В последние недели Франческа привыкла к мысли, что Бельдан вошел в ее жизнь, но она никак не могла определить своего отношения к нему. В Бельведере он был препятствием на пути осуществления ее мечты о возвращении к ней Ги, а по дороге во Флоренцию вдруг стал ее спасителем. Франческа не задумывалась об истинных размерах его богатств и только во дворце поняла, какой он состоятельный человек.

И теперь, когда резная дверь бесшумно отворилась, она заставила себя вспомнить, что сама – французская и итальянская графиня. Что ее предки, как она неоднократно напоминала Бельдану, были римскими сенаторами, в то время как его – поклонялись деревьям в Нормандии. Но какая же вокруг была роскошь!

Первым бросался в глаза яркий свет. В Бельведере давно заменили стеклами полотняную ткань, но сами проемы окон были чрезвычайно узки, поскольку замок строился как крепость. А флорентийские палаццо предназначались для удобной жизни и доказывали это всеми своими деталями.

Длинные цвета слоновой кости шелковые шторы были раздвинуты, и яркие солнечные лучи отражались в каждом уголке комнаты. Франческа заметила резные комоды и изящную скамеечку перед золоченой иконой Спасителя, корзины и серебряные вазы с ароматными сосновыми ветвями, и мелиссу на плетеных французских коврах. С портретов на стенах улыбались придворные красавицы, с гобеленов скалились лесные звери и единороги. Но больше всего поражала кровать, непохожая на обычный предмет мебели. Это было поражающее размерами произведение искусства. Она настолько манила, что Франческа стеснялась смотреть в ее сторону.

– Мило, не правда ли? – спросила Лючия, и она не могла не согласиться. – На вашу матушку произвело впечатление. – Лючия коснулась руки Франчески и повела ее дальше. – Но леди Бланш категорически заявила, что подобная роскошь не для нее, а для молодой дамы вроде вас. Однако сир д'Арнонкур не согласился с ней, предоставив ей другую комнату – дальше по галерее, еще богаче этой. Но лично мне больше нравится эта сторона палаццо. Окна выходят на восток. С самого утра здесь яркое солнце и слышно пение птиц. Думаю, что и сир того же мнения, – понизила голос Лючия. – Его комната рядом с вашей.

Франческа постаралась отогнать эту мысль.

– Мама, наверное, права: комната слишком велика, – проговорила она.

– Другие такие же, если не больше, – впервые вмешалась в беседу Летиция. – Мы доставили господина Ги во Флоренцию и скоро отправимся домой, где жизнь совсем не такая роскошная. Так что наслаждайтесь, пока есть возможность, миледи. Если рыцарь решил вас таким образом отблагодарить, примите милостиво его благодарность.

Лючия поддержала служанку и энергично закивала головой.

– Сир отправился к армии, а меня просил присмотреть за вами. Не возражаете против ванны – на этот раз настоящей?

День прошел в приятных развлечениях. Франческа спросила о Ги и узнала, что он мирно спит. Она впервые за многие годы на какое-то время забыла о нем. Лючия не давала ей скучать – рассказывала смешные истории о семье мужа: «Боже мой, мы единственные в роду бедняки!» И особенно о знаменитом Корсо Донати, который проникся такой враждой к нуворишу Черчи, что то и дело горели целые районы Флоренции. Потом она говорила о Данте: «Вот уж настоящий женолюб!» Как выяснилось, он был приятелем и соратником во всех кутежах брата Корсо Форезе Донати. О нашумевшем «Декамероне» Джованни Боккаччо: «Половина описанных в нем людей – семейства Донати. Представляете, какой скандал!» Не забыла Лючия и о художнике Джотто и многих других.

Франческа купалась в ее рассказах и то и дело покатывалась со смеху.

– Завтра я попрошу Антонио выделить нам эскорт и свожу вас на старый базар и в несколько новых церквей, – пообещала Лючия.

Они перекусили в комнате Франчески, наслаждаясь проникающим снаружи не по-осеннему теплым ветерком. Франческа послала приглашение матери и Элеоноре. Но Бланш уже поела и решила отдохнуть, а сестра Лючии отправилась к Беатрис, намереваясь провести послеобеденные часы в ее молельной келье.

– Она возвратится к вечерней заре, – доверительно сообщила Лючия. – Сестра всегда спешит к ужину, потому что в это время дома бывает лорд Бельдан.

У Франчески упало сердце.

– Вы хотите сказать, что Бел... то есть сир будет ужинать с нами, а не со своими воинами? – сумела выдавить она.

– Конечно, – рассмеялась Лючия. – Сир всегда возвращается к ужину, если его армия расквартирована неподалеку от Флоренции. Вечерняя трапеза здесь роскошна. Она вам понравится.

Но Франческа в этом сильно сомневалась.

Лючия извинилась и пошла отдохнуть. Летиция тоже устроилась в углу на маленькой банкетке и вскоре задремала. Но к Франческе сон не шел. Она вертелась на огромной кровати, и к ней возвращались мрачные утренние мысли.

Что ее заставило броситься в объятия к Бельдану? Ведь она решила сохранить себя в чистоте во имя любви к Ги и вести святую жизнь, как боголюбивая леди Беатрис. Но при первой же возможности нарушила обет. И где? На берегу реки! Предстала перед мужчиной с обнаженной грудью, и ей это понравилось.

Понравилось! Вот что казалось ужаснее всего. Понравилось прикосновение его рук, ощущение колючей щетины на коже, понравились поцелуи. Понравился человек, который предложил ей стать его любовницей.

– Это не любовь, это похоть, – произнесла она вслух и тут же обернулась, чтобы убедиться, что не разбудила Легацию. И уверенно повторила: – Похоть!

Слава Богу, что она в чужом городе и может исповедаться незнакомому священнику. Только бы получить отпущение грехов – не важно, какой ценой, пусть даже это будут власяница и публичный позор. Она замолит свой проступок до возвращения к падре Гаске.

Франческа потрогала склянку, которая все еще висела у нее на груди. Лучше признаться во всем здесь. Но даже во Флоренции с ее свободными нравами никакой священник не отпустит греха, если не пообещать больше его не совершать.

И она пообещает. У нее найдутся на это силы, как бы ни соблазнял ее этот мужлан Бельдан Арнонкур. То, что она чувствует к нему, нельзя и сравнивать с чистой любовью к Ги.

– О Боже! – жарко молилась она, отнимая руку от склянки с эликсиром. – Сделай так, чтобы Бельдан оставил меня в покое!

И Господь внял ее молитвам, но милость его оказалась гораздо большей, чем она ожидала. Как выяснилось, значительно большей, чем она втайне желала.

На закате вернулась Лючия. Сопровождавшие ее слуги принесли воду, ленты и отливающую золотом тунику с нижней юбкой. И Лючия торжественно подала ее Франческе.

– Я не могу этого надеть, – рассмеялась ее новая подруга. – Иначе в вашем гардеробе ничего не останется.

Графиня Донати покачала головой:

– Туника не из моего гардероба. Утром сир послал гонца в гильдию портных и сообщил, что ему требуется. При этом просил не стесняться в расходах. И еще заказал подмастерью несколько простых платьев для Летиции. Сказал, что все ваши прекрасные наряды погибли в огне.

– Понимаю... – пробормотала Франческа. – Но я незамужняя женщина и не могу принять такого подарка от мужчины. Мать мне никогда не позволит.

– Но сама она приняла, – успокоила подругу Лючия. – Лорд Бельдан заказал и ей красивые туники: голубую, зеленую, морозно-серебристую и еще – отделанную жемчугом. Гораздо больше, чем вам, и по самой последней моде. Он недавно вернулся из Северного Комо и привез удивительнейшие шелка. Да, вот еще что... – Лючия внезапно покраснела. – На тот случай, если женская застенчивость и естественная скромность не позволят вам принять его подарка, сир просил передать, что в палаццо Арнонкуров существует традиция выходить на ужин в Большой зал, и единственным извинением служит болезнь. Вы не можете отказаться от туники, иначе вам придется появиться голой.

После этих слов Франческа больше не колебалась.

А чуть позже она не могла не восхититься красотой туники. Зеркало в ее комнате было довольно большим, достаточно большим, чтобы Франческа убедилась, что за время путешествия ее веснушки сделались еще ярче. Но все остальное ей даже понравилось.