Бьянка охотно согласилась, ведь это была единственная возможность получить охранную грамоту; а может быть, в райский сад ее любви уже успел проникнуть змей гордыни.
Однако она обо всем рассказала мужу — обо всем, кроме истории с букетом, упавшим из окна и подобранным принцем Франческо. В самом деле, какое отношение этот букет имел к графу и графине Мондрагоне?
Пьетро, как и Бьянка, страдал от своего положения изгнанника и потому с готовностью согласился на все. Надо сказать, что у него тоже была тайна: два или три дня назад в его жизни появилась прекрасная незнакомка, окутанная вуалью. Несмотря на скромное происхождение Бонавентури, у него были привычки дворянина, а верность, как известно, не принадлежала в те времена к числу добродетелей, которыми превыше всего гордилось дворянство.
Мондрагоне явилась в назначенный час и с обещанным нарядом. Это было великолепное платье из атласа, затканного золотом, сшитое по испанской моде, и оно подошло Бьянке так, словно было скроено для нее. Прикоснувшись к роскошной ткани, вроде тех, что с детства окружали ее в родительском доме, Бьянка затрепетала от радости. Чтобы ступать по мраморным лестницам дворцов, нужно носить парчу и бархат. А Бьянка выросла во дворце. Нежданный и жестокий поворот судьбы вверг ее в ничтожество; но она была молода и красива, и зло, которое причинил ей случай, могло быть исправлено другим случаем. Перед молодыми открываются необъятные, неведомые горизонты, они различают там то, чего еще не видят дети и уже не видят старики.
А мать Бонавентури смотрела на невестку с безмолвным восхищением, молитвенно сложив руки, словно перед статуей Мадонны.
Все три женщины сели в карету и направились во дворец Мондрагоне на Виа деи Карнески, возле церкви Санта Мария Новелла. Дворец этот был выстроен по проекту Аммана™ совсем недавно: Мондрагоне не жил в нем и года.
Как было условлено, графиня Мондрагоне представила обеих женщин свому мужу и вкратце рассказала о злоключениях Бьянки. Мондрагоне согласился взять изгнанников под свое покровительство и, собираясь к принцу, который как раз послал за ним, обещал замолвить за них слово прямо сегодня.
Бьянка не могла скрыть радости, она снова оказалась в привычном для нее мире, руки ее опять касались мрамора, ноги ступали по коврам; полотно и холст больше не оскорбляли ее взор, кругом были шелк и бархат. Ей казалось, будто она никогда не покидала отцовского дворца и все, что она видит, принадлежит ей.
Как только Мондрагоне удалился, свекровь Бьянки захотела вернуться к себе домой, но графиня сказала, что не отпустит Бьянку, пока та подробнейшим образом не осмотрит ее дворец: ей хотелось знать, похож ли он на великолепные дворцы венецианских патрициев, о которых она так много слышала. Для жены Бонавентури такой осмотр был бы слишком утомителен, поэтому хозяйка попросила ее отдохнуть, пока Бьянка не вернется. И графиня с Бьянкой, рука об руку, как близкие подруги, вышли из комнаты и осмотрели несколько покоев, причем в каждом из них графиня обращала внимание Бьянки на какой-нибудь искусно инкрустированный шкафчик или какую-нибудь ценную картину одного из недавно умерших прославленных живописцев. Наконец они оказались в очаровательном будуаре, выходившем окнами в сад. Там графиня усадила Бьянку в кресло, открыла шкафчик, инкрустированный слоновой костью, и достала из него большой алмазный гарнитур. Сверкнув перед ней драгоценностями, которые со времен Корнелии сгубили не одно женское сердце, графиня положила их ей на колени, поставила перед ней огромное венецианское зеркало и сказала:
— Примерьте это, а я схожу за платьем по венецианской моде, которое мне только что сшили: мне хочется знать, как оно вам понравится.
И, не дожидаясь ответа Бьянки, она быстро вышла.
Женщина никогда не бывает в одиночестве, если с ней есть драгоценности; а Мондрагоне оставила Бьянку в обществе самых прекрасных алмазов, какие той когда-либо доводилось видеть. Змея-искусительница знала свое дело и не ошиблась, выбирая приманку для этой дочери Евы.
Стоило графине закрыть за собой дверь, как Бьянка занялась примеркой. Браслеты, серьги, диадемы вмиг оказались на положенных им местах. Оставалось только застегнуть на шее великолепное ожерелье, как вдруг она увидела в зеркале позади себя чье-то лицо. Она вскочила и обернулась: перед ней стоял принц Франческо, вошедший через потайную дверь.
Бьянке с присущей ей быстротой ума хватило одного мгновения, чтобы понять все: она покраснела, закрыла лицо руками и упала на колени.
— Ваша светлость, — сказала она, — я бедная женщина, все мое достояние — это моя честь, да и та принадлежит моему мужу: во имя Неба, сжальтесь надо мной!
— Синьора, — ответил принц, поднимая ее, — кто внушил вам столь нелестное мнение обо мне? Успокойтесь, я пришел вовсе не для того, чтобы нанести урон вашей чести, а для того, чтобы утешить вас и помочь вам в вашем несчастье. Я уже знаю кое-что о ваших злоключениях от Мондрагоне; расскажите мне все, и я обещаю выслушать вас столь же внимательно, сколь и почтительно.
Бьянка оказалась в ловушке: не согласиться значило выказать страх, а выказать страх значило признаться, что она способна уступить; с другой стороны, ей представилась долгожданная возможность похлопотать за мужа, и было бы поистине непростительно не воспользоваться таким случаем.
Бьянка хотела было говорить с принцем стоя, но он заставил ее сесть и слушал, облокотившись на спинку ее кресла и не отрывая от нее глаз. Молодой женщине достаточно было просто говорить о себе, чтобы вызвать сострадание, и она рассказала обо всем начиная от зарождения юного чувства и до своего прибытия во Флоренцию. На этом она остановилась; дальше пришлось бы говорить о самом принце и о букете, выпавшем из окна: это происшествие, хотя и невинное само по себе, все же вызывало у Бьянки некоторое смущение.
От счастья принц готов был пообещать что угодно. Он тут же согласился дать Пьетро охранную грамоту, но при условии, что Бьянка придет за ней сама. По сравнению с оказанной милостью такая формальность была сущим пустяком. Бьянка, в свою очередь, пообещала принцу выполнить его требование.
Франческо слишком хорошо знал женщин, чтобы при первой встрече говорить о чем-либо кроме сочувствия, которое он испытывал к Бьянке. Правда, выражение его глаз мало соответствовало его словам: но можно ли сердиться на глаза, завороженные вашей красотой?
Как только принц вышел, вернулась Мондрагоне. Увидев ее, Бьянка сразу бросилась ей на шею. Для Мондрагоне этого было достаточно, чтобы понять: ее маленькое предательство прощено и забыто.
Как догадывается читатель, мы уже приближаемся к кардиналу Фердинандо, поскольку речь зашла о его брате.
Свекровь Бьянки ничего не узнала о происшедшем, а Бонавентури узнал только, что у него будет теперь охранная грамота. Эта новость вызвала у него такое бурное ликование, что цена, которую Бьянке предстояло за это заплатить, показалась ей ничтожной: ведь надо было всего только лично получить документ из рук молодого и красивого принца! И она стала с нетерпением ждать дня, когда увидится с принцем и торжественно вручит Пьетро столь важную для него бумагу. Увы! Документ был нужен ему для того, чтобы встречаться днем с дамой под вуалью, которую до тех пор он мог видеть только по ночам.
Случилось то, что должно было случиться. Пьетро стал любовником дамы под вуалью, а Бьянка стала фавориткой принца. Однако, поскольку в это самое время Козимо I вел переговоры о браке наследного принца Франческо с эрцгерцогиней Иоанной Австрийской, любовники решили сохранить свою связь в тайне, а Пьетро Бонавентури получил должность, которая обеспечила благоденствие всей его бедствующей семье.
Переговоры завершились успешно, принц женился и целый год соблюдал приличия, навещая Бьянку только по ночам, выходя из дворца без сопровождения и переодетым; однако через год он получил от отца письмо, в котором тот уведомлял его, что подобные ночные прогулки небезопасны для принца. Тогда он дал Пьетро должность во дворце, а Бьянке купил очаровательный домик, который и поныне стоит на Виа Маджо, украшенный гербами Медичи. Теперь Франческо достаточно было перейти площадь Питти — и он оказывался у Бьянки.
