Франческе показалось, что перед ними сотни рыцарей и солдат. Ее сердце ответило прежде разума:

– Я тебя не оставлю, Бельдан Арнонкур! Ты не можешь меня прогнать!

– Добрые слова. Первые с самого утра. – В голосе рыцаря прозвучала насмешка. – Но время любезностей прошло. Делай, как я сказал! И ради всего святого, не оглядывайся!

Они проехали через красные кирпичные Салернские ворота. И в этот миг их внезапно окружили всадники. Франческа старалась держаться ближе к Бельдану. Черт побери! Станет она его слушаться, если он не удосужился даже объясниться, – но рыцарь замахнулся кнутом и больно хлестнул ее лошадь. Животное сначала попятилось, затем устремилось вперед. Прошло несколько секунд, пока графиня овладела ситуацией.

На запруженной людьми узенькой улочке Бельдана стали от нее оттирать. Внезапно в море лиц возникли знакомые черты Симона Мальвиля. Француз насмешливо улыбнулся Бельдану и приветственно помахал рукой.

– Эй, господин Арнонкур! – закричал он, и его властный голос заставил замолчать остальных. Его конь заржал и начал гарцевать на брусчатке, но Мальвиль не сводил с Бельдана глаз. – Именем его преосвященства вы арестованы! Вы обвиняетесь в колдовстве, чародействе и ведовстве. В запрещенных занятиях черной магией. В публичном поклонении сатане. Выродок дьявола! Да смилостивится Господь над твоей душой!

Франческа в ужасе смотрела, как солдаты взяли Бельдана в кольцо и повели прочь. Между ними хлынул поток людей. Арнонкур исчез – она осталась одна.

Она ненавидела Рим. Его отвратительные расквашенные мостовые, толпы любопытных горожан и маленькие, темные дома, за которыми скрылся Бельдан. А она так и не успела ему рассказать, что творилось в се сердце. Но должна была рассказать. Вся ее жизнь свелась к одной-единственной потребности. Но для этого необходимо сначала его найти. А значит, обратиться к матери Катерине.

Мальвиль крикнул: «Именем его преосвященства», – значит, он хотел прикрыться властью кардинала. Но что бы ни болтали о Конти, Франческа не верила, что служитель Божий способен всенародно бросить человеку обвинение в недоказанном колдовстве. Кардинал поступит по справедливости: Бельдана освободят, и вскоре они соединятся. Но за этой мыслью сразу же возникла другая – о Ги. Сердце упало, и тут же угасли надежды. Ги нельзя доверять. Уверенность в его вероломстве пронзила душу, словно горячий нож сало.

В тени сгоревшего здания кривлялись бродячие актеры. Вокруг них собралась такая плотная толпа, что Франческа решила сойти с лошади и пробираться сквозь нее пешком. Но внезапно поняла, что разыгрывалась не обычная, смешная пантомима, веселящая людей. Представлялись вещи пострашнее. Актеры, все до одного мужчины, пророчили наступление ужасных времен. «Come un росо di raggio si fu mcsso nel doloroso carcere» – «подобно солнечному лучу в мрачной темнице». Франческу поразила простая итальянская речь, и она не сразу узнала Дантов «Ад». Лицедеи не пророчили смерть – они просто читали текст. Но от этого графиня испугалась еще больше.

Она быстро повернулась и пошла прочь. А толпа одобрительно захлопала и затопала, радуясь грозным словам о проклятии адского пламени. Люди не хотели справедливости. Люди жаждали наказания. Они мечтали увидеть, как низвергают сильных. Франческа столкнулась с морщинистым стариком и спросила, как пройти в обитель матери Катерины. Она понимала, что монастырь носит другое имя. Но человек понял и показал ей дорогу – Он улыбнулся беззубым ртом и ткнул в сторону корявым пальцем.

– Спаси тебя Бог. Доверься матери Катерине и ее сестрам. Они хорошие монахини. Но больше никому.

Бельдан сказал, что дорогу в обитель матери Катерины в Риме знают все, и снова оказался прав. После добрых слов старика у Франчески немного отлегло от сердца. Но следовало спешить: надвигалась ночь, и графиня не хотела, чтобы темнота застала ее на плохо мощенных, грязных и полных всякого сброда улицах. Она привыкла к тихой Флоренции, которая, как говорили, была даже чище Парижа. И ей не понравился хаотичный Рим.

Лошадь она вела в поводу, временами почти тащила за собой. Но вдруг тропинка исчезла. Франческа вглядывалась вперед, но в сумерках видела только голое зимнее пространство. Однако на небольшом расстоянии впереди маячили прилепившиеся друг к другу белые здания за невысокой кирпичной стеной. Графиня растерянно оглядывалась, но в это время из-за ограды призывно ударил церковный колокол, и она возблагодарила Бога за то, что не дал ей сбиться с пути.

«Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum».

Она успела прочесть молитву двадцать с половиной раз, прежде чем добралась до монастырских ворот. Но это было меньше, чем она предполагала. Волосы Франческа заплела в некое подобие косы и очень надеялась, что выглядела пристойно. Она уже подняла руку, чтобы постучать, когда дверь сама собой отворилась и, загораживая проход, возник стройный, высокий, одетый в темное человек.

Франческа от неожиданности вскрикнула, но, заметив на груди незнакомца крест, сделала реверанс. Она рассчитывала, что священник пройдет мимо. Но тот неподвижно стоял и пристально смотрел на нее. Графиня настолько разнервничалась, что еле удержалась, чтобы не пригладить ладонью волосы или не начать стряхивать пыль с дорожного плаща. Что-то было явно не так. Иначе отчего возникший перед ней Божий служитель с серебристыми глазами стоял в воротах, словно часовой, и не пропускал ее внутрь?

– Отец мой, – наконец решилась она нарушить молчание.

– Слушаю, дочь моя. – Губы священника растянулись в подобии улыбки. – Прости, что я так невежливо тебя изучал. Но ты напомнила мне человека, который некогда был мне очень дорог. Ты идешь в монастырь, к добрым сестрам?

Франческа кивнула.

– Значит, ты не римлянка?

Графиня снова кивнула, но не спешила рассказывать о себе. Она почувствовала явный интерес незнакомца. Он обладал красивым низким голосом, которым можно было бы пользоваться не хуже любого оружия. И острым, как клинок, взглядом.

– Сестры сейчас в часовне, – сообщил он. – И мать Катерина тоже. Она проводит там очень много времени. – Его рука выскользнула из складок сутаны, и графиня неожиданно увидела белую розу. – Не возражаете? – По тону незнакомца было очевидно, что ему все равно, возражала бы Франческа или нет. Он вложил цветок ей в ладонь, и она почувствовала, насколько холодны его руки. Ледяные, но очень красивые. Со звездой в золотом кольце на пальце. – Если вы остановитесь в монастыре, мы еще увидимся. Но роза останется нашим секретом. Это мой дар, который вы приняли.

Он повернулся и отошел. И словно из-под земли откуда-то возникли дети. Грязные, лохматые, неряшливые, они вопили и хватали его за сутану. Священник достал монетку и покрутил в пальцах. Беспризорники восторженно завизжали, и вся ватага вместе с незнакомцем двинулась к городу. Только тут Франческа заметила, что священник сильно хромал. Короткая нога заставляла раскачиваться его тело вперед и назад, и она удивилась, почему при таком изъяне он не обзавелся паланкином. Или по крайней мере не ездил на коне. Словно прочитав ее мысли, калека оглянулся, и графиня заметила, как болезненно исказились его черты. Она почувствовала к несчастному жалость, но в этот миг звякнул колокольчик у ворот, ей же пришло в голову, что во время их разговора ни он не спросил ее имени, ни она его. Хотя Франческа была уверена, что знает этого человека. И он тоже наверняка ее знал.

– Мать Катерина сейчас вас примет, – сообщила маленькая жизнерадостная монашка.

Сестра Игнация была приставлена к воротам привратницей. Она взяла с простого деревянного стола сальную свечу и повела Франческу через залитый светом луны крохотный двор, по истертым ступеням резной каменной лестницы. Постучала в дверь и раскрыла ее перед гостьей.

– Мать Катерина, позвольте вам представить графиню Дуччи-Монтальдо. Она путешествует и просит оказать ей на несколько дней гостеприимство. – Она говорила так важно, будто представляла очень знатную особу.