– Почему пионов? – я совершенно сбита с толку.

– У Нины Васильевны в саду росли одуряюще пахнущие пионы. Каждое лето юная Алиса выбегала в сад поутру, чтобы вдохнуть их аромат. Юная Алиса случайно наступала на один из невинных цветков и быстро убегала, пока не заметила бабушка. Нина Васильевна замечала, но не ругала внучку. Ведь она знала, что Алиса просто невнимательна. А еще бабушка знала о большой любви Алисы к сахарным булочкам, и потому раз в неделю Алиса просыпалась от запаха свежей выпечки.

Я судорожно втягиваю носом воздух. Мне кажется, что я чувствую запах выпечки. Он говорит о моей бабушке.

– А Александр Иванович любил булки с маком. И заботливая Нина Васильевна пекла булочки и ему, маковые. Но только в те дни, когда баловала Алису. Дедушка часто зазывал Алису в гости и при этом шутил, что хочет поесть булочек, просто так Нина Васильевна их не печет.

Мне становится плохо. Дедушка постоянно писал мне о том, что хочет свежих маковых булок, это было вместо «я скучаю»…

– Как скоро Нина Васильевна узнает о том, что Алиса загубила не только пионы? – зрачки Стефана темнеют до предела. – Нина Васильевна больше не будет печь булочки, потому что Алиса не сможет их есть. А Александр Иванович больше не сможет есть маковые булки, потому что они напоминают ему об Алисе.

Мое лицо искажает маска ужаса. Я больше не могу это слышать.

– Хватит!!! – я кричу так, что горло раздирает дикая боль. Но я не могу остановиться. – Хватит, пожалуйста!!!

Я чувствую, что по щекам текут горячие слезы.

Стефан задумчиво смотрит на меня.

– Еще не все потеряно, – загадочно говорит он, и в его руке тут же появляется платок. Естественно, черного цвета. Он протягивает его мне.

Сквозь слезы я вижу его размытый силуэт.

– Кто вы? – осипшим голосом снова спрашиваю я.

– Меня зовут Стефан, – повторяет он.

– Я не про имя, – обессиленно говорю я.

– Ты обо всем узнаешь, – подмигивает он и почти насильно вкладывает в мою ладонь платок.

– Я хочу знать… – запинаюсь я. – Вы не человек?

– Что это меняет? – он улыбается. Видимо, мой вопрос его развеселил.

Платок очень приятный на ощупь и как по волшебству мгновенно впитал мои слезы. Впрочем, ЗДЕСЬ ничему уже удивляться не стоит.

– Ничего, – я пожимаю плечами. – Я просто хочу это знать.

– А ты как думаешь?

Я пристально разглядываю загадочного Человека в черном. Почему я называю его Человеком в черном? Но откуда ЗДЕСЬ может взяться человек, который знает детали из моего детства?

И вообще, он похож на… кота? Бархатистый, почти мурлыкающий голос, завораживающие черные глаза, кошачья грация и мягкие, но неуловимые движения. Звучит очень странно, но что здесь не странно само по себе?

– Я думаю, что вы не человек.

– Черт или ангел? – белоснежная улыбка снова слепит меня.

– Ангелы, наверное, не ходят в черном, – мои размышления выглядят очень глупо, я знаю.

– Значит, черт?

– Не похожи.

– Рогов нет?

И тут я понимаю, что он совсем не страшен. Мне становится намного спокойней. Он чувствует это, и его улыбка становится мягкой.

– Вы обещали рассказать, что это за место, – я окончательно успокоилась и говорю уверенней.

– Я всегда выполняю свои обещания, – говорит Стефан. – И обязательно расскажу. Но не сейчас.

– Это чистилище? – я вспоминаю католиков.

– Прояви терпение, юная Алиса, – учительским тоном говорит Стефан. – Теперь у тебя бесконечно много времени.

Алиса, время, белоснежная улыбка Стефана, кошачьи повадки… В моей голове начинает зарождаться какая-то мысль.

Но все опять начинает меняться.

За 10 лет до моей смерти

Собираясь на встречу с Антоном, я испытываю сразу несколько эмоций, сменяющих друг друга с калейдоскопической скоростью. Радость – ура, сбылось желание; волнение – а вдруг он во мне разочаруется; страх – я буду выглядеть глупо; нетерпение – ну когда уже шесть часов?!

Я совсем забываю о Лере, но где-то внутри чувство вины выпускает свои корни, плотно обвивая ими душу. Я много раз думала, как мы вообще смогли подружиться, мы же очень разные. Она – спокойная, рассудительная, нежная, добрая. Даже общаясь в нашей компании, она не курит и не ругается матом, чем сильно выбивается из этого коллектива раздолбаев. И уж точно не похожа на меня – на все время раздражительную, тревожную, безответственную и бесшабашную Алису. Говорят, что противоположности притягиваются, но я не думаю, что это о нас. Временами я чувствую, что между нами есть какой-то общий секрет, некая тайна, объединяющая нас. Когда я говорю об этом Лере, она, со всей присущей ей серьезностью, начинает напрягать извилины, но также не находит ответа. Но она согласна с тем, что нас связывает что-то непонятное нам обеим.

Ее воспитывает один отец, и Лера старается его не огорчать. Она не говорит, где ее мать, а я однажды ляпаю глупую фразу.

– Моя мать просто тиран, она все время названивает мне и пытается контролировать каждый мой шаг. Почему она не может просто дать мне спокойно жить?

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – серьезным тоном отвечает Лера. Мы одногодки, но она кажется мне более взрослой.

А теперь я поступила с ней отвратительно и, пожалуй, она меня не простит. И будет права.

…Ровно в шесть Антон стоит у моего подъезда, смоля сигарету одну за одной, – я вижу его из окна. Я дрожу, десять раз перепроверяю макияж, переодеваюсь три раза и все-таки спускаюсь к нему, игнорируя вопросы матери, которая снова пристает ко мне с уточнениями.

– Привет, – храбро говорю я, но внутренне умираю от страха.

– Привет, Алиса, – улыбается он, в его голосе разливается мед. – Погода холодная, мы замерзнем.

– И что мы будем делать? – я расстроена, неужели все отменяется?

– У меня дома очень тепло, – говорит Антон. – Не испугаешься зайти?

Вообще-то испугаюсь, но…

– Я ничего не боюсь, – с улыбкой отвечаю я.

– Тогда пошли, – кивает парень.

Здравый смысл буквально кричит мне, что я совершаю ошибку. Но я закрываю уши.

За 3 дня до моей смерти

Представьте, что вы дали обещание. Вам очень не хотелось на это соглашаться и тем более что-то обещать, но так получилось. Что на вас нашло? Черт дернул, ретроградный меркурий, луна не в той фазе, да неважно. Главное то, что вы уже дали свое согласие и назад пути нет.

– Как мне воспринимать твое поведение? – Стас говорит сердито, и я инстинктивно втягиваю голову. – Нет, ты ответь, я хочу слышать твои мысли.

– Стас… – жалобно пищу я.

– Алиса! – он не поддается на жалость, он очень зол. И я его понимаю.

– Я не знаю, как так вышло, – тоном побитой собаки говорю я. – Я не думала, что так…

– Алиса! – еще немного, и он начнет кричать. И будет в полном праве. – Ты взрослая! Прекрати вести себя как ребенок!

Я хочу плакать. Но если я начну, это будет действительно очень по-детски.

– Ты же понимаешь, что самое ужасное в этой ситуации? – мне так не хочется, чтобы он смотрел на меня таким взглядом. Но он смотрит.

– Алиса, ты понимаешь?! – Стас начинает повышать голос.

– То, что ты узнал это от него, – бормочу я.

Стас очень странно смотрит на меня.

– Это неправильно, – киваю я. – Абсолютно неправильно.

– Да! – глаза Стаса горят яростным огнем. – Ты не собиралась поделиться со мной? Алиса, это же такая радость! Странно, я думал, близким людям доверяют такие новости. Но, видимо, я тебе совсем не близкий.

Ярость Стаса тут же угасла, в его глазах мерцают оттенки глубокой меланхолии.

– Ты ошибаешься, – шепчу я. Мой голос совсем теряется на фоне посторонних шумов.

– Да ну? – он отворачивается к окну и наблюдает за прохожими. Мне бы так хотелось залезть к нему в голову и увидеть образы, блуждающие в его воображении. Однажды он сказал, что если вскрыть его черепную коробку, то на извилинах можно увидеть следы моих пальцев.