Козимо был знаток и ценитель искусства, и не его вина, что эру великих художников он застал лишь на исходе. Из плеяды гениев, воссиявшей в годы правлений Юлия II и Льва X, оставался один Микеланджело. Козимо сделал все, чтобы заполучить его: отправил к нему сначала кардинала, затем целое посольство, предложил ему самому назначить себе жалованье, которое бы его удовлетворило, пообещал звание сенатора и любую должность, какую тот пожелает; однако папа Павел III держал его при себе и не хотел никому уступать. Поняв, что флорентийский гигант ему не достанется, Козимо решил собрать вокруг себя лучших мастеров, каких можно было найти. Его инженер Амманати построил ему по эскизам Микеланджело красивейший мост Святой Троицы, а также изваял мраморного Нептуна, украшающего площадь перед Палаццо Веккьо. По его заказу Баччо Бандинелли создал статуи Геркулеса и Кака, папы Климента VII, герцога Алессандро, Джованни делле Банде Нере и самого Козимо, лоджию на Новом Рынке и клирос в соборе. Из Франции прибыл Бенвенуто Челлини, чтобы отлить для герцога бронзового Персея, вырезать ему кубки из агата и вычеканить медали из золота. Однажды, рассказывает Бенвенуто в своих воспоминаниях, в окрестностях Ареццо нашли множество древних бронзовых статуэток, у которых не хватало либо головы, либо рук, либо ног. Козимо собственноручно отчищал их от грязи и ржавчины — с превеликой осторожностью, чтобы не повредить эти фигурки. Как-то вечером Бенвенуто пришел к герцогу и застал его за работой; кругом были разложены молоточки и чеканы. Дав Челлини молоточек, герцог приказал ему стучать по чекану, который сам он держал в руке: казалось, это не государь и придворный художник, а просто два золотых дел мастера, работающие за одним верстаком.
Занимаясь вместе с Франческо Ферруччи да Фьезоле химическими исследованиями, Козимо заново открыл искусство обработки порфира, утраченное с римских времен, и тут же воспользовался этим, заказав прекрасную чашу для Палаццо Питти и статую Правосудия, которую установили на площади Святой Троицы, на вершине гранитной колонны — подарка папы Пия IV.
Козимо пригласил во Флоренцию Джамболонью: по его заказу мастер изваял статую Меркурия и группу «Похищение сабинянок», а впоследствии стал придворным архитектором его сына, герцога Франческо.
Он помог созреть дарованию Бернардо Буонталенти, а затем приставил его учителем рисования к своему наследнику.
Он поручил архитектору Триболо построить виллу Кастелло и разбить вокруг нее сады.
А еще он приобрел Палаццо Питти (которому оставил прежнее название) и устроил перед ним большой парадный двор.
Козимо призвал к своему двору Джорджо Вазари, архитектора, живописца и историка. Как историку он велел ему написать историю искусства, как художнику — заказал фрески в Палаццо Веккьо. Архитектор же получил задание выстроить переход между Палаццо Питти и Палаццо Веккьо — подобный тому, который, по словам Гомера, соединял дворцы Приама и Гектора. Вазари также построил здание чудесной галереи Уффици, которая стала сегодня подлинной сокровищницей искусства и превосходный каталог которой издается сейчас во Флоренции. Здание Уффици так восхитило Пиньятелли, который впервые увидел его, еще будучи простым монахом, что, вступив на папский престол в 1691 году, он построил по этому образцу римскую Курию Инноченциана.
И наконец, Козимо собрал в своем дворце на Виа Лар-га, в Палаццо Веккьо и в Палаццо Питти все картины, статуи, медали, как античные, так и современные, которые были написаны, изваяны или вычеканены, либо найдены при раскопках во времена Козимо Старого, Лоренцо Великолепного и герцога Алессандро, но с тех пор дважды были расхищены и разграблены: первый раз — когда в городе хозяйничали солдаты Карла VIII, и вторично — когда Лоренцино убил герцога Алессандро.
А потому хвалы, возносимые герцогу современниками, звучат громче, нежели хула потомства; темная сторона его жизни незаметна за ее блестящей стороной, и все забыли, что этот покровитель искусств, наук и изящной словесности убил одного из своих сыновей, отравил одну из своих дочерей и изнасиловал другую.
Правда, в одно время с Козимо жили Генрих VIII, Филипп II, Карл IX, Кристиан II и гнусный Павел III, чей сын насиловал епископов[56].
Козимо скончался 21 апреля 1574 года, оставив герцогский трон своему сыну Франческо I, которого он уже долгое время приобщал к власти и о котором мы сказали здесь почти все, что можно было о нем сказать, — когда речь шла о конной статуе герцога Фердинанда I в Ливорно, — равно как и о Бьянке Капелло, любовнице, а затем супруге Франческо.
В привычках Козимо отличался воздержанностью, мало ел и мало пил, а в последние годы жизни даже перестал ужинать и ограничивался тем, что съедал на ночь несколько миндальных орехов. Почти всегда с ним за столом сидел ученый, с которым он говорил о химии, ботанике или геометрии, либо художник, с которым он беседовал об искусстве, или же поэт, с которым он рассуждал о Данте и Боккаччо. За отсутствием таких сотрапезников он разговаривал с теми, кто прислуживал ему за столом, о вещах, известных каждому из них, ибо он один, как утверждает историк, «знал столько же, сколько все люди на свете, вместе взятые». Из удовольствий он больше всего любил музыку и охоту. Еще ему нравилось петь в хоре, причем нередко он пел вместе со своими приближенными во время купания в Арно: они плыли, держась за небольшие деревянные дощечки, и каждый исполнял свою партию. Таким образом Козимо устраивал для подданных концерты на воде, ибо он был прежде всего врагом праздности и постоянно ощущал потребность чем-то занять себя, будь то работа или отдых. В своем государстве он был самым умелым охотником, самым опытным сокольничим, самым искусным рыболовом. Однако ему пришлось рано распрощаться со всеми этими радостями из-за подагры, которая обнаружилась у него в сорок пять лет.
Как мы видим, великий герцог Козимо I одновременно напоминал Августа и Тиберия.
Вернемся теперь в надолго покинутый нами зал Палаццо Веккьо, тот самый, где, если верить преданию, совершилось насилие над Изабеллой.
Самая примечательная из картин в этом зале интересна не с точки зрения искусства, а как свидетельство о необыкновенном событии. Это картина Лигоцци, на которой изображен папа Бонифаций VIII, принимающий двенадцать послов от двенадцати иностранных государств. Все послы — родом флорентийцы: вот как высоко ценил весь мир в XIII–XIV веках политический гений Великолепной республики.
Эти двенадцать послов были:
Мучато Францези, посол короля Франции;
Уголино де Виккьо, посол короля Англии;
Раньери Лангру, посол короля Богемии;
Вермильо Альфани, посол короля Германского;
Симоне Росси, посол Рашки;
Бернардо Эрваи, посол правителя Вероны;
Гвискардо Бастаи, посол хана Татарии;
Манно Фронте, посол короля Неаполя;
Гвидо Табанка, посол короля Сицилии;
Лапо Фарината дельи Уберти, посол Пизы;
Джино де Диетасельви, посол правителя Камерино;
И наконец, Бенчивенни Фольки, посол великого магистра ордена рыцарей госпиталя святого Иоанна Иерусалимского.
Глядя на это странное сборище, Бонифаций VIII заметил, что в мире появилась пятая стихия и стихия эта — флорентийцы.
Гигантские фрески, покрывающие стены, и вся живопись на потолке исполнены Вазари. На фресках изображены эпизоды войн, которые Флоренция вела против Сиены и Пизы. Эти фрески в свое время задумал еще Микеланджело и создал для них великолепные эскизы: впоследствии они бесследно исчезли.
В других залах дворца, где располагались покои герцогской семьи, также имеется много росписей и картин, относящихся приблизительно к одной и той же эпохе. Среди них, однако, резко выделяется чудесная маленькая молельня, расписанная Ридольфо Гирландайо: строгая, проникнутая искренним религиозным чувством, она словно противоречит всей этой легкомысленной, вполне языческой живописи, свидетельствующей о начале упадка.
Несмотря на все изменения, какие претерпел Палаццо Веккьо по воле герцога Козимо I, в нем еще сохранилось одно вещественное свидетельство республиканской эпохи: это башня Барберия. Однажды она стала тюрьмой для Козимо Старого, а полвека спустя, во время заговора Пацци, перед ее дверью стоял на страже, держа в руке вертел, храбрый гонфалоньер Чезаре Петруччи.
