– Это не я, это Брэдбери, – развел он тогда руками, и я даже не смогла на него обидеться.

А сейчас он не смотрит на меня. И, наверное, больше не захочет смотреть вообще.

– Стас, – начинаю я. Мне страшно об этом говорить, я хочу убежать.

Он поворачивается ко мне, но я боюсь заглянуть ему в глаза. Я боюсь увидеть там ненависть.

– Ты мне очень близок, – продолжаю я. – Я виновата в том, что не сказала тебе.

Он приподнимает бровь.

– Не только в этом, – соглашаюсь я. – Я должна была давно прекратить метаться, так не могло продолжаться. Я запуталась, и от этого страдали другие.

Стас молчит. Я неуверенно продолжаю:

– Это я заставила тебя молчать. Виновата только я. Я не могла определиться, – не знаю, что сказать дальше.

– Зато я определился, – холодным тоном произносит Стас. Я в ужасе смотрю на него. До меня доносятся обрывки фраз.

– Алиса…

Нет!

– Я все решил…

Нет!!! Не говори!!!

– Мне было сложно об этом думать…

Пожалуйста, не говори этого!!!

– И уж тем более об этом говорить…

Я прошу тебя, молчи!!!

– Так не может больше продолжаться…

Умоляю, хватит!!!

– Прощай, Алиса…

НЕТ!!!

– Надеюсь, ты сможешь стать хорошей женой…

Мир разлетается прямо на кусочки на моих глазах.

За 4 месяца до моей смерти

Его пронзительно синие глаза, так напоминающие прибрежные волны ласкающего океана, – это не самое первое, что по-настоящему удивило меня.

Это произошло на пятый день нашего знакомства. Да, я считала эти дни, неосознанно, но внутри словно поставили секундомер.

А может, это был таймер с обратным отсчетом?

Кажется, он сам не понимал, что происходит. Мы не говорили о будущем, не говорили о прошлом. Как будто ничего этого не существовало и не будет существовать. Есть только настоящее, мы находимся здесь и сейчас, и остальное не имеет значения.

Мы не говорили о Вадиме. Он всегда незримо присутствовал вместе с нами. Во взглядах, жестах, фразах. Но если бы один из нас осмелился упомянуть о нем – это означало бы крах той хрупкой гармонии, что успела образоваться между нами за такой короткий срок. Стас принял эти правила, ни разу не попробовав их изменить. И так было правильно.

Я не знаю, кто больше из нас мучился чувством вины. Я, предавшая того, кто окружил меня заботой и любовью, которая так чужда мне и даже враждебна. Или он, предавший своего друга и…

И вообще-то я ничего не знаю об их взаимоотношениях. О том, насколько они близки, что их связывает, как давно они знакомы. По понятным причинам, я не могу уточнить это у Вадима. А со Стасом мы не должны обсуждать эту тему, иначе все разрушится.

Думаю, это не столь важно. Факт остается фактом – мы наслаждаемся друг другом за спиной человека, который косвенно соединил наши жизни.

На пятый день нашего знакомства мы были в ботаническом саду. Это я пригласила его сюда. Говорят, что девушкам не следует приглашать парней на свидание, но я ведь и так уже нарушила все возможные нормы приличия. Какая разница.

– Никогда не бывал здесь, – сообщает он, и мне кажется, что он чем-то напуган.

– Они не кусаются, – насмешливо говорю я. Стас не обижается.

Здесь я чувствую себя свободней. Замечаю, что с каждой минутой и парню становится комфортней. Волшебное место. Дурманящий цветочный запах перебивает негативные мысли. Я ни о чем не думаю.

Мы еще ни разу не прикоснулись друг к другу за эти пять дней.

Какие прекрасные пионы. Нежно-розовые бутоны притягиваю к себе взгляд, и этому невозможно сопротивляться. Их сказочный запах доносит до меня легкий весенний ветерок. Я наклоняюсь к ним ближе, погружаясь в сладковатый цветочный шлейф. В греческой легенде рассказывается, что под пионами прятались прекрасные нимфы, чтобы юноши не смогли увидеть и влюбиться в них. В детстве я часто искала в пионовых кустах на бабушкиных клумбах маленьких прекрасных нимф.

Я даже не замечаю, как Стас фотографирует меня.

– Не удержался, – с виноватой улыбкой говорит он. – Это выглядело слишком красивым.

Я чувствую, как краснота предательски заливает мои щеки. В синеве его радужки томно разливается нежность. Он смотрит на меня как художник на свою музу.

Стас подходит ко мне ближе. Теперь мы стоим слишком близко друг к другу. Я ощущаю его неровное дыхание, обдающее прохладным ментолом мое разгоряченное лицо. Он волнуется.

Его рука мягко и ненавязчиво прикасается к моей. Я сжимаю ее аккуратно, боясь испортить этот волнующий момент.

И вот что удивило меня в нем.

Как моя ладонь идеально подходит к его ладони.

За 2 месяца до моей смерти

Очень страшно.

Я не могу сфокусироваться ни на чем, все вокруг размыто и темно, не хватает резкости. Я хочу разглядеть, но в то же время мне страшно узнать, что там.

Нечеткие образы, но, словно если начну в них вглядываться, они поглотят меня навсегда.

Я чувствую чье-то дыхание. Дыхание боли. Кто-то рядом со мной. Он болен безумием.

Запах сырости. Порой я задыхаюсь. Мне холодно. Слышен противный крысиный писк, он режет мне уши. Я хочу плакать, но мне нельзя. Он что-то сделает со мной, если я заплачу. Он уже делал это с другими.

Но больше всего мне страшно. Он рядом. Я не знаю, чего он хочет. Я не должна здесь находиться. Я думаю о маме. Мама далеко.

Он совсем близко. Он что-то протягивает мне, но я не хочу это брать. Это что-то ужасное, мерзкое, пугающее.

Он злится. Он кричит. Кричит на меня. Я не понимаю почему.

Мне часто снится один и тот же сон. Сегодняшняя ночь не стала исключением.

Я резко просыпаюсь и чувствую, что мне не хватает воздуха. Липкий холодный пот струится по моему телу. Ощущение, будто я побывала в каком-то реалистичном фильме ужасов.

Вадим зажигает ночник.

– Ты в порядке? – его сонные глаза встревоженно ищут на моем лице признаки чего-то плохого. Судя по всему, они там видны четко и ясно.

– Алиса! – он проводит рукой по моей щеке. – Ты плачешь?

Я даже не заметила.

– Девочка моя, что случилось?

Мне хочется ему ответить и рассказать о своих кошмарах, но я не могу произнести ни слова. Я даже не знаю, что именно происходило в моем сне, но это до жути напугало меня. Почему-то возникло ощущение дежавю. Но совершенно точно я не переживала это наяву.

Во сне я была в каком-то холодном и темном месте, кто-то рядом создавал угрозу для моей жизни, он хотел мне навредить. Но разве это было возможно с маминой гиперопекой? Ее бы инфаркт хватил, окажись я хоть на секунду в этом ужасе. Она не оставляла меня ни на минуту. Только в своей комнате я могла насладиться одиночеством. Мама перебарщивала.

Но все же… Почему у меня ощущение, что я что-то забыла?

– Сон плохой? – участливо спрашивает Вадим.

Я киваю. Ледяная хватка, сдавившая мое горло, не разжимается, я продолжаю часто дышать.

– Всего лишь сон, – рука Вадима осторожно скользит по моим волосам. Они спутались от метания головы по подушке.

– Э-это непохоже на сон, – ко мне наконец-то возвращается речь.

– А на что?

– На воспоминание, – я качаю головой, осознавая невозможность этой мысли. Но мне сложно думать иначе.

– Что-то из прошлого?

– Да, но не из моего… – говорю я и замолкаю.

Вадим о чем-то думает.

– Я знаю, что это звучит бредово, – буквально за секунду меня охватывает раздражение.

– Успокойся, Алиса, – рука Вадима теперь ласкает мои плечи. Наверное, это должно было успокоить меня, но получилось ровно наоборот.

Я нервно сбрасываю с себя его ладонь. Вадим в замешательстве.

– Ты знаешь, сны – это всего лишь проделки нашего воображения, – наконец произносит он. – И не всегда то, что снится, имеет значение…

– Я не нуждаюсь в лекциях, Вадим, – довольно грубо прерываю я его.

– Я просто хочу тебя успокоить, – Вадим не обижается. Вадим вообще никогда не обижается, как бы я ему ни грубила. Это, кстати, раздражает.