Так же обстоит дело и с Помпеями: вы начинаете с того, что посещаете музей в Неаполе, подробно рассматриваете все изумительные произведения искусства и предметы, найденные за те двести лет, что длятся раскопки; любуетесь бронзой и картинами; просите рассказать вам историю каждого предмета, когда и как он был найден, для чего служил, в каком месте находился. Затем, когда вы пресытились осмотром драгоценностей, приходит черед их футляра.
Мы избежали первой ловушки, но попались во вторую: уклонившись от посещения музея Студи, мы оказались в Геркулануме.
Геркуланум и Помпеи погибли в результате одной и той же катастрофы, но совершенно по-разному. Геркуланум был окружен, стиснут и, наконец, накрыт лавой, на пути у которой он оказался. Помпеи, находившиеся в некотором отдалении, были засыпаны дождем из пепла и пемзы, о котором рассказывает Плиний Младший и жертвой которого пал Плиний Старший. Из этого следует, что в Геркулануме все подвластное огню было огнем и уничтожено: устояли только железо, бронза и серебро. Тогда как в Помпеях, напротив, все было защищено, сохранено, осталось в целости благодаря мягкому слою пепла, которым вулкан накрыл город словно с единственной целью — чтобы в интересах искусства и археологии сохранить для будущих веков живой образец римского города в первый год правления Тита.
В то время, когда нашли Геркуланум и Помпеи, они были столь же затеряны, как сегодня Стабии, Оплонтий и Ретина. В отношении Геркуланума это неудивительно: потребовалось почти чудо, чтобы его нашли. Геркуланум покоился на дне могилы из лавы глубиною в пятьдесят-шестьдесят футов. Несчастный город Геркулеса казался мертвым и погребенным навсегда. Но с Помпеями дело обстояло совсем иначе.
Помпеи вовсе не были мертвы, Помпеи вовсе не были погребены: казалось, что Помпеи спят. Просто то, что принимали за простыню на их ложе, было могильным саваном. Помпеи, засыпанные на глубину только пятнадцати-двадцати футов, возносили из пепла, который не смог закрыть город полностью, капители колонн, оконечности портиков, крыши домов. Наконец, Помпеи постоянно взывали о помощи и днем и ночью кричали со дна своей могилы, где они были погребены только наполовину: "Копайте! Ищите! Я здесь!" Более того, некоторые полагают, что извержение, о котором пишет Плиний, не то, что разрушило Помпеи. Иньарра и Лапорт-Дютей считают, что Помпеи, засыпанные наполовину, в тот раз стряхнули с себя слой песка и, освободившись от него, подобно Джиневре из Флоренции, вновь явились на свет Божий, держа в руках надгробный покров и требуя, чтобы их имя, слишком быстро вычеркнутое из списка городов, было внесено туда снова. По их мнению, город просуществовал до 471 года, до того времени, когда землетрясение, описанное Марцеллином, окончательно его поглотило. Мнение это основано на том, что Помпеи значатся еще на карте Пейтингера, появившейся после царствования Константина, и полностью исчезают с лица земли в дорожной книге Антонина.
В конце концов, все может быть, и мы не станем придираться к пустякам — четырьмя веками больше, четырьмя веками меньше, подумаешь! Однако существует неоспоримый факт, который мешает целиком и полностью принять изложенную выше гипотезу: ни одна медная, серебряная или золотая монета, которая датировалась бы после 79 года, не была найдена в Помпеях, хотя императоры безусловно продолжали чеканить монету, поскольку этой прерогативой верховной власти государи очень дорожат. Теперь представьте себе, что в нашу эпоху Сен-Клу тоже оказался погребен и был раскопан через две тысячи лет. Я убежден, что при раскопках Сен-Клу нашли бы куда больше монет в пять, двадцать и сорок франков с изображениями Наполеона, Людовика XVIII, Карла X и Луи Филиппа, нежели су парижской чеканки или золотых и серебряных денье, отчеканенных в четырнадцатом веке.
Возможно вот что: пепел, поглотив город целиком, оставил в живых три четверти населения; люди, то ли в надежде когда-нибудь откопать прежнее свое жилье, то ли из столь сильно укорененной в сердце обитателей Кампании любви к своей земле, не захотели удалиться от места, где они некогда жили; рядом с городом была построена деревня, которая взяла имя исчезнувшего города, а географы, обнаружив его на карте Пейтингера, приняли дочь за мать, спутали могилу с колыбелью.
Эта версия тем более вероятна, что между Боско Реале и Боско Треказе нашли эти новые Помпеи, где также были великолепные бронзовые изделия и статуи, уцелевшие обломки лучших времен и их былого блеска. Но дома, в которых хранились статуи и бронза, по своей архитектуре и росписи относились к эпохе упадка и совершенно не соответствовали найденным шедеврам искусства, поэтому можно подумать, что их разделяет несколько веков. Тем не менее следует сказать, что внутренняя планировка домов — абсолютно такая же, хотя, по всей вероятности, вторые Помпеи погибли четыре века спустя после первых.
Таким образом, как мы говорили, слава этого греческого города надолго пережила его самого, чтобы угаснуть в тот час, когда город должен был восстать в еще большем блеске, чем прежде.
Вначале многие жители Помпей не раз возвращались с топорами и заступами в руках и рылись в огромной могиле, где осталась захоронена большая часть их богатств. Археологи называют это осквернением могил. Очевидно, они не сошлись бы с древними обитателями Помпей в толковании этого слова.
Александр Север приказал раскапывать Помпеи. Во время раскопок было извлечено большое количество мрамора, колонн и статуй великолепной работы, которые он затем использовал в новых постройках, возводившихся по его приказу в Риме. Эти фрагменты узнаваемы в них подобно тому, как можно было бы узнать элементы Ренессанса в архитектуре наполеоновской эпохи.
Затем нахлынула волна варваров, которая, подобно новой лаве, захлестнула города не только мертвые, но и еще живые. Что сталось тогда с Помпеями и деревней, которую город держал за руку, как мать держит ребенка? Можно и не спрашивать, никто ничего не знает. Несомненно, что все выступавшее над слоем пепла, который поднимался, как мы сказали, выше второго этажа, было снесено. Капители, фронтоны, террасы сровнялись с землей. Еще какое-то время развалины указывали место гробниц, затем развалины сами превратились в прах. Пыль смешалась с пылью, на этой бесплодной земле росли редкие деревья, зеленела чахлая трава, и все было кончено: Помпеи исчезли: напрасно искали место, где находились Помпеи. Помпеи были забыты!
Прошло десять веков.
Однажды, это было в 1592 году, Муцио Туттавилла, граф ди Сарно, обратился к архитектору Доменико Фонтана. Речь шла о постройке акведука для доставки воды в Торре. Фонтана взялся за работу, и, поскольку прочерченная им линия пересекала месторасположение Помпей, строители очень скоро стали натыкаться на фундаменты домов, на основания колонн и ступени храмов. Архитектору дали знать о том, что происходит под землей. С факелом в руке он спустился на место раскопок, осмотрел статуи, бронзу, росписи, пересек улицы, театры, портики, затем, пораженный тем, что он увидел в этом некрополе, поднялся на поверхность, чтобы спросить у графа ди Сарно, что ему делать. Граф ответил, что следует продолжать строительство акведука.
Фонтана не был достаточно богат, чтобы вести раскопки на свои средства, поэтому, будучи сам художником и относясь к делу благоговейно, он довольствовался тем, что продолжал копать, постепенно поправляя то, что вынужден был разрушать. Так, он прошел под храмом Иси-ды, не разрушив его, и сегодня еще можно проследить его путь благодаря сделанным им в акведуке отдушинам.
В это время Геркуланум спал сном, более спокойным, чем его брат по несчастью, ибо его могила была безопаснее и глубже. Но словно по какому-то закону, гласившему, что вечного покоя нет даже для мертвых, час его воскресения пробил даже раньше, чем для Помпей.
Принц д'Эльбёф из Лотарингского дома первым понял, какое сокровище в течение шестнадцати веков с презрением попиралось ногами. Будучи женат на дочери князя ди Сальса и желая украсить загородный дом, который он купил в окрестности Портичи, принц начал скупать у окрестных крестьян все фрагменты древностей, которые они ему приносили. Вначале он брал все, что ему предлагали; затем изобилие сделало его более разборчивым, и он стал требовать, чтобы вещи имели определенную ценность, — только тогда он их покупал. Затем, видя, что каждый день ему приносят все новые богатства, он решил добраться до их источника сам, и пригласил архитектора. Архитектор расспросил крестьян, определил, где находилась указанная ими местность и так хорошо все рассчитал, что уже во время первых раскопок, осуществленных примерно в 1720 году, нашли две статуи Геракла, обнаружили круглый храм на сорока восьми алебастровых колоннах — двадцати четырех внешних и двадцати четырех внутренних. И наконец, на свет извлекли семь новых греческих статуй, которые щедрый принц д’Эльбёф безвозмездно подарил принцу Евгению Савойскому.
