Тропинка вывела меня к лесной опушке. Густой туман накрыл поляну. Несмотря на безветрие, он находился в постоянном движении. Его клубы несметными полчищами появлялись из лощины и плыли вверх по опушке, достигали стены леса и разбивались об неё на рваные куски.

До заветного места остаётся немного, нужно только пересечь опушку, а там рукой подать. Я двинулся березняком по краю леса – может, попадутся подберёзовики. Тут иногда удаётся найти парочку. Между кустов что-то блеснуло. Сначала я не понял, что это. Подошёл ближе. На траве валялся мотоцикл. Я сразу его узнал.

– Ба! Да это же мотоцикл Завицкого! Теперь тут искать нечего, надо идти дальше. Интересно, во сколько же он встал? Я-то думал, что самый первый отправился по грибы, ан нет, опередили.

Из карбюратора на лесную подстилку бежит тоненькая струйка бензина – краник открыт. Эта струйка бензина и порождает во мне кучу сомнений. Странно, неужели Завицкий так бросил свой мотоцикл, такого ещё не бывало. Да он, прежде чем отойти, пять раз свой мотоцикл обойдёт, проверит всё. Я огляделся. Вокруг ни души. Тишину нарушали только выводки синиц в сосняке. В голову полезли невесёлые мысли. Я терялся в догадках. Что могло случиться? Что-то случилось – это уж точно, двигатель был совсем холодным. Кого-кого, а Ефимыча я знал. Он даже в лесу дальше десятка метров от мотоцикла не отходил, а уж чтобы так бросил его… Нет, что-то случилось.

Сомнения мучили меня, мысли одна страшнее другой роились в голове, теперь уже не до грибов. Я обошёл вокруг по кустам, несколько раз крикнул, но, кроме эха, прибежавшего из лощины, никто мне не ответил. Теперь нужно быстрее в посёлок, сообщить о случившемся. Желая сократить расстояние, я двинулся напрямую, через лес. Ноги сами несли вперёд. Какое-то внутреннее чувство постоянно подгоняло меня. Дороги я не разбирал, надвинул на глаза кепку и ломился через кусты. Выскочил на маленькую полянку и обомлел от неожиданности.

Ноги разъехались на мокрой от россы траве. Спасла берёзка – руки сами машинально вцепились в её тонкий ствол. Берёзка согнулась, но меня удержала. Если бы увидел летающую тарелку с инопланетянами, я и то бы так не удивился. Изумлению моему не было предела – в траве, на коленях, с букетом цветов в руках сидел собственной персоной Иван Ефимович Завицкий с ромашковым венком на голове! Напротив него, тоже на коленях, в траве сидела молодая женщина. Её чёрные волосы были заправлены под бандану цвета хаки, поверх банданы точно такой же, как у Завицкого, ромашковый венок. Они о чём-то увлечённо разговаривали, рассматривали цветы. Женщина что-то фотографировала в траве большим профессиональным фотоаппаратом, висевшем на тонком ремешке поверх штормовки защитного цвета. Затем они увлечённо рассматривали фотографии на экране фотоаппарата. В эту минуту я был, вероятно, похож на дурачка с открытым ртом, не способным понять, в чём секрет показанного ему простого фокуса. Таинственная незнакомка была явно не здешней. Я был в шоке от увиденного. Завицкий всегда сторонился женщин. Многие местные красавицы хотели бы завести с ним отношения – видный, хозяйственный, всегда трезвый, копейку бережёт, но Ефимыч амурам предпочитал возню с мотоциклом. По слухам, в ранней молодости он был женат, уехал в область, но что-то пошло не так, и он вернулся домой. Я сделал несколько шагов вперёд, они же, увлечённые друг другом, обратили на меня внимание, когда подошёл совсем близко.

– Ты куда, сосед, так разогнался? На пожар, что ли? Под ноги смотреть надо, ты что, не видишь? – цветы, – мягко упрекнул меня Завицкий.

Я хотел оправдаться. Но язык не слушался. Вместо толкового ответа вырвалось несколько бессвязных слов.

– Ты посмотри, какая прелесть! Какая красота! Первый раз в жизни вижу такие красивые цветы! Интересно, откуда же они здесь взялись? А какой запах! – с этими словами он протянул мне букет… ромашек.

Я хотел было сказать, что это обыкновенные ромашки, которые часто попадаются, а местами их полно, но поддержал Ефимыча:

– Да, удивительно красивые цветы, – а сам разглядывал тайком его таинственную спутницу.

Завицкий по-прежнему сидел в траве, переводя взгляд то на букет, то на свою спутницу. От росы он вымок чуть ли не по пояс. Брюки вымазаны зелёным соком трав. Рукава пиджака настолько мокрые, что, когда Завицкий поднимал руки, то с них во все стороны летели брызги. Одежда таинственной незнакомки тоже была пропитана ночной росой, но ущерба понесла меньше – более приспособленная для леса: штормовка, из тонкого брезента брюки, заправленные в высокие берцы. Экологический значок и какая-то эмблема на рукаве ещё больше сбили меня с толку. Выдержав паузу, незнакомка представилась первая.

– Галина, – мягким, бархатным голосом произнесла она.

Для себя я отметил точёное, загорелое лицо, длинные чёрные ресницы, она просто икрилась энергией. Под штормовкой угадывалось сильное, упругое тело. От разглядывания незнакомки меня отвлёк Завицкий.

Он попросил меня понюхать цветы. Я наклонился. В лицо ударил запах бензина и масла, которым пропитался Ефимыч. Только когда я уткнулся в мокрый букет, то наконец почувствовал нежный аромат лесного разнотравья.

Трудно было выделить какой-то один запах. Казалось, что в этом букете собраны все запахи леса.

– Неповторимый запах, эти цветы пахнут лучше любых французских духов.

Мои слова ещё сильнее возбудили Завицкого. Его глаза загорелись радостным огнём, он опять перевёл взгляд на свою спутницу. Незнакомка тоже не сводила с него глаз. Я почувствовал себя лишним на этой поляне и сделал шаг назад.

– Ефимыч, а как же мотоцикл?

– Где-то там, – неопределённо, совсем в другую сторону, махнул рукой Завицкий.

– Смотри, а то уведут.

– Да кому он нужен! – не поворачивая головы, отмахнулся от меня Ефимыч.

Я пятился назад, на меня никто не обращал внимания. Пару минут я ещё стоял на краю поляны за деревьями, теперь они увлечённо разглядывали что-то в планшетнике, извлечённом женщиной из маленького рюкзака. Всю дорогу я терялся в догадках, что же такое произошло и что бы всё это значило, но ответа не находил. Жалел только об одном, что не было фотоаппарата заснять сладкую парочку в ромашковых венках. На слово мне никто не поверит.

Трудовая неделя захватила меня своими заботами, и я забыл о своём приключении. Старушка, у которой я квартировал, как-то вечером пришла с посиделок и среди прочих новостей объявила, что по посёлку пополз слух, будто на дальних вырубках появились осенние опята. Всё это выглядело вполне правдоподобно. Время было подходящее, и места там хорошие для опят – много старых дубов. Между прочим сообщила, что место Завицкого у железнодорожного переезда пустует уже неделю.

В воскресенье я решил непременно сделать в лес вылазку, но вся загвоздка была в том, что добраться до этих вырубок не так-то просто. Отсюда и название – дальние. Тут-то наконец я вспомнил о Завицком, его мотоцикле и своём приключении. В субботу вечером зашёл к нему. Дверь открыл Иван Ефимыч. Собственной персоной. Я сразу прошёл на место наших чайных посиделок – в просторную кухню. Перешагнул порог – и обомлел. Такого я здесь никогда раньше не видел: всюду, где только можно, в вазах и банках с водой стояли букеты полевых цветов. Причём каждый был составлен с таким искусством и каждый цветок так оттенял другой, что все вместе они казались не здешними, а собранными в каких-то райских садах. Больше всего я обрадовался двум немного увядшим ромашковым венкам, свисавшим с лосиных рогов на стене кухни. Значит, это не сон – моё видение в прошлый выходной, я это видел на самом деле.

– Ну, что застрял в дверях? – подтолкнул меня в спину хозяин дома, – забыл, к кому пришёл? – он смеялся.

Завицкий умеет смеяться? Я мог часами выслушивать за шахматной партией его рассказы о том, как работает карбюратор его мотоцикла, как он всё усовершенствовал. Морально я уже был готов к любым сюрпризам в этом доме, но последующее меня просто впечатало в кресло у кухонного стола. «Болван! – корил я себя впоследствии. Шерлок Холмс из тебя явно не получится. Цветочных венков на стене висело два».