По спине ползут толпы мурашек и Маша оглядывается. У стены с камином стоит та самая пухлая служанка, что принесла суп и десерт. Смотрит как будто сквозь Машу, но она почему-то уверена, что просто так встать и уйти ей не позволят.

Маша берет в руки вилку и заставляет себя попробовать торт. Бесполезно, от нервов она утратила способность различать вкусы. Тогда Маша берет в руки стакан с водой, но потом передумывает и обращается к служанке.

- А можно мне колу?

Женщина замирает, словно Маша попросила ее не газировку принести, а решить сложное алгебраическое уравнение в уме. Потом медленно кивает и, бросив короткий взгляд в ту сторону, куда ушел хозяин дома, скрывается за противоположенной дверью.

У Маши есть минута, может две. Идти за служанкой, так же как и за мужчинами - чистое самоубийство. И что тогда остается?

Есть такое понятие как «топографический кретинизм» - это тяжелый случай, когда человек полностью дезориентирован в пространстве и не может самостоятельно проложить маршрут из точки А в точку В, не говоря уже о любых отклонениях от маршрута в точке С.

Маше повезло, с двеннадцати лет она занимается спортивным ориентированием, поэтому бежать решает через третью дверь, которая, конечно, уводит ее вглубь дома.

Стараясь, чтобы солнце в окна светило всегда с одной стороны, она бежит по череде коридоров, мысленно молясь расчитать все правильно и, в конце концов, выйти к оранжерее, а оттуда уже на свободу.

Толкнув стопервую по счету дверь, Маша пробирается в просторную кладовую, заполненную удобрениями и садовым инструментом. Она улыбается, потому что знает - следующая дверь выведет ее куда нужно.

Переведя дыхание, она прокрадывается в оранжерею и замирает.

- Нет нужды соваться в мир людей. С рождением суккубы, Гарут отрастил новое крыло, а значит какое-то время не может передвигаться. Воспользуйся этим и найди его.

Маша приседает на карточки и сжимается в комочек. Черт! По голосу она узнает хозяина дома и его гостя. Маша ползком возвращается в кладовую и осматривает оранжерею на наличие еще одного выхода. Он должен быть, она может ошибаться.

Горьковато-сладкий аромат кружит голову, но из-за густых насаждений и хаотично расположенных грядок она не видит выход. Маша перебегает к противоположенной стене и голоса мужчин стихают. Сердце колотится как сумашедшее и она с сожалением вспоминает о стакане воды, оставленном на столе.

Конечно, отправляться в бега без еды и воды было опрометчиво, но Маша надеялась, что цивилизация близко и на какой-нибудь заправке или придорожном кафе она сможет попросить помощи. Хотя бы позвонить родителям. При мысли, как они сейчас волнуются, к глазам подступают слезы.

Надо бежать, бежать из этого места как можно скорее! Маша делает шаг и вдруг из-под земли в паре метров от нее проклевывается что-то древовидное с темными впалыми глазами и плетьми вместо рук. Зажав рот руками, чтобы не закричать, Маша пятится и больно бьется затылком о камень стены.

А в это время человекоподобное существо, показавшеся из земли уже наполовину, встряхивает кустистой головой, так что с нее сыпятся маленькие вытянутые листочки, и открывает беззубую пасть.

Что оно собиралось сделать, съесть ее или позвать на помощь, Маша так и не узнала - потому что в какой-то момент стена за ее спиной провалилась и, оступившись на ступенях, она кубарем полетела вниз.

Не могу остановить поток слез. Таксист молчит и я прошу сделать музыку погромче, чтобы не позориться жалкими всхлипываниями. Когда последний раз меня волновало мнение окружающих? Все она... открываю рот и не могу заставить себя произнести это слово. От злости хочется кричать и я прячу лицо в ладонях. Тушь щиплет глаза, но мне так плохо... и хорошо одновременно.

Она вернулась! Вернулась...

Шепчу одними губами «мама» и тут же закусываю их до крови.

Как она могла, после стольких лет! Представляю Катькино лицо, когда она узнает. А потом вижу перед внутренним взором ее, с густыми рыжими волосами, заплетенными в небрежную косу, перекинутую через плечо. Кожаный плащ и маленькую черную сумочку на цепочке.

Мама...

У меня миллион вопросов, сто миллионов историй и... столько же злоти на нее. За то что предала. За то, что бросила!

Сердце сжимается и я хочу попросить водителя развернуться, чтобы впервые в жизни почувствовать ее объятия, вдохнуть запах, которого никогда не знала, но так часто себе представляла.

Вновь почувствовать на себе ее взгляд. Я закрываю глаза, воссоздавая в памяти голос и глаза, медовые с легкой поволокой. Полные нежности...

Суккуба.

Непроизвольно кладу руку на грудь. Ошибки быть не может, выросла на полразмера минимум. Значит, она сказала правду? Сердце колотится, и я знаю, оно хочет верить. Но слишком много несостыковок и я затыкаю глупый сентиментальный комок, растирая кулаком разгоряченную кожу.

Она нас бросила. И не важно по какой причине. Факт остается фактом - если она вернулась, значит, ей что-то нужно. А раз нужно, пусть тогда побегает.

Надо все обдумать, не может быть, чтобы она вернулась только из-за того, кем я стала. Если, конечно, я кем-то стала. Пальцы нащупывают телефон и я ввожу в поисковик - «суккуба».

Читаю.

Демон похоти и разврата, посещающий ночью молодых мужчин и вызвающий у них сладострастные сны. Какая прелесть, я непроизвольно улыбаюсь. Ну, по крайней мере, одну мою природную склонность этот треш объясняет. Но как быть со всем остальным?

Дома только бабка. С ней я даже не здороваюсь, ехидно представляя, как вытянется ее физиономия, когда она узнает, что... мама вернулась. В душе я с упоением изучаю свое новое тело. Кроме груди у меня заметно округлились бедра и, поворачиваясь перед зеркалом и вставая на цыпочки, чтобы разглядеть больше, я не могу скрыть улыбку.

Интересно, если я пересплю с кем-нибудь еще, грудь увеличится? Или задница? Могу ли я влиять на трансформацию и программировать ее по своему желанию? Адски хочется узнать и я решаю отправиться в другой клуб.

Катя возвращается домой, когда я, при полном параде, готова к выходу. Она босиком и в целом выглядит ужасно. Нос распух, глаза впали и покраснели. Я смотрю на нее, пытаясь призвать какие-нибудь супер силы, которые позволят мне увидеть, лишилась сестра девственности или нет, но без толку. Может, это не так работает?

Поэтому я следую за ней в спальню и задаю вопрос в лоб.

- Не дала? - сестра расфокусированно смотрит на меня какое-то время, а потом с диким воплем набрасывается, вцепляясь в волосы.

- Не дала? - ерничает Варя. И я срываюсь с места.

Мне хочется разодрать ее наглое лицо в кровь, я рычу и, сцепившись как два диких дикобраза, мы катаемся по полу, отвешивая друг другу пинки и пощечины.

Как же я ненавижу ее в этот момент!

В коридоре мелькает испуганное бабушкино лицо и краем уха я слышу, как она звонит Борису и что-то кричит в трубку. Удивительно, но Варя сильнее меня. В какой-то момент, она оказывается сверху и, придавив мои руки коленями, бьет наотмаш по лицу.

- Катька! - кричит зло, но не отпускает, давит коленями сильнее, так что от боли у меня звездочки в глазах. Слезы стекают по саднящим щекам, я чувствую во рту привкус крови от лопнувшей губы. - Все, бл*дь, угомонись уже!

Мычу и мотаю головой из стороны в сторону, пытаясь освободить руки.

- Нет! Ненавижу тебя! Ненавижу! - кричу, задыхаясь от боли. И Варя отступает. Встает, закрывает дверь в комнату на щеколду и садится на диван.

Сил подняться нет и мы просто молчим. Очень долго молчим.

- А я дала, - вдруг тихо говорит сестра. Я закрываю глаза и ничего не отвечаю. - Танцору в клубе на кинкипати.

Что такое кинкипати я не знаю, но зато хорошо знаю сестру. И даже не удиляюсь.