В палате лордов, где первенствовали виги, на грамоту Штатов отвечали горячим адресом королю, уполномочивая его заключить оборонительный и наступательный союз не только с Голландией), но с императором и другими государствами. В палате общин, где господствовали тори, не разделяли этого жара, не хотели войны, боясь, что при ее объявлении ненавистные виги станут опять в челе управления. Но делать было нечего: народ высказывался громко за войну, потому что опасения за торговые выгоды все более и более усиливались: приходили известия, что во Франции образовались общества для захвата испанской торговли, составилась компания для перевоза негров в Америку. Все торговое сословие Англии возопило об необходимости войны, в печати появились ругательства на депутатов, их обвиняли в забвении своих обязанностей, в измене. Тори видели, что если они еще далее будут противиться войне с Франциею, то парламент будет распущен и при новых выборах виги непременно возьмут верх. Таким образом, и нижняя палата принуждена была объявить, что готова выполнить прежние договоры, готова подать помощь союзникам и обещает королю поддерживать европейскую свободу.
Но морские державы одни не могли поддержать европейской свободы: им нужен был союз континентальных европейских держав, и преимущественно самой сильной из них, Австрии. Могли император Леопольд допустить, чтоб испанская монархия всецело перешла от Габсбургов к Бурбонам, и в то время, когда Австрия находилась в самых благоприятных обстоятельствах? Благодаря Священному союзу между Австриею, Венециею, Россиею и Польшею, Турция, потерпев сильные поражения, должна была сделать союзникам важные уступки. Австрия по Карловицкому миру приобрела Славонию, Кроацию, Трансильванию, почти всю Венгрию; но, кроме этих приобретений, Австрия приобрела еще ручательство будущих успехов — хорошее войско и первоклассного полководца, принца Евгения Савойского; наконец, торжество Австрии над Турциею, блестяще выгодный мир были чувствительным ударом для Франции, потому что Порта была ее постоянною союзницею против Австрии, и Карловицкий мир был заключен при сильном содействии морских держав вопреки старанию Франции поддержать войну. Все поэтому обещало, что Австрия, развязав себе руки на Востоке, ободренная блестящими успехами здесь, немедленно обратит свое оружие на Запад, примет самое деятельное участие в борьбе за Испанское наследство. Но это участие Австрия приняла очень медленно. Такое поведение ее зависело, во-первых, от всегдашней медленности в политике, отвращения к решительным мерам, от привычки выжидать, чтобы благоприятные обстоятельства сделали для нее все без сильного напряжения с ее стороны.
Австрийские министры, скорые в составлении планов и медленные, когда надобно было приводить их в исполнение, боялись приступиться к испанскому вопросу, заключавшему в себе действительно большие трудности. Им казалось гораздо выгоднее присоединить часть испанских владений непосредственно к Австрии, чем воевать для исключения Бурбонов из Испанского наследства и для доставления ее всецело второму сыну императора Леопольда, Карлу; зг все испанские владения в Италии они соглашались уступить остальное внуку Людовика XIV, даже и католические Нидерланды, что так противоречило выгодам морских держав, а Людовик XIV также не считал для себя выгодным уступить Австрии все испанские владения в Италии.
В Вене очень хотелось приобрести что-нибудь, не дать всей испанской монархии Бурбонам, и в то же время не могли прийти ни к какому решению, выжидая, по привычке, благоприятных обстоятельств. Во-вторых, поведение Австрии зависело от характера императора Леопольда, человека недаровитого, медленного по природе, подозрительного и находившегося в сильной зависимости от духовника; медленность всего лучше выражалась в его речи, отрывочной, бессвязной; самые важные дела по неделям и месяцам лежали на столе императора без решения, а в настоящем случае на решительность императора имели еще влияние иезуиты, которым очень не нравился союз Австрии с еретиками — англичанами и голландцами; иезуиты, наоборот, хлопотали о сближении католических держав Австрии, Франции и Испании, чтоб их соединенными силами восстановить Стюартов в Англии.
При венском дворе была, впрочем, партия, требовавшая решительного действия, требовавшая войны: то была партия наследника престола, эрцгерцога Иосифа, и принца Евгения Савойского; но против нее действовали старые советники императора, боявшиеся, что с началом войны все значение перейдет от них к воинственной партии Иосифа. В таких колебаниях и выжиданиях венский двор был потревожен известиями, что Карл II умер, что новый король, Филипп V, с торжеством принят в Мадриде, что с такою же радостию признали его и в Италии, что французские войска уже вступили в эту страну и заняли Ломбардию, что конференции в Гааге могут кончиться сделкою между Франциею и морскими державами, причем Австрии не достанется ничего. В Вене задвигались. В мае 1701 года австрийский посланник в Лондоне предложил королю Вильгельму, что император будет доволен, если ему уступлены будут Неаполь, Сицилия, Милан и Южные Нидерланды. Последнее требование вполне совпадало с интересами морских держав, которым нужно было, чтоб между Франциею и Голландией) было владение сильной державы. В августе морские державы сделали венскому двору последнее предложение, которое состояло в следующем: оборонительный и наступательный союз против Франции; если Людовик XIV откажет Австрии в земельном вознаграждении и морским державам — в известных ручательствах их безопасности и выгод, то союзники употребят все усилия, чтоб овладеть для императора Миланом, Неаполем, Сицилиею, тосканскими приморскими местами и католическими Нидерландами; для себя Англия и Голландия предоставляют завоевание заатлантических испанских колоний. На этом основании в следующем месяце заключен был Европейский союз между императором, Англиею и Голландией): Австрия выставляла 90 000 войска, Голландия — 102 000, Англия — 40 000; Голландия — 60 кораблей, Англия — 100.
В то самое время, когда в Гааге скреплялся великий союз, Людовик XIV своими распоряжениями как будто хотел ускорить войну; он нанес англичанам два чувствительных удара: первый был нанесен их материальным интересам запрещением ввоза английских товаров во Францию; другой удар был нанесен их национальному чувству провозглашением по смерти Иакова II сына его королем английским под именем Иакова III, тогда как незадолго перед тем парламентским актом было утверждено протестантское наследство: по смерти вдового и бездетного короля Вильгельма III на престол входила его свояченица, младшая дочь Иакова II Анна, жена принца Георга Датского, после же нее престол переходил к курфюрсте Ганноверской, внучке Иакова I Стюарта от его дочери Елизаветы, жены курфюрста Фридриха Пфальцского (эфемерного короля богемского).
Вследствие этих оскорблений со стороны Франции Вильгельм III получил от своих подданных множество адресов с выражением преданности; страна громко требовала немедленного объявления войны Франции и распущения невоинственного парламента. При новых выборах торийские кандидаты успели удержаться только тем, что громче своих соперников, вигов, кричали против Людовика XIV, громче требовали войны. В январе 1702 года король открыл новый парламент речью, в которой напоминал лордам р общинам, что в настоящую минуту взоры всей Европы обращены на них; мир ждет их решения; дело идет о величайших благах народных — свободе и религии; наступила драгоценная минута для поддержания английской чести и английского влияния на дела Европы.
Это была последняя речь Вильгельма Оранского. Он давно уже не пользовался хорошим здоровьем; в Англии привыкли видеть его страдающим, окруженным врачами; но привыкли видеть также, что по требованию обстоятельств он премогался и быстро приступал к делам. В описываемое время он ушибся, упав с лошади, и этот, по-видимому, легкий ушиб приблизил Вильгельма к могиле. Король говорил близким людям, что чувствует, как силы его ежедневно уменьшаются, что нельзя более на него рассчитывать, что он покидает жизнь без сожаления, хотя в настоящее время она представляет ему более утешения, чем когда-либо прежде. 19 марта Вильгельм умер. Свояченица его Анна была провозглашена королевою.
