– Вот значит что, – обрадовался Иван. – Похоже, у меня в “маму” залито куча разного по железкам, надо пока это прошерстить хорошенько… А если чего-то не хватает?

– “Маму” не переделать. Как базовые знания залили – все, навсегда прошито. Есть небольшой буфер, куда с комма подгрузить какую-нибудь мелочевку можно, но это так, побаловаться. Кто работать устраивается, тот уже тройник покупает. Это внешний гелевый чип с двумя слотами расширения. Больше не воткнуть – “мама” сгорит и мозги спалишь окончательно. Зато на трешку можно цеплять любые базы. Конечно, их придется осваивать, но без них никуда. Пилоты ставят корабельные наборы, навигацию и топологию для дальних прыжков. Кто рядом с планетой мотается – те Пилотирование, конкретную модель корабля и часто Аналитику, чтобы сложные расчеты делать.

– Самому не посчитать?

– Пространственные метрики, смеешься? – Блоха улыбнулся. – Не, без вариантов. Ты пойми. Человек – он не может большую часть информации в голове держать, слишком сложно. Поэтому ты подцепляешь специализированный чип, а сам вместо придатка болтаешься рядом. Принимаешь решения, потоками данных управляешь, результаты так или иначе используешь. Но все сложное – в гелевый кристалл через “маму” слил, за пару секунд ответ получил. Надо профиль сменить – одну “базу” с тройника в медблоке снял, другую поставил. Через сутки адаптации можно использовать. Конечно, что-то в голове остается, поэтому близкие по смыслу профессии легче переключаются. И опорные точки с подключенных кристаллов в “маме” хранятся. Поэтому если черед год-другой зацепился заново – то сразу все изученное доступно снова.

– А почему просто компьютер не заставить работать?

– Искины урезаны сильно. Они дважды пытались перешагнуть ступень развития до личной свободы. Поэтому сейчас любая железяка на кораблях без человека – мертвый груз. Обычные автоматы стоят по жизнеобеспечению и наборы программ без возможности развития. Сначала кажется, что почти с разумным общаешься, но потом понимаешь, что это иллюзия. Так и живем – чип купил, на тройник воткнул, на следующий день уже можешь пахать. Снял – и словно раздетый, чего-то не хватает.

– Понял. Каталог у тебя остается. Книгу на полку поставил – любые схемы недоступны. Обратно в руки взял – сиди, пользуйся…

– Точно… Я в четыре года мечтал пилотом стать. Отец подрабатывал на малом боте, монтажником на сборке или ремонтировал станции снаружи. Поэтому многое прочел, пока доступ к местной Сети был. А какие там фильмы лежат про пиратов и поиски сокровищ… Эх…

Поднявшись, мальчишка отряхнул замызганные штаны и заявил:

– Засиделись мы тут. Пойдем, попробуем чего подзаработать. Обед уже скоро, а мы с пустыми руками.

Способов заработка оказалось не так много. Или ковыряться в потоке мусора на переработку, пытаясь добыть что-то ценное. Или обслуживать более удачливых – таскать, убирать, наниматься к богатым бандам в Предбанник для разовой подработки. Для таких случаев рано утром соискатели топали на “биржу” – один из залов, куда заглядывали “покупатели”, с помоста объявляя, кто требуется.

На идущего позади брата с сестрой Ивана косились. Потрепанная одежда вряд ли кого из аборигенов удивила, просто почти все щеголяли или в различных комбинезонах, или вообще в тряпье. Поэтому внешним видом Осокин выделялся. А еще – труба, которую использовал вместо посоха.

Уже на выходе из зала их тормознули:

– Слышь, здоровяк. Говорят, ты вчера “канарейщикам” морду набил. Они за твою шкуру пять кредитов обещали.

– Хочешь заработать? – от улыбки Ивана вышибала на проходе подался назад.

– Делать нам больше нечего… Просто – мы люди мирные. И если ты железом здесь махать станешь – грохнем. Усек?

– Само собой. Закон простой – не обижай соседа и к тебя не тронут. Полностью поддерживаю.

– Вот и нормально.

Спустившись по пандусу в очередной зал, мужчина спросил у Блохи:

– А здесь везде так просторно?

– Не, это бывшие склады для разной мелочи. Доковые станции у обшивки еще больше и там шлюзовые створки наружу вообще огромные. Это – так, мелочи. В Предбаннике больше коридоров в несколько этажей. Если к корме идти, там вообще мешанина будет из технологических проходов. Потом рядом с дюзами накопители, топливные танки и прочее. Но там вакуум, без скафандра делать нечего.

– Меня когда из Предбанника выкинули, я почти никого не видел.

– Там только утром народ тусит. В остальное время пусто. Барахолка в другом месте, свалка и разборка по левому борту. Наша жилая зона – она вся здесь. Ну и у обрубков и совсем нищих норы в тоннелях.

– И куда мы сейчас?

– К Чахлому. Он на разборку после обеда обычно подходит. Сам уже не копается, только товар принимает. Надо с ним потолковать. Без его разрешения никто тебе не даст ковыряться, накостыляют.

– Типа, мусор весь его?

– Не, все три дока под серьезными людьми. У них бригады, постоянные работники. Самое ценное выгребают. Потом идут умники, кто нарезает участки для “червей”, вроде нас с тобой. И вот над каждой такой шоблой стоит старший типа Чахлого. Обычно – с каким-нибудь оружием, чтобы при случае полученный кусок защитить от набега конкурентов и разных беспредельщиков шугануть.

– Игломет, да?

– Это у банд, кто жилье контролирует и жратву. Великая ценность, просто так не найти. Один, максимум два на банду. Слишком серьезная пушка… Нет, обычно или станнер слабый, чтобы человека с ног сшибало. Или разрядник многоразовый. Ткнул в пузо – и все, беседа закончилась… Почти пришли. Слева – только в костюмах рыться, туда отработку с ферм и фильтры сдохшие сливают. Большую часть съедобного именно там добывают. Центральный – это бытовой мусор от Чистых и с заводов. Самое козырное место, просто так не попадешь. Ну и последний – наш. Это все, что отбраковали и свалили для утилизации. Раз в месяц допрессовывают и отправляют на гравипушки. Бам-бам – и полетело барахло на головы планетарщиков. Ты еще почувствуешь, когда серию брикетов отправляют, пол чуть вибрирует.

– Странно, станция ведь огромная, масса такая, что не должно сказываться.

– А я знаю, старшой? Может, потому что вся машинерия на каркас крепится без дэмпферов и поэтому вибрация передается. Может, еще почему… Кстати, что такое “демпфер”? Я с книжек запомнил, а объяснения толком не было. С “мамой” такое часто. Название есть, а что, как, откуда и куда пристроить иногда и не догадаешься.

Входы на мусорку поражали воображение. Проскользнув в очередные вечно открытые двери в стене, путешественники оказались в еле освещенном пространстве, которое тянулось куда-то вверх и в стороны. Тянулось, терялось во тьме, которую никак не могли разорвать редкие слабые лампы по бесконечной стене.

– Это что же, до самого потолка? В смысле, до обшивки? – поразился Иван.

– Не, это бывший блок автоматической погрузки. Просто его не смонтировали на остов, продали как есть. Там выше еще несколько этажей, но в основном с кабелями и прочей машинерией. В нормальном состоянии тут бы штанги с захватами стояли, перебрасывали грузы из внешних доков во внутренние ангары и обратно. А так – просто щель. Во-о-он те ворота слева за ограждением, там первая разборка. Чувствуешь вонь? Даже сюда шибает. Прямо – для блатных. И народ постоянно злой, как собаки, лучше даже не подходить к охране. Нам – направо.

От дальних огромных ворот тянулся тонкий ручеек местных. Кто-то волок коробки, кто-то тащил гнутые железки, взвалив на плечо. Кто-то шел пустой. Или не нашел ничего полезного, или наоборот, маскировался под бедолагу, чтобы в переходах заработанное не отобрали.

– Большую часть на месте меняют. Или на расписки продуктовые, или на что-то полезное, что у “червей” в хибарах сложено. Если много нашел, то часть сдаешь в счет оплаты, остальное на барахолку. Кстати, туда иногда и с Предбанника заглядывают. Детали для ремонта шаттлов, систем жизнеобеспечения и просто что-то не до конца проржавевшее. Обшивка легкая ценится, из нее себе жилье собирают.