– Не могу понять, – сказал он как-то раз старпому, – почему компания называет этот склад для консервов «слиткохранилищем».

– Чепуха! – отмахнулся старпом.

– Вас – тех, кто не несет ответственности, это вполне устраивает, – продолжил Брейсьер. – Но я совершенно уверен, что что-то может случиться. Если не во время этого рейса, так во время другого. Поговорим о хранилище. Как оно устроено?

– Оно обшито железом толщиной 3/8 дюйма.

– Да, три восьмых дюйма – как копилка для шестипенсовиков. Да я бы вскрыл ее бабушкиными ножницами!

– Хорошо, возьми их у бабушки и дерзай! Я бы попробовал, если бы у меня была бабушка.

– Вот место, внизу, находится за пределами видимости и слышимости – угольный бункер. Он тих и удобен для любого, кто захочет провести тихий час за прорезанием железа. Там всегда пусто, ведь это всего лишь семитонный бункер, где нет нужды раскреплять груз. И это напротив кладовой стюарда. Что помешает стюарду незаметно набить карманы, вместо того, чтобы заниматься своей рутиной, а затем незаметно улизнуть в ближайшем порту? А еще есть корабельный плотник. Он постоянно пропадает где-то внизу, и у него при себе сумка с инструментами. Для него нет ничего проще, чем «поработать» в тихом уголке, продырявив лист обшивки.

– Но что он будет делать потом? Центнер золота не переправить на берег, спрятав его за подкладкой сапога.

– Действовать, конечно. Выбросить за борт в спокойном порту и запомнить место. Раз уж на то пошло, он мог бы сбежать в Порт-Саиде (что может быть проще?) и собрать все сброшенное. Вы знаете, что собой представляет Порт-Саид? А еще есть кочегар… ох, да кто угодно может провернуть это! – И Брейсьер отошел, чтобы снова заглянуть в люк.

Дверь хранилища была заперта на английский замок по центру и на два висячих замка – один под, а второй над английским. Через день или два после вышеописанного разговора Брей­сьер внимательно осмотрел и попытался отпереть нижний висячий замок, когда за его спиной раздался резкий голос:

– Сэр, что это вы делаете с замком?

Брейсьер вздрогнул и оглянулся. Это был капитан Макри.

– Это… то есть… я боюсь, что это такие же замки, как на плотницкой, – спешно пояснил второй помощник. – Я… я просто попробовал, вот и все. Я боюсь, что ключи подходят.

– Мистер Брейсьер, предоставьте плотнику самому позаботиться о своей плотницкой, хорошо? Помимо висячих замков здесь есть еще замок от фирмы «Чабб», а ключи хранятся в моей каюте, и я позабочусь, чтобы они не покидали ее без моего ведома. Наверное, вам лучше прекратить эксперименты, поскольку вас никто не просил проводить их. Это всё, – добавил капитан, когда Брейсьер попытался ответить ему; затем капитан развернулся и направился в каюту стюарда. Брейсьер сердито посмотрел ему вслед.

– Интересно, какие у него там дела? – пробормотал он себе под нос. – Как по мне, так обычно капитаны не столь часто общаются со стюардами, как этот.

– Пусть меня повесят, но мне не нравится эта кладовка стюарда прямо за стеной слиткохранилища, – пожаловался он старпому. – И к чему стюарду вся та уйма слесарных инструментов? Вы знаете, у него их полно.

– Черт побери, – ответил первый помощник, который не любил суетиться по пустякам. – Что вы за человек такой! Брей­сьер, разве вы не знаете, что он – профессиональный котельщик, а стюардом он стал только год или два назад? Такие люди не любят расставаться со своими инструментами, а он – вдовец, и у него нет дома на суше, так что естественно, что он держит на борту все свои пожитки. Так что умолкните и отдохните по-христиански. Я угощу вас сигарой, они у меня бирманские; займите ею свой рот и крепко сожмите челюсть.

Но второй помощник не успокоился. Он все так же бродил по нижней палубе и много говорил о своих тревогах из-за слиткохранилища. Спустя несколько дней он подошел к железной двери, и его снова испугало появление капитана – на этот раз тот появился из кладовой стюарда. Брейсьер пояснил, что он услышал стук и пришел выяснить, в чем дело. Но капитан еще более бесцеремонно, чем прежде, отослал его прочь, заявив, что поручит присмотр за хранилищем кому-нибудь еще, если только Брейсьер станет настаивать на своих причудах. На первой палубе второй помощник встретил плотника – спокойного и мягкого человека. Тот cпросил у него о висячем замке и ключе, которые Брейсьер позаимствовал в плотницкой на прошлой неделе. Но второй помощник отделался от него, пообещав отдать их позже. И плотник поспешил приняться за работу – как ни странно, у него нашлось занятие в трюме, прямо под кормовой палубой, и под слиткохранилищем.

Как я уже говорил, плавание выдалось не из приятных. Погода была хуже некуда, и после того, как они миновали Гибралтар, матросы-индийцы в хлопчатобумажных брюках дрожали от холода, а юнги застегнули свои твидовые кители на все пуговицы, которые только смогли к ним пришить. Это был январь. Погода в бухте была ужасной, и «Никобар» сотрясался на волнах зеленого моря, омываемый им снаружи и изнутри, сверху и снизу. Затем, когда опустилась ночь, что-то пошло не так, судно потеряло управление и бесцельно барахталось на волнах. Винт был сломан.

Море в какой-то степени успокоилось, но погода оставалась плохой. Немногие паруса, которые были на пароходе, были поставлены, и команда надеялась с их помощью добраться до Плимута или до Фалмута. Итак, «Никобар» шел по успокоившемуся, хоть и не до конца, морю, а темная ночь становилась еще чернее из-за бури с мокрым снегом, со временем сменившимся на обычный снег.

Судно медленно продвигалось вперед, наперекор вселенской тьме, которая, казалось, пыталась поглотить его. Не было ничего, кроме шума ветра и моря, да пустоты вверху, внизу и по сторонам. Таким образом, человек, вышедший к палубному фонарю, был удивлен появлению больших снежинок, которые прилетали на свет как мотыльки, словно из ниоткуда. В четыре склянки (то есть в два часа ночи) по правому борту показался туманный огонек – это был Эддистонский маяк, и спустя час или два было решено до рассвета остановиться, ведь точное местонахождение судна было неизвестно. Однако не было принято никаких мер, когда над левым бортом внезапно появились тусклые огни, темнота под которыми была совершенно непроницаемой. Раздались крики и грохот, и в течение десяти секунд все выскочили из трюма. Плавание «Никобара» закончилось столкновением с другим судном.

Второе судно отступило и ушло в темноту, но не раньше, чем кто-то с «Никобара» успел перепрыгнуть к нему на борт. Присутствие духа у капитана Макри было удивительным, и он ни на мгновение не потерял контроля над экипажем. Корма судна уже начала проседать и крениться не левый борт. Все быстро получили спасательные пояса. К счастью, среди пассажиров были всего две женщины, а детей вовсе не было. Шлюпки были спущены на воду без заминки, и вскоре к ним приблизились еще две шлюпки со столкнувшегося с «Никобаром» судна (впоследствии оказалось, что это был большой каботажный пароход). Когда последний из пассажиров благополучно спасся, Брейсьер с тревогой обратился к капитану:

– Мы ведь и правда ничего не можем сделать с золотом? Возможно, ящик или два…

– О, к черту золото! – взорвался капитан Макри. – Смотрите за шлюпкой, сэр, и высадите пассажиров. О слитках позаботится страховая компания.

Брейсьер исчез после первой же фразы шкипера. Капитан обернулся к стюарду, и пока экипаж уходил к оставшимся шлюпкам, они тихо переговорили. Вскоре стюард отвернулся, как если бы собирался выполнять приказ, но капитан громко продолжил свою речь:

– Так будет лучше всего, и в худшем случае мы сможем выбросить их. Но осторожно – судно не продержится и десяти минут.

Оно продержалось почти четверть часа. И за это время на нем никого не осталось, а капитан покинул его на последней шлюпке, причем достаточно поздно, чтобы видеть последние огни корабля, когда тот пошел ко дну.