существует девять версий, по поводу большой мозаики — уже десять, и заметьте, что Железная Маска восходит к 1680 году, тогда как большая мозаика — лишь к 1830-му.

Само собой разумеется, что ни одна из выдвинутых теорий относительно большой мозаики еще не признана за истинную. Известно, чем мозаика не является, но непонятно, что же она такое.

Мне хотелось бы иметь в руке не перо, а кисть, тогда я нарисовал бы вам большую мозаику, и из этого наброска родилось бы, возможно, одиннадцатое и верное объяснение. Numero deus impare gaudet^[84].

Из-за отсутствия рисунка читателю придется довольствоваться описанием.

На большой мозаике, имеющей примерно шестнадцать футов в ширину и восемь футов в высоту, изображено сражение. Художник выбрал тот последний и решающий момент, когда одна из армий одерживает победу: эту победу приносит падение с коня одного из главных персонажей.

На мозаике представлены вожди обеих армий: одному из них лет тридцать, он на одном из тех прекрасных доблестных коней, которых Фидий высекал на фризе Парфенона. Голова полководца непокрыта, у него короткие волосы и соединяющиеся под подбородком бакенбарды. Его защищают очень богато украшенный панцирь с рукавами из ткани и хламида, перекинутая через левое плечо и развевающаяся у него за спиной. Сбоку у него висит меч, в руке он держит копье, которым пронзает тело одного из вражеских военачальников: под тем убита лошадь, что мешает ему избежать удара, и, корчась от боли, он цепляется за древко копья своего противника. Падение с лошади и, главное, страшная рана этого всадника, по-видимому, решают исход сражения.

Победитель занимает левую часть переднего плана мозаики. За ним три-четыре всадника, вооруженные так же, как он, и принадлежащие, очевидно, к той же нации. Они пришли оттуда, откуда пришел он, и идут туда, куда идет он.

Вождь вражеской стороны стоит на колеснице, запряженной четырьмя лошадьми; он изображен на другой стороне мозаики. На голове у него нечто вроде капюшона, который охватывает лоб, а затем спускается под воротник. На нем туника с длинными рукавами и плащ, застегнутый на груди и падающий на плечи. В левой руке он держит лук, а правую — с участием и ужасом протягивает к раненому всаднику. В это время его возница, держащий левой рукой поводья, заставляет лошадей повернуть и нахлестывает их правой рукой, торопя их бег.