Ловил ли в послевоенные полуголодные годы к домашнему столу пескарей с голавлями и плотвой в маленькой речушке у деревни, либо ставил петли на зайцев с той же целью, представлял, что вытаскивает из горной таёжной речки радужную форель или хариуса, а запутавшийся в петле заяц меньше чем на оленя-пантача не тянул. Уже в зрелом возрасте, постигнув все тонкости охоты в своей местности, став профессионалом высшего класса, не мог отказаться от своей мечты. Тропил куницу в соседнем лесу, а мысленно шёл за чёрным соболем. Выкладывал приваду на рыжую плутовку, посетившую его курятник, а представлял, что вот-вот добудет драгоценную чернобурку.
За зимним сезоном охоты начиналась кротовая страда. И Павел Степанович целый месяц горбился, расставляя кротоловки, вытаскивая попавшихся кротов, да за полночь не спал, растягивая десятки шкурок на дощечках. На этот раз он твёрдо решил: поможет детям с квартирой после сдачи пушнины и совершит давно задуманный вояж в мечту всей своей жизни. Новый охотничий сезон встретит непременно в тайге, у быстрого лесного ручья, на этот счёт даже были определённые договорённости в рамках телефонных разговоров с вологодскими охотниками.
После покупки квартиры понадобилось поменять детям машину на более престижную. Гуськом тянулись модницы и модники, желающие получить заветную ондатровую шапку, лисий воротник, енотовую шубу и многое другое из первых рук. Доставала звонками районная заготконтора, умоляли не завалить показатели по сдаче пушнины, а взять повышенные обязательства. Интересовались из области, собирается ли в этом году удержать первое место по взятым на логовах волчатам. Даже, чтоб подстегнуть интерес, прислали грамоту за прошлогоднее первое место да статейку кинули в областную газету. Как тут откажешь. К тому ж область вызвала на соревнование по уничтожению волков соседнюю Брянскую. В общем, всё было, как всегда – по тысячам причин таёжная робинзонада откладывалась.
Но случилось немыслимое: тайга пришла к нему сама. Началась долбаная перестройка.
– Нут вот и перестроились! – подвёл итог двум десяткам лет после начала этого знакового события Павел Степанович. Даже снял шапку и протёр ею глаза. Уж не спит ли он? Его вчерашнюю лыжню глубокой траншеей пересекал ночной медвежий след. Мартовский наст зверя не держал, и, проваливаясь по брюхо, медведь ледоколом взламывал наст в направлении деревни. – Вот и перестроились…
Установленный ушлыми дачниками-москвичами в центре деревни Липовесть, у заколоченного магазина райпо, столб с табличками расстояний утверждал, что до Москвы двести восемьдесят километров. – Вот и перестроились…
Мартовский медвежий след не предвещал ничего хорошего. А как всё красиво начиналось. «Гласность! Перестройка!» – галдели газеты. Всем хотелось чего-то нового. Все просто упивались своей свободой и самостоятельностью. Даже деревенские бабки не отходили от телевизоров, слушая речи нового властителя. «Это он! Это он! – шёпотом говорили они друг другу. Многозначительно переглядывались, показывая пальцем несведущему на экран телевизора, в большое родимое пятно на темени, сомнений быть не может, это посланец сверху: Михаил Отмеченный! – с пафосом делали ударение на первой букве второго слова, – спаситель земли русской!» – разносили по округе легенду, что в одной из глухих деревень у древней старухи много лет хранилась старая, как этот мир, Библия, где есть упоминание о сегодняшних годах как последних перед бездонной пропастью. Судьба Руси уготована печальная, но придёт Михаил Отмеченный, и «аки птица пролетит Русь над той пропастью». Сомневавшимся ещё раз показывали на большое родимое пятно в подтверждение того, что сомнения быть не может, и они искренне верили.
Затем начались странные перемены. Зерно с окрестных полей вдруг никому не потребовалось, заготконтора прекратила принимать у селян картофель, а у охотников пушнину. Да и сама вскоре канула в лету, рассыпавшись, словно наваждение, в процедуре банкротства. В ногу со временем поменялась мода, и исчезли левые заказы на шкурки. В меховых шапках ходили только древние старики. Молодёжь носила спортивные шапочки всех видов. Модницы среднего достатка предпочитали мутон, обработанный под ценного зверя. Норковые шубки могли позволить лишь единицы. Ондатра, бобёр, лисица стали просто сорным мехом, да и на хоря с куницей уже никто не зарился. Стабильный заработок с пушнины испарился как пережиток прошлого. А дальше всё понеслось и полетело со скоростью курьерского. Словно карточный домик, всё рассыпалось в прах, рушились казавшиеся десятилетиями незыблемые устои и уклад сельской жизни. Главного перестройщика теперь, кроме как Мишкой меченым никто не называл, его витиеватые речи никто больше не слушал. Завидев на экране, зло сплюнув, уходили. Главные проблемы теперь – где заработать, чем прокормить детей, во что одеть. В одном только все были единодушны, что всё-таки он посланец. Да, только каких-то других, тёмных, враждебных сил. Других объяснений просто не было.
Вслед за развалившимся совхозом опустели окрестные деревни. Сначала оставшихся редких учеников пытались возить в районную школу автобусами, пока последние семьи не покинули свои дома. Но самый главный удар селянам нанесла железная дорога. Более века поселения жались к чугунке, с неё же кормились, на ней же работали или ездили пригородными на работу. В деревнях вдоль автотрассы ещё теплилась жизнь, даже появлялись новостройки. Вырвавшись из-под жёсткого контроля государства, железная дорога жила своей жизнью: работая только на себя, одновременно себя же и пожирая. Взлетевшими до небес тарифами, десятками дополнительных сборов грабила клиента без фомки и отмычки. Коммерсанты скрипели зубами, но потихоньку искали другие варианты. Все давно научились считать деньги.
По шоссейным дорогам потянулись бесконечные колонны большегрузных автопоездов. Чугунка же осталась один на один со своими проблемами. Новоиспечённые менеджеры не нашли лучших вариантов, как всё и вся сокращать. Опустели мелкие депо вдоль дороги, потеряв работу, побросали свои дома селяне, кормившиеся с дороги. Вместо пяти пригородных в сутки, по которым на двух сотнях километров пути иногда сверяли часы, битком приползающих на конечные остановки, сиротливо, раз в сутки, тащилась на Смоленск и обратно одна головная секция с десятком пассажиров. Последним ножом в спину окрестным деревням стало закрытие ненужных, по мнению железнодорожных богов, переездов. Кто-то там на верху высчитал их количество по нормам на сотню километров пути. Чугунка, когда-то в старину принёсшая сюда прогресс, теперь уже РЖД, от этого прогресса более чем через век и отрезала не успевших разбежаться, оставшихся без работы селян. Сделала их Робинзонами на собственной отеческой земле.
– Вот и приехали. Конечная! – Павел Степанович, последний из могикан деревни Липовость разглядывал медвежий след, мечтая о тайге, он представлял встречу с шатуном, но никак не думал, что всё произойдёт в двух километрах от его дома и менее чем трёхстах от московской кольцевой. – Мать твою… На столб позора в центре деревни не хватает только таблички с расстоянием до Сколково.
Следы этого здоровяка он заприметил в садах пустующих деревень ещё с середины лета. К осени к следам добавились огромные кучи медвежьего помёта – словно кто-то опрокинул огромное ведро с остатками яблок и сливовых косточек. Здоровяк ходил по садам хозяином, не спеша ломал яблони, добывая плоды, встреч с людьми тихо избегал, лишь оставлял им следы своего присутствия. По правде сказать, уже лет десять, как медведи стали обычным явлением в безлюдной на десятки километров местности. Об их присутствии грибники и ягодники догадывались лишь по следам на влажной земле и песке заброшенных дорожек. Павел Степанович даже добыл пару, но это было другое: один дуриком выскочил на номер, прямо на ствол ему, когда загонщики гнали кабанов, второго взял на овсах с засидки, тоже поджидая кабанов. Содрав шкуры, даже испытывал жалость к этим хозяевам леса: ободранный медведь напоминал голого человека, лежавшего на траве. Шкуры подарили москвичам, мясо часть выкинули, часть ели с опаской, без хорошего стакана оно в рот не лезло. Одним словом, жаль зверя. А первое знакомство в своей местности с косолапым, вернее с его следом, вообще было курьёзным. С окрестных деревень просачивались слухи, будто видели следы босого человека с огромными когтями. Кое-кто утверждал, что воочию видел мишку. Павел Степанович майским днём с товарищем из района искал волчье логово возле села Гнездилово. Шли параллельным ходом, ища переходы. Неожиданно Анатолий, так звали друга, примчался с выпученными глазами. Искали волчат, а нашли медведя. Небольшой медведь шёл прямо по центру залитого грязью лесного просёлка. Недавно шли сильные дожди, и лесная дорожка, разбитая тракторами, во всю ширину превратилась в речку из грязи. Судя по следу, медведь был небольшой.
