Их бегство послужило гвельфам сигналом к наступлению. Гибеллины пали духом, отказались от дальнейшей борьбы и покинули город, а образ правления во Флоренции из аристократического в один день стал демократическим.

А где во время столь важных событий был Фарината де-льи Уберти? О нем во время этого великого бедствия не упоминается. Этот великан исчезает, словно привидение, и мы находим его лишь сорок лет спустя в Дантовом Аду, где он, по пояс в огненной могиле, жалуется не на боль, а на ожесточение, с каким флорентийцы преследуют его имя и его потомство^[34].

В самом деле, жители Флоренции, не забывшие поражение при Монте Аперти, издали закон, согласно которому дворец Фаринаты надлежало снести, землю под ним вспахать и впредь не строить ни одно общественное или частное здание на том месте, где в день гнева Небес был зачат новоявленный Кориолан.

Тот же закон предписывал, что ни одна амнистия, какую в будущем могут даровать гибеллинам, не будет распространяться на членов семьи Уберти.

Мы рассказали о Флоренции больше, чем о других городах потому, что Флоренцию нам предстоит посетить в первую очередь, и остановились на 1266 годе потому, что наиболее древние достопримечательности, которые мы с читателями будем осматривать, были созданы именно в эту эпоху. Дальнейшую же историю Флоренции мы увидим запечатленной в ее дворцах, статуях и надгробиях и будем наталкиваться на нее на каждом шагу, прогуливаясь по улицам и площадям этого города.

ДОРОГА ИЗ ЛИВОРНО ВО ФЛОРЕНЦИЮ

Чтобы добраться из Ливорно во Флоренцию, мы наняли веттурино: это, можно сказать, единственное средство сообщения между двумя городами. Есть, конечно, дилижанс, который утверждает, будто в положенное время он находится в движении, однако, менее удачливый, чем греческий философ, не может это доказать.

Бездействие дилижанса объясняется пережитками простонародного духа, ведущего начало со времен гвельфов и столь распространенного в Тоскане, что различным правительствам, которые сменялись здесь одно за другим, так и не удалось искоренить его. И по сей день не только люди, но даже дворцы и стены имеют здесь политические убеждения: прямоугольные зубцы — это гвельфы, зубцы с выемкой — гибеллины.

И поскольку веттурино — это проявление народной предприимчивости, а дилижансы — это выдумка аристократии, первые вполне естественно одержали верх над вторыми, ибо правительство, неизменно проникнутое духом демократии, который стремится к благоденствию большинства, ставит компанию дилижансов в такие условия, что через некоторое время она волей-неволей закрывается.

К тому же дилижансы отправляются по расписанию и стоят на месте в ожидании пассажиров, тогда как веттурино готовы ехать в любое время и повсюду ищут себе седоков. Они вроде наших извозчиков в Со и в Сен-Дени. Вы еще не высадились из лодки, доставляющей в порт пассажиров с парохода, а вас уже осаждают, обступают, хватают, оглушают своими криками десятка два возниц, которые смотрят на вас как на товар и обращаются с вами соответственно: будь их воля, они унесли бы вас на плечах. Несколько семей были разъединены таким образом в ливорнском порту и воссоединились только во Флоренции.

Вы уже сели в наемную карету, а они продолжают наскакивать на вас со всех сторон; перед дверью гостиницы, как и в порту, вы оказываетесь в окружении десятка нахалов, только здесь они кричат еще громче, потому что ждать им пришлось дольше.

Тут разумнее всего будет сказать, что вы прибыли в Ливорно по торговым делам и рассчитываете пробыть здесь неделю. А затем, в присутствии почтенных возниц, от которых вы хотите избавиться, спросить у привратника гостиницы, есть ли в ней свободная комната сроком на неделю; бывает, что они принимают это на веру, выпускают добычу, рассчитывая настичь ее позже, стремглав кидаются в порт, на охоту за другими приезжими, — и вы спасены.

Однако, выйдя через час из гостиницы, вы обнаруживаете у дверей двух караульных. Это возницы, у которых здесь прочные связи. За небольшую мзду коридорный им сообщил, что вы уезжаете не через неделю, а сегодня или завтра утром.

Нужно тут же вернуться вместе с ними в гостиницу. Если вы по неосторожности вздумаете выйти на улицу, на их крики сбегутся полсотни их собратьев, и сцена в порту повторится.

Они спросят с вас десять пиастров: шестьдесят франков за шестнадцать льё! Надо предложить им пять, но только с условием, что они трижды сменят лошадей, но не будут менять карету. Они поднимут крик; вы их выставите за дверь. Через десять минут один из них влезет в окно, и вы с ним сговоритесь за тридцать франков.

После этого ваша особа обретает неприкосновенность; за пять минут разносится весть, что вы условились. Теперь вы можете гулять где вам угодно, каждый будет вам кланяться и желать счастливого пути; вам покажется, что вас окружают самые бескорыстные в мире люди.

В назначенный час у порога вас ожидает leg по^[35]. Словом «legno» в Италии обозначается всякое средство передвижения, будь это лодка или карета шестеркой, кабриолет или пароход; legno вместе с парным ему словом женского рода roba^[36] составляет основу этого языка. При ближайшем рассмотрении legno оказывается дрянной колымагой: не стоит обращать на это внимание, все равно ничего другого в каретном сарае padrone^[37] здесь нет. Впрочем, вы в ней устроитесь не хуже, чем в дилижансе. Теперь осталось только решить вопрос buona mano, то есть чаевых.

Дело это весьма важное, и браться за него нужно с умом. От чаевых зависит, сколько времени вы проведете в пути: кучер может довезти вас за шесть часов, а может и за двенадцать. Один мой знакомый, русский князь, забыл справиться на этот счет, и в итоге дорога заняла у него целые сутки; ночь он провел прескверно.

Вот его история; рассказав ее, мы вернемся к buona mano.

Князь К. прибыл в Ливорно вместе с матерью и слугой-немцем. Как всякий путешественник, прибывший в Ливорно, он сразу же стал искать возможность побыстрее уехать оттуда. А поскольку, как мы говорили, эти возможности бегут вам навстречу, надо только суметь ими воспользоваться.

От носильщиков веттурино узнали, что имеют дело с князем. А потому они спросили с него двенадцать пиастров вместо десяти, князь же, вместо того чтобы предложить им пять пиастров, сказал: «Согласен, даю двенадцать пиастров; но из этих денег вы заплатите buona mano кучерам: я не хочу, чтобы они докучали мне на каждой станции». «Vabene^[38]», — ответил веттурино. Князь дал ему двенадцать пиастров, и карета галопом помчалась вперед, увозя его вместе со всей поклажей. Было девять часов утра; по расчетам князя, он должен был приехать во Флоренцию в три или четыре часа пополудни.

Отъехав от Ливорно четверть льё, карета стала ехать тише: вместо галопа лошади почему-то пошли шагом. Кучер же, сидя на козлах, принялся петь, прерывая это занятие лишь для того, чтобы перекинуться словечком с приятелями; но нелегко поддерживать беседу, находясь в движении, а потому он начал останавливаться всякий раз, как ему представлялся случай поболтать.

Князь терпел эту уловку примерно час; затем, сообразив, что они не проехали и мили, он высунулся в окно кареты и крикнул на чистейшем тосканском диалекте:

— Avanti! Avanti! Tirate via!^[39]

— А сколько вы дадите на чай? — спросил кучер на том же языке.

— О чем вы говорите? — удивился князь. — Я дал вашему хозяину двенадцать пиастров с условием, что он возьмет это на себя.

— К хозяину чаевые отношения не имеют, — отвечал кучер. — Сколько вы дадите на чай?

— Ни гроша не дам, я уже заплатил.

— Тогда, если угодно вашему сиятельству, поедем шагом.

— То есть как это шагом? Ваш хозяин обязался доставить меня во Флоренцию за шесть часов.

— Где документ? — осведомился кучер.

— Документ? Разве на это нужен документ?

— Вот видите, документа у вас нет, так что принудить меня ехать быстрее вы не можете.