Но в Мадриде по-прежнему не хотели раздела монархии. Из двух теперь кандидатов, внука Людовика XIV и сына императора Леопольда, надобно было выбрать того, который подавал более надежд, что удержит Испанию нераздельною; французский посланник Гаркур умел убедить мадридский двор, что таким кандидатом был именно внук Людовика XIV, и Карл II подписал завещание, по которому Испания переходила ко второму сыну дофина, герцогу Филиппу Анжуйскому; за ним должен был следовать брат его, герцог Беррийский, за этим — эрцгерцог Карл австрийский; если все эти принцы откажутся от наследства или умрут бездетными, то Испания переходит к савойскому дому; ни в каком случае Испания не должна быть соединена под одним государем ни с Франциею, ни с Австриею.

Расчет заставлял Людовика XIV принять это завещание: хотя непосредственно увеличение Франции известными частями испанской монархии и было для него выгоднее, однако, отказавшись от завещания Карла II, с тем чтобы привести в исполнение договор о разделе, заключенный с Вильгельмом III, Людовик должен был вступить в войну с императором, которого сын получал всю испанскую монархию нераздельно и мог надеяться на сильную поддержку испанского народа, отвергавшего оскорбительную для себя мысль о разделе; на поддержку морских держав была плохая надежда, потому что огромное большинство в Голландии и особенно в Англии расходилось с Вильгельмом III во взгляде, считая возведение на испанский престол одного из внуков Людовика XIV менее опасным для Европы, чем усиление Франции в Италии; все партии в Англии считали диким и невероятным делом, чтоб Англия помогала Франции добыть Италию.

В ноябре 1700 года в Англии узнали о завещании Карла И. Вильгельм ждал, что со стороны Франции будут соблюдены хотя приличия и начнутся переговоры по этому делу в связи с прошлогодним договором. Но Франция хранила глубокое молчание, и Вильгельм в сильном раздражении написал человеку, вполне разделявшему его взгляды, голландскому рат-пенсионарию Гейнзиусу, жалуясь на французское бесстыдство, на то, что Людовик его провел; он жаловался также на тупоумие и слепоту англичан, которые очень довольны, что Франция предпочла завещание договору о разделе. Действительно, в Англии, где более всего имели в виду торговые выгоды и более всего жалели денег на континентальную войну, раздавались по поводу договора о разделе Испании громкие жалобы на внешнюю политику короля, на те страшные потери, которые итальянская и левантская торговля должна потерпеть вследствие утверждения французского владычества в обеих Сицилиях. Уже несколько раз тори поднимали в парламенте бурю против неблагонамеренных советников короля, и договор о разделе испанской монархии составлял предмет сильных парламентских выходок.

Таким образом, известие, что испанская монархия всецело достается одному из бурбонских принцев, принято было с радостию в Англии; даже министры прямо говорили королю, что они считают это событие милостию неба, ниспосланною для избавления его, короля, из затруднений, в которые поставил его договор о разделе; договор этот так неприятен народу, что король был бы не в состоянии привести его в исполнение и он причинил бы ему много забот и горя. Многочисленные брошюры, появившиеся по этому случаю, смотрели на дело точно так же, утверждая, что от посажения Филиппа на испанский престол могущество Франции нисколько не увеличится; одни восхваляли мудрость Карла II, другие — умеренность Людовика XIV. Виги не смели ничего сказать против этого. И действительно, трудно было сказать что-нибудь, кроме того, что рано было хвалить умеренность Людовика XIV, что посажение Филиппа на испанский престол собственно не усиливало могущества Франции; но Франция и без того была могущественна, и король до сих пор не разбирал средств для увеличения своих владений, а теперь, в случае войны с ним, испанские Нидерланды будут в его распоряжении, и эти Нидерланды — ключ к независимым Нидерландам. Так смотрела на дело в Нидерландах воинственная штатгалтерская партия, в челе которой стоял личный друг Вильгельма, голландский ратпенсионарий Антон Гейнзиус; но большинство депутатов соединенных провинций смотрело на воцарение герцога Анжуйского в Испании как на желанный исход дела. Впрочем, и друзья английского короля были не за раздельный трактат: они не могли не сознавать, что трактат этот был ошибкою со стороны Вильгельма; Гейнзиус знал, какое отвращение питают испанцы к мысли о разделении их государства, и потому хотел безраздельного перехода испанских владений только не к бурбонскому, а к габсбургскому принцу: для этого, по его мнению, надобно было поднять в Испании национальное движение в пользу Габсбурга и выставить 70 000 войска для поддержки императора, которого побуждать немедленно вступить в Италию и заключить союз с Даниею, Польшею, Венециею, Савойею и со всеми другими государствами против Франции.

Но без Англии нельзя было ничего начинать, а в Англии дело шло дурно для Вильгельма. Министры из вигов боролись с враждебным большинством в нижней палате и с товарищами своими торийского направления, которые недавно были призваны в кабинет. Таким образом, в правительстве был раздор. В стране торийское направление усиливалось. На новых парламентских выборах тори взяли верх, потому что обещали сохранение мира. Но Людовик XIV спешил оправдать политику Вильгельма III и вигов. 1 ноября 1700 года умер Карл II испанский; наследник его, Филипп Анжуйский, отправляясь в Испанию, передал деду своему, Людовику XIV, управление бельгийскими делами, французские войска немедленно перешли бельгийские границы и захватили по крепостям голландские гарнизоны, причем в свое оправдание Людовик объявил, что он поступил так для предупреждения направленного против него вооружения Штатов.

Еще прежде занятия Бельгии французские войска перешли Альпы, утвердились в Милане и Мантуе. Виги в Англии подняли головы, их летучие политические листки призывали патриотов вооружиться для охраны голландских границ, протестантских интересов, равновесия Европы. Лондонские купцы встревожились не опасностию, грозящею протестантским интересам и равновесию Европы, они встревожились слухами, что Людовик XIV намерен запретить ввоз английских и голландских товаров в испанские колонии. В таком случае война явилась для миролюбивых англичан уже меньшим злом. От ужаса на несколько времени остановились в Лондоне все торговые сделки. Тори в свою очередь должны были приутихнуть. Но у них было большинство в парламенте; весною 1701 года парламенту был передан мемориал Голландской республики, в котором говорилось, что Штаты намерены потребовать от Людовика XIV ручательства своей будущей безопасности, но не хотят начинать дела без согласия и содействия Англии; так как из этих переговоров могут возникнуть серьезные столкновения с Франциею, то Штатам желательно знать, в какой мере они могут полагаться на Англию. Парламент согласился на то, чтобы английское правительство приняло участие в голландских переговорах, не предоставив, однако, королю права заключать союзы, настаивая на сохранении мира.

В том же месяце начались переговоры в Гааге. В первой конференции уполномоченные морских держав потребовали очищения Бельгии от французских войск и, наоборот, права для Голландии и Англии держать свои гарнизоны в известных бельгийских крепостях; кроме того, потребовали для англичан и голландцев таких же торговых привилегий в Испании, какими пользовались французы. Уполномоченный Людовика XIV, граф д'Аво, отверг эти требования и стал хлопотать, как бы поссорить англичан с голландцами, начал внушать голландским уполномоченным, что государь его может заключить с их республикою договор и на выгоднейших условиях, если только Англия будет отстранена от переговоров; в противном случае грозил соглашением Франции с Австриек) и образованием большого католического союза. Но голландцы не дались в обман: чувствуя опасность, они стояли твердо и единодушно. Голландское правительство сообщило английскому о внушениях д'Аво, причем объявило, что оно будет крепко держаться Англии. «Но, — говорилось в грамоте Штатов, — опасность приближается. Нидерланды окружены французскими войсками и укреплениями; теперь дело идет уже не о признании прежних договоров, а об их немедленном исполнении, и потому ждем британской помощи».