Моя кожа заросла,
Мне нужна новая дыра.
Мой гнев сидит во мне,
Один укол – и он уйдет вовне.
Песня была изначально написана про запрещенные вещества – вечные спутники рокерской жизни, но со временем неожиданно стала гимном всех вакцинированных и, как подозревал Иван, именно из-за нее, одобренной на самом верху, в министерстве обороны и здравоохранения, как идеологически верной, его концерты не запрещались, а даже множились.
Мухловцы принимали рок-звезду как полагается, толпа радостно ревела, из зала даже иногда кидали на сцену бутылочки с мутной жидкостью, но атмосфера напоминала скорее просторный бар с вечно пьяными завсегдатаями, чем дом культуры. К концу выступления Иван разошелся не на шутку. Когда он пропевал самые резкие строчки своего хита, он увидел в ревущей толпе лицо Алины. Она смотрела на него тем же взглядом, что и Вудушка в последнем сне. Смесь иронии, тайного знания и обожания.
Протри меня спиртом, это прикольно!
Давай, детка, сделай мне больно!
Положи меня на холодный стол,
Вколи мне новый укол!
Мощная сила музыки, похоже, до неузнаваемости преобразила его загадочную знакомую. Куда делась былая маска депрессии с ее лица, эти опущенные глаза и что-то бубнящий рот? Теперь Алина смотрела прямо на него, и губы, казалось, шептали что-то нежное и волшебное.
«Неужели всё сбывается?» – думал Иван, не отрывая глаз от Алины, и, ударив последний раз по струнам, откланялся и медленно побрел за кулисы. Его немного потряхивало, как перед приступом, но благодаря музыке он держал себя в руках.
Ерофеев, неожиданно выскочивший из-за шатких сценических конструкций, цепкими пальцами-колбасками схватил Ивана за плечи и стал трясти как мешок с деньгами.
– Удаленкин, это успех!!! – кричал он, повизгивая. – Ты прославишь наше Мухлово, зуб даю! Я продляю контракт еще на пять выступлений и удваиваю гонорар! Но это обязательно должны быть электрические концерты, слышишь! С группой! – Иван почувствовал брызги его слюней у себя на щеках.
За его спиной Иван увидел силуэт Алины, скромно ожидающей у дверей гримерки. Но Ерофеев не выпускал его и продолжал орать что-то про гонорары и выпуск живого концерта на коллекционном виниле. Иван рассеянно кивал директору ДК и смотрел поверх него на переминающуюся с ноги на ногу девушку. Алина улыбнулась ему и, поспешно закинув сумочку на плечо, растворилась в полумраке коридора. Похоже, на этот раз сну не суждено было сбыться.
Глава 9. Зловещее мычание
Неважно Кто сидел в кожаном кресле и молча разглядывал облачко дыма, вылетевшее у него из рта. Последние новости из села Мухлово, которые привез осведомитель, совсем не радовали – как, впрочем, и все остальное, связанное с этим Богом проклятым местом.
Решение о добровольно-принудительном ввозе в Зону-93 второсортных деятелей культуры (таких, как Удаленкин) было несколько запоздалым. Ситуация на мухловских улицах все больше выходила из-под контроля, и не было действенных рычагов, чтобы ее стабилизировать. Гоп-стопы, возрожденные местной шпаной из архаики девяностых, мутные разборки со стрельбой, изнасилования (причем в переплет попадали далеко не только дамы), протестные крестные ходы во главе с неугомонным Благослобаном стали нормой.
Что касается зараженных, то добрая их половина доживала свой короткий век в комнатках наспех построенных бараков, некоторые из которых уже начали рушиться. Они редко показывались на улицах – по большей части для того, чтобы получить пачку-другую быстрорастворимых химикалий во время раздачи еды, организованной филантропами с "материка".
Сотрудники полиции, хоть им и обещали после двух лет усердной службы в этом бардаке выход за периметр с полным пансионом, все меньше реагировали на происходящее. Во-первых, вирусная депрессия косила и их ряды. Во-вторых, они начали догадываться, что их не выпустят. Пока что право выезжать из Зоны было только у напомаженных опричников в темных костюмах из Службы Системной Санитарной Безопасности (СССБ), которую как раз и возглавлял Неважно Кто.
Всем остальным – врачам, пожарным, строителям, которых завозили пачками, даже муниципальным чиновникам – только обещали пропуск в большой благополучный мир "когда-нибудь".
Конечно, Центр был обеспокоен тем, что обитатели Мухлова начали терять способность к подчинению. Но еще больше их беспокоила обстановка на границе.
С каждым днем у колючей проволоки (благо что она была под напряжением) скапливалось все больше мротных со стеклянными глазами, которых на заставах не без основания называли зомбаками. Иногда они выстраивались в ряд и часами надрывно мычали. Иногда, подобно героине "Вия", они ходили вдоль периметра, пытаясь отыскать хоть какую-то лазейку.
Дислокацию внутренних войск, охранявших границу с Зоной, пришлось перенести от "колючки" на 200 метров – чтобы никто не смог увидеть остекленевшие глаза "зомбаков" и услышать их зловещее мычание. К заставам подтягивали подкрепление. Командование всячески пыталось приободрить бойцов, но бедным «пограничникам» все чаще снилось, что тысячи мротных и впрямь нашли лазейку и прорвались.
Поведение зараженных не поддавалось логическому объяснению. По идее, все они должны были бессильно корчиться в бараках. Почему значительная их часть начала вдруг скапливаться у "кордона" – аналитики понять не могли.
По одной из версий, больных депрессией угнетало и тревожило то обстоятельство, что они находятся в замкнутой (пусть даже относительно просторной) локации. Возможно, они пытались это обстоятельство изменить – и выйти таким образом не только из Зоны, но и из терзающего их состояния.
Но существовало также мнение, что термоядерный негатив, возникавший в ходе развития депрессии, не все "зомбаки" обращали на себя. Согласно этому мнению, многие из них направляли появившуюся агрессию на тот самый большой благополучный мир, который их отверг, и всеми способами пытались туда вернуться.
– А что у нас по поводу Сэма? – спросил Неважно Кто и внимательно посмотрел в глаза сидевшему перед ним осведомителю, приехавшему из Зоны с докладом. Тот неприязненно поежился, вздернув острые плечи в помятом костюме, и грудным голосом изрек:
– Взяли в разработку. Уже первые сигналы пошли. Есть подозрения, что его пойло не такое простое, как кажется. Но пока рано говорить о чем-то конкретном.
Неважно Кто положил окурок в пепельницу из слоновой кости и посмотрел в окно, за которым неторопливо падал первый декабрьский снег.
– Сбросить бы на это Мухлово атомную бомбу, ей богу. Как уже достали все эти зомбаки!
Глава 10. Ганг
Историческая часть Мухлова (то есть существовавший изначально поселок с ядерным институтом) была расположена на левом берегу реки, которая несла свои воды в Ниженское водохранилище и которую местные жители называли Гангом. Правый берег активно застраивался "зонными" бараками. Между этими двумя частями разросшегося поселка был проложен низенький бетонный мост, нехорошо вибрировавший, когда по нему проезжали автомобили. Обочины моста были предназначены для пешеходов.
В сумерки на этих обочинах всегда можно было увидеть двух-трех мротных, болезнь которых перешла в финальную, критическую фазу. Они, уставившись в ледяную рябь и засунув руки в карманы, раскачивались на ветру. С каждым разом эти колебания были все сильнее. В один прекрасный момент человек окончательно терял равновесие и плюхался вниз.
Конечно, при контакте с водой инстинкт самосохранения брал верх: упавший начинал барахтаться и изо всех сил грести к берегу. И на первый взгляд казалось, что шансы на спасение велики: река была хоть и быстрая, но совсем не широкая, до берега – рукой подать…
Но почти сразу за мостом посередине фарватера зияла внушительных размеров воронка, напоминавшая портал в иной мир (что, в общем-то, так и было). Она неумолимо проглатывала тщетно барахтающихся несчастных, высасывала из них жизненную силу – и через какое-то время выплевывала уже бездыханные тела.