Через час Антон, хитро прищурившись, начинает хлопать в ладоши, привлекая общее внимание.

– Итак, детки, кто хочет попробовать чего-то по-настоящему крутого?

Народ одобрительно гудит, Лера продолжает молчать, поглаживая кота. Она выглядит напряженной.

– Все хотят, я так и думал, – довольно улыбается Антон. Я незаметно любуюсь его улыбкой. Мне кажется, что он улыбается именно мне. Точнее, мне хочется так думать.

Он достает что-то из кармана и кладет на стол. Кто-то издает радостный возглас. Присматриваюсь – пакетик с белым порошком.

– Где ты достал? – восхищенно спрашивает Кирилл, парень из нашей компании. Он всегда заглядывает Антону в рот, и я его, если честно, понимаю.

– Где достал – там больше нет, – подмигивает Антон. – Это, мальчики и девочки, амфетамин. Будем нюхать через свернутую купюру, как в кино.

– Какой эффект от него? – спрашивает высокая рыжеволосая Маша. Ей уже семнадцать, на нас с Леркой она смотрит свысока, но открыто на конфликт никогда не выходит.

– Быстрый, – отвечает Антон. – Хочется разговаривать, много разговаривать. Плясать до упаду и не спать всю ночь. Взбодримся, короче.

Я кидаю взгляд на Леру. Она поджимает губы.

– Лерка, а ты будешь? – к ней обращается Кирилл. – Хотя нет, ты что-то сильно бледная.

Все, кроме меня и Леры, начинают отвратительно хихикать. Бледная – это ее фамилия.

– Заткнись, придурок, – спокойно говорю я. Я знаю, что он шутит так из-за скудоумия, а не из желания ее уязвить. Лера даже не оборачивается в его сторону.

– Еще немного таких шуток, и я решу, что попал в детсад, – говорит Антон. – Алис, где у тебя тут курят?

Вообще-то нигде, но ему я говорю другое.

– На балконе, – надеюсь, запах выветрится до приезда родителей.

– Понял, – он улыбается, и я чувствую, что плыву. – Кто курить?

За ним идут все, мы с Лерой остаемся вдвоем.

– Ты совсем не думаешь? – сердито спрашивает она. – Зачем тебе наркотики, Алиса? Мало этого мерзкого пойла в банке?

– Я просто попробую, – огрызаюсь я. – Я же не собираюсь все время это делать.

– А наркоманы, по-твоему, собирались? Тоже просто попробовали!

Кот спрыгивает с ее колен, Лера встает из кресла, становясь напротив меня. Сверлим друг друга взглядом. Лерина правильность начинает меня раздражать.

– Мы же договорились, что ты не будешь включать маму.

– Я забочусь о тебе, вот и все.

– Мне не нужна вторая мать, мне и первой хватает за глаза с ее дурацкой опекой.

– Лучше бы ты ценила ее заботу, – злится Лера. Я понимаю, что еще чуть-чуть, и мы поругаемся, поэтому предпочитаю снизить накал.

– Давай не будем ссориться, я понимаю твое беспокойство, но я уже взрослая и…

Я не успеваю договорить, мы обе вздрагиваем от громкого звона в стороне стола. Я вижу, как мой кот яростно разрывает когтями пакетик, который Антон оставил на столе. Весь порошок тут же рассыпается по ковру с длинным ворсом, а сверху заливается бордовой жидкостью из уроненной котом банки.

– Жесть, – все, что я могу сказать, наблюдая эту картину. Кот же, окончательно уничтожив пакетик, издает короткое шипение и удаляется, напоследок потерев спину о Лерину ногу.

– Смышленый, – комментирует Лера, улыбнувшись уголками рта.

– Нафиг он это сделал? – все еще не отойдя от увиденного, спрашиваю я.

– Охраняет тебя, как и я.

В этот момент мы обе не знаем, насколько Лера попала в точку.

Спустя 25 минут после моей смерти

Представьте, что вы смотрите фильм ужасов. В комнате темно, в доме нет никого, кроме вас. Вы уже жалеете, что решились на такую авантюру, как просмотр фильма ужасов в одиночестве, да еще и погасили свет. И в тот момент, когда напряжение достигает своего предела, а мурашки уже шеренгами бегают по вашей коже, ваша беспардонная кошка роняет со стола забытую кружку.

Примерно такие ощущения я испытываю, когда слышу голос ЗДЕСЬ. От ужаса я не могу вымолвить и слова. Впрочем, я до сих пор не знаю, могу ли я разговаривать. Но, видимо, могу слышать, и это уже немного радует.

– Ну как тебе здесь? – непринужденный вопрос окончательно выбивает меня из колеи. Я хочу плакать от страха и непонимания. Но я не знаю, могу ли я плакать.

Что я должна ответить? Как я могу ответить? Кому я должна ответить?

– Ах да, маленькая формальность, – продолжает голос. Я слышу негромкий щелчок и внезапно начинаю ощущать себя. Это невероятно! Я наконец-то чувствую свои ноги! С каждой секундой я начинаю ощущать все больше частей своего тела. В последнюю очередь я чувствую свои глаза. Они закрыты. Я не решаюсь их открыть. Мне страшно увидеть то, что меня окружает. А больше всего страшно за то, КТО говорит со мной.

– Я вернул тебе зрение, тебе что, совсем оно не нужно? – голос становится немного печальным. В испуге, что я снова перестану ощущать себя, я открываю глаза.

Передо мной стоит человек в черном. Нет, не так. Передо мной стоит Человек в черном.

– Ну как тебе здесь? – повторяет Человек в черном. На нем цилиндрическая шляпа и черный костюм, в руке дымится трубка. Его темные волосы гладко уложены, длиной достигают плеч. Его лицо контрастирует с одеждой – оно почти белоснежное. Его голос бархатистый и завораживающий. Если бы не обстоятельства, я бы заслушалась им.

Тьма, окружавшая меня почти двадцать пять кошмарных минут, расступилась, сменившись на темно-серый цвет. Такое ощущение, что темнота просто потускнела на фоне Человека в черном.

Я продолжаю молчать, не отрывая взгляда от дымящейся трубки. Все это так… странно? Могли ли у меня начаться галлюцинации после передозировки антидепрессантов?

Я лелею слабый огонек надежды, что это все просто дурной сон. Я проснусь и не пойду покупать те злосчастные таблетки. Придет Вадим, обнимет меня, и я постараюсь его полюбить. Я напишу много статей, чтобы мой шеф больше никогда не жалел, что нанял такого талантливого (он так говорит!), но безответственного работника. Я приеду к родителям и просто скажу, что люблю их. И постараюсь действительно начать это делать.

Человек в черном смотрит на меня, и я отрываю взгляд от трубки, встречаясь с ним взглядом. В его глазах бездна, ведущая в никуда, – они черны, и я не вижу ни малейшего отблеска в них.

– Ну как тебе здесь? – спрашивает он без малейшего признака раздражения, что приходится повторяться.

Я пытаюсь почувствовать свой язык, и у меня это получается. Мне страшно что-то отвечать, но я должна хотя бы попытаться выяснить, где я.

– Простите, но где ЗДЕСЬ? – мой голос звучит чужеродно, словно не принадлежит мне. Голос Человека в черном словно одно целое с этим пространством, но мой – лишний.

Я говорю это и не понимаю, что происходит. Это все словно нелепый фильм с плохим бюджетом. Здесь нет декораций, слабый актерский состав, невнятный сюжет. Я все еще не могу привыкнуть к тому, что у меня есть ноги. Почему-то именно этот факт больше всего выбивает меня из колеи.

– О, да, – Человек в черном почему-то начинает улыбаться. Его зубы белоснежны, но почему-то совсем не сливаются с цветом лица. – Я все время начинаю не с того. Тебе интересно, что это за место?

Я больше не хочу говорить. Мой голос не должен здесь звучать, это все неправильно. Я просто киваю.

– Общение будет происходить поинтересней, если у нас будет диалог, – Человек в черном продолжает смотреть на меня. – Но да ладно, я дам тебе привыкнуть.

Он переводит взгляд на трубку – она больше не дымит. А я решаюсь посмотреть, во что я одета. Странно, да? Но что мне еще остается тут делать? Я не хочу смотреть на Человека в черном.

Я опускаю глаза и вижу подол платья. Уверяю вас, что последние минуты своей жизни я была одета иначе. Платье похоже на то, которое носят диснеевские принцессы. Оно явно предназначено для балов и светских приемов. А также для того, чтобы начать петь песню в лесу, а вокруг бы кружились лесные животные.