– Откуда же он взялся? Правда, что он был разработан в секретных лабораториях НАТО?

– Мне сложно об этом говорить. Трудно представить, что этот код имеет естественное происхождение. Это все равно что компьютер разработал бы принципиально новую программу без участия человека. Но также трудно представить, что вирус МРОТ разработали какие-то люди.

– Кто же его разработал? Зеленые человечки что ли? Вот я и говорю, мистика.

– Не знаю, Сергей… Или как вас величают, Сэм, да? Я не знаю. Я не специалист по тарелочкам. Я врач-психиатр.

– Так получается, вся эта вакцинация – блеф?

– И блеф и не блеф. То, что людям вкалывают, – это, конечно, не вакцина. Это в целом безвредный легкий наркотик, который на короткое время усиливает внушаемость. За это короткое время в сознание человека внедряется – через визуальные образы, через проговариваемый медицинским работником текст – код отмены. Это последняя разработка института Галилео Галилея.

– Код отмены чего?

– Того самого вредоносного кода МРОТ. Внедрившись в сознание, закрепившись в нем, код отмены защищает человека от вирусной меланхолии. Не на 100%, конечно, но тем не менее. Правда, он не такой мощный, его хватает буквально на пару месяцев – потом снова на укол…

– Так это алкашам такой же делают, вроде. На полгода. Только недели через две они срываются…

– Ну, в целом принцип схожий, да.

– А люди вообще останутся людьми после бесконечной череды таких кодировок? Рассказывают какие-то ужасы про побочки…

– Ничего ужасного тут нет, этот метод успешно проходит все испытания, официальной медицине надо доверять, в конце концов. Правда, через два года после применения появился неожиданный побочный эффект в виде массовых галлюцинаций. Но они работать и жить не мешают. Всяко это лучше, чем массовая депрессия и как следствие – экономический и социальный крах. Так, по крайней мере, решили власти. Поэтому мротных – в Зону, остальные – галлюцинируют.

– И что вы там видите? В этих глюках?

– Вопрос не ко мне, я уже год как не вакцинирован.

– Как так?

– Понимаете, я специалист по депрессиям. Я вел мротных. Люди вылечивались – не все, с большим трудом, после мучительного подбора сложных методик, но вылечивались! И вот в один прекрасный день – на самом деле это был самый черный день в моей жизни – власти взяли и сказали: мротные – это неизлечимо больные люди. Да и не люди вообще, а так, существа. И вывезли их всех в Зону. Они лишили меня моих больных. Когда я представлял, как там мои пациенты, без профессиональной врачебной помощи, мне становилось физически плохо. Я начал рваться в Мухлово. Но как раз тогда "на материке" возникла проблема массовых галлюцинаций, психиатры стали на вес золота, и меня не пускали. Тогда мне пришлось отказаться от вакцинации, QR-кодов и как следствие – от всего того, что они там называют "правами человека". Вот так я оказался здесь.

– Не боитесь заразиться?

– Честно? Боюсь. Там, за периметром, у нас было сплоченное профессиональное сообщество. Мы внимательно следили друг за другом – и если обнаруживались малейшие ростки болезни, они сразу подавлялись.

Это гарантировало нам ясность сознания и было эффективнее любой вакцины. А здесь я буду один на один с больными – и мне, если что, никто не поможет… Я не знаю, насколько меня хватит.

– А пациентов, которых вели, уже нашли?

– Пока что нет. Здесь, в историческом центре Мухлова, практически нет зараженных. Их много в новых районах Зоны, но здесь… Феноменально, но факт!

– Вот я всегда говорил, что мой эликсир (Сэм любил называть свой самогон эликсиром) изгоняет из страждущих хвори душевные, и отец Благослобан, кстати, тоже приверженец этой теории – я вас как-нибудь с ним познакомлю, кадр еще тот…

– Подозреваю, что вы близки к истине. Поэтому я и здесь – хочу поэкспериментировать с вашим напиточком. Это ведь не просто самогон, да?

– Конечно не просто. Не зря же я в секретной лаборатории химичил, опыта набирался! Мой эликсир, в отличие от всех других самогонных напитков, не содержит вредных побочных спиртов – в том числе и метилового. Не просто не содержит, а совсем не содержит! Я не сразу этого добился, пришлось повозиться – как, наверное, вам с вашим методом лечения мротных… Но это только одна из его приятных особенностей, – Сэм нежно погладил стоящую перед ним бутыль с зеленой жидкостью, улыбнулся и загадочно посмотрел вдаль.

– Так-так, очень интересно… И почем четверть?

– Знаете, вообще-то это не в моих правилах… Но с вас я не возьму ни копейки.

Тут одно из окон "закромов" вдребезги разбилось, засыпав кусочками заходящего солнца грядку с розовыми тюльпанами и вызвав истошный визг испуганных Анжел. Прямо перед ногами Сэма оказался камень, заботливо завернутый в клетчатый тетрадный лист. Развернув бумагу, изобретатель "эликсира" прочел незамысловатую надпись, нацарапанную то ли красной краской, то ли кровью:

«НЕ ГОНИ».

Между тем, сквозь образовавшееся оконное зияние в лабораторию со свистом начал врываться холодный воздух. Вместе со стандартным уличным шумом он уверенно и беспощадно, как подобает победителю, стал захватывать маленький лабораторный мир, еще минуту назад казавшийся уютным и нестандартным.

Когда долго не берешь в руки гитару, она перестает тебя слушаться и нехотя издает глухие, непохожие на прежнее звучание, стоны. Возвращаться приходится долго и иногда хочется все бросить, но вознаграждаются лишь терпеливые. Так же и Иван медленно возвращался в форму, повторяя свои хиты накануне концерта.

Наутро в день выступления Иван проснулся с удивительно свежей головой. Вудушка опять мелькала в его сне, она стояла в толпе, слушала концерт и явно была в восторге. После концерта он позвал ее к себе в гримерку, и там они с жаром предались тому, чему обычно предаются молодые люди, увлеченные друг другом, а также мегауспешные рокеры со своими почитательницами.

Но это был всего лишь сон. В реальности, по всей видимости, его ждали замызганный мухловский ДК и депрессивные слушатели, угрюмые антиваксеры, в общем – настоящий зомби-апокалипсис, участников которого ему нужно хоть как-то приободрить.

Накануне, после ужасного приступа на улице, Иван очнулся дома, куда его привезли двое крепких мужчин в белых халатах, но с лицами явно не врачей, а скорее охранников. Приступ с галлюцинациями был коротким, но мощным. «Где я?» – спросил Иван, потирая ушибленные во время припадка бока и лоб, но люди в белых халатах, не обращая на него внимания, угрюмо собирали свои инструменты в чемоданчики. Дверь захлопнулась. Лишь звякнули струны гитары, вывалившейся из раскрытого чехла, как накуренный Курт Кобейн в толпу фанатов.

Руководство Дома Культуры в лице его директора Святослава Ерофеева, бывшего петербуржца, сосланного в Мухлово за какие-то махинации, предлагало щедрый гонорар за первые пять концертов. Иван решил для начала выступить сольно с акустической программой: пусть свирепые протестные песни проклюнутся в виде псевдобардовских посиделок, а потом уже обрушатся на зомби-мухловцев грохотом барабанов и электрогитар, когда он подберет себе сопровождающую группу. Кое-кто из местных в качестве будущих членов группы на примете у него уже был.

Мелодией AC/DC зазвонил телефон, и на экране высветилось лоснящееся лицо Ерофеева.

– Как поживает столичная звезда? Ждем сегодня в шесть тридцать! Не опаздывать! Толпа фанатов уже ждет!

«Какая к черту толпа фанатов?» – подумал, поморщившись, Иван, представив унылых зомбаков, ковыляющих по осенним улицам Зоны.

Голод по культурным событиям в Мухлове однозначно был. Вопреки ожиданиям, на концерт пришли люди позитивные, многие потягивали что-то из бутылок без наклеек прямо в ходе выступления, и Иван подумал, что их веселость, похоже, была напрямую связана с этой самой жидкостью. Он подобрал для первого выступления все свои «медицинские» хиты, сочиненные в эпоху панк-молодости и первых коронавирусных эпидемий. «Вживить ей чип», «Страна победившего патриотизма», «Сорви свой халат» и конечно же, «Мне нужен новый укол».