Но убить братьев Медичи — это было еще не все, следовало также захватить Синьорию и заставить магистратов одобрить убийство, как только оно будет совершено. Эту миссию вверили архиепископу Сальвиати: он явился во дворец с Джакопо Браччолини и тремя десятками других, не столь видных заговорщиков. Двадцать человек остались снаружи, у главного входа: они должны были смешаться с толпой, не выдавая себя вплоть до той минуты, когда по сигналу им предстояло перекрыть вход. Сальвиати, хорошо знавший все закоулки дворца, провел в канцелярию еще десять человек и приказал им запереть за собой двери и не выходить, пока они не услышат лязг оружия или условленный крик. Затем он присоединился к первой группе; на себя он возложил обязанность арестовать, когда придет момент, гонфалоньера Чезаре Петруччи.
Тем временем в соборе началась божественная служба. И снова, как случалось уже дважды, планы заговорщиков оказались под угрозой срыва: на мессу пришел только Лоренцо. Тогда Франческо деи Пацци и Бернардо Бандини решили сами отправиться за Джулиано и привести его в собор.
Придя к нему в дом, они застали его с любовницей. Он отказался идти, сославшись на боль в ноге, но посланцы настаивали, уверяя, что ему совершенно необходимо быть там и что его отсутствие кардинал сочтет за оскорбление. И Джулиано, несмотря на умоляющие взгляды возлюбленной, решился последовать за Франческо и Бернардо; однако, захваченный врасплох, он, то ли из доверия к ним, то ли не желая заставлять их ждать, не надел кирасу и взял с собой лишь охотничий нож, который имел обыкновение носить за поясом. Но из-за того, что при ходьбе ножны ударяли его по больной ноге, он через какое-то время отдал нож одному из слуг, чтобы тот отнес его домой. Увидев это, Франческо деи Пацци со смехом, непринужденно, как это бывает между друзьями, обнял его за талию и убедился, что на нем нет кирасы. Так бедный молодой человек сам отдался в руки убийц, не имея ни оружия, ни средств защиты.
Трое молодых людей вошли в собор через дверь, выходящую на Виа деи Серви, в ту минуту, когда священник читал текст из Евангелия. Джулиано преклонил колена рядом с братом. Антонио да Вольтерра и Стефано Баньони уже были там, где согласно плану им следовало находиться; Франческо и Бернардо также заняли отведенные им места. Убийцы обменялись быстрым взглядом, давая понять друг другу, что они готовы.
Месса шла своим чередом; огромная толпа, заполнившая собор, была для убийц удобным предлогом, чтобы еще плотнее обступить Лоренцо и Джулиано. Впрочем, эти двое не чувствовали ни малейших подозрений, полагая, что под сенью алтаря они находятся в такой же безопасности, как на своей вилле в Кареджи.
Священник поднял причастие.
И в то же мгновение раздался ужасный крик: Джулиано, которого Бернардо Бандини ударил кинжалом в грудь, от боли метнулся на несколько шагов в сторону и, обливаясь кровью, упал среди оцепеневшей толпы; убийцы последовали за ним, и Франческо Пацци набросился на него с таким бешенством и осыпал столь жестокими ударами, что поранился сам, задев кинжалом собственное бедро. Эта рана, в первую минуту показавшаяся ему незначительной, лишь усугубила его ярость, и он продолжал наносить удары, хотя перед ним давно уже было бездыханное тело.
Лоренцо посчастливилось больше, чем брату: в тот миг, когда священник поднял Святые Дары, он почувствовал, как кто-то положил руку ему на плечо и, обернувшись, увидел кинжал, блеснувший в руке Антонио да Вольтерра. Безотчетным движением он отшатнулся в сторону, и клинок, который должен был вонзиться ему в горло, лишь оцарапал шею. Он тотчас встал, в одно мгновение правой рукой выхватил шпагу, а левую обмотал плащом и, призвав на помощь двух своих конюших, приготовился к обороне. Услышав голос хозяина, Андреа и Лоренцо Кавальканти обнажили шпаги и поспешили на помощь, а оба священника, видя, что дело принимает серьезный оборот и теперь надо будет не наносить удары исподтишка, а сражаться в открытую, бросили оружие и обратились в бегство.
Услышав шум, который поднял Лоренцо, Бернардо Бандини, все еще занятый Джулиано, поднял голову и увидел, что одна из его жертв готова ускользнуть; тогда он бросил мертвого ради живого и устремился к алтарю. Но путь ему преградил Франческо Нори. Завязалась недолгая борьба, и смертельно раненный Нори рухнул наземь. Но сколь краткой ни была эта задержка, для Лоренцо, как мы видели, ее оказалось достаточно, чтобы избавиться от двух заговорщиков. Таким образом, Бернардо оказался один против троих. Он позвал на помощь Франческо, и тот бросился к нему, но, сделав несколько шагов, почувствовал слабость и понял, что ранен серьезнее, чем ему показалось вначале; оказавшись возле клироса, он вынужден был опереться о балюстраду, чтобы не упасть. Полициано, сопровождавший Лоренцо, воспользовался этой заминкой, чтобы вместе с несколькими тесно обступившими их друзьями вывести его в ризницу, и, пока оба Кавальканти вместе с диаконами (те орудовали своими посохами с серебряным навершием, словно дубинами) сдерживали Бернардо и еще трех-четырех заговорщиков, сбежавшихся на его зов, толкнул бронзовые двери и захлопнул их за Лоренцо и собой. Тут Антонио Ридольфи, один из наиболее преданных друзей Лоренцо, стал высасывать кровь из раны у него на шее, боясь, что клинок священника был отравлен, а затем наскоро перевязал эту рану. Какое-то мгновение Бернардо Бандини еще пытался высадить двери ризницы; но, видя тщетность своих усилий, он понял, что все пропало. Тогда он подхватил под руку раненого Франческо и увел его так быстро, как только тот мог передвигаться.
В соборе царило величайшее смятение; священник, совершавший богослужение, спасся бегством, прикрывая рукавом причастие, которое стало свидетелем и чуть ли не пособником свершившихся злодеяний. Толпа бросилась к дверям и выплеснулась на Соборную площадь. Все бежали, однако в храме осталось человек десять сторонников Лоренцо, которые собрались вместе и с оружием в руках подошли к дверям ризницы: они громко звали Лоренцо, уверяли его, что головой ручаются за его безопасность и, если он пожелает сейчас же покинуть ризницу, они доставят его домой целым и невредимым.
Но Лоренцо не спешил откликнуться на это предложение, подозревая, что враги готовят ему новую западню. Тогда Сисмонди делла Стуфа поднялся по лестнице, ведущей к органу, и оттуда через окно увидел всю внутренность собора. Храм был пуст, если не считать друзей Лоренцо, собравшихся в ожидании у дверей ризницы, да еще тела Джулиано, к которому прильнула какая-то женщина, такая бледная и неподвижная, что, если бы не ее рыдания, можно было бы принять ее за еще один труп.
Сисмонди делла Стуфа спустился вниз и сообщил Лоренцо о том, что увидел; и тогда Лоренцо, собрав все свое мужество, вышел из ризницы. Друзья сразу же окружили его и, как было обещано, целым и невредимым доставили в его дворец на Виа Ларга.
Однако в то мгновение, когда священник, совершавший богослужение, поднял причастие, по обычаю зазвонили колокола: это был условленный сигнал для тех, кому предстояло захватить дворец Синьории. При первом же звуке колокольного звона архиепископ Сальвиати без промедления вошел в залу, где находился гонфалоньер, и заявил, что ему нужно передать какое-то послание от папы.
Гонфалоньером, как мы уже сказали, был тогда Чезаре Петруччи, бывший подеста в Прато, который восемью годами ранее столкнулся с заговором, устроенным Андреа Нарди, и чуть было не стал его жертвой. Пережитый страх оставил у него в душе столь глубокий след, что с тех пор он всегда держался настороже. А потому, хотя о заговоре еще ничего не было известно и до него лично не доходило никаких тревожных новостей, он, едва заметив, что вошедший к нему Сальвиати взволнован больше обычного, в ту же минуту бросился к двери: там Джакопо Браччолини хотел преградить ему путь, но Чезаре Петруччи, при всей своей осторожности, был храбр и силен. Схватив Браччолини за волосы, он швырнул его на пол и, поставив колено ему на грудь, стал звать охрану. Пять или шесть сопровождавших Браччолини сообщников хотели было помочь ему, но подоспела многочисленная охрана, трое из заговорщиков были заколоты на месте, двое выброшены из окна, а единственный оставшийся в живых убежал с криками о помощи.