– Очнулась? – спросил Софий, вышедший из тени облаков с подносом.
– Да, я в порядке, – улыбнулась я. – Где мы? Это ваш дом?
– Верно предполагаешь, – в ответ улыбнулся он, и его губы практически скрылись под густыми ровными усами. Софий подошел к краю балкона и жестом пригласил меня посмотреть на то чудо, о котором я упоминала чуть раньше.
От увиденного кружилась голова. Перед нами было вертикальное небо. Облака плыли вверх, а густая голубизна была настолько плотной, что, вытянув руку, ты ее уже не видел. Сзади балкона было уже темно и виднелись звезды. А вертикальное небо было сочно голубым, а движение облаков было очень стремительным и целенаправленным. Хотелось в него нырнуть. Представьте, что вместо обычной стены в вашей комнате – стена из лазурной воды, которая, как за невидимым стеклом сохраняет вертикальное положение. То же было передо мной. Отведя взгляд левее, я увидела третье небо: оно было сиренево-розовым с серой прослойкой перисто-слоистых облаков, подсвечиваемых солнцем. Это небо находилось в нормальном горизонтальном положении, от чего вертикальное, на контрасте казалось еще более неземным.
– Как это возможно? – после долгого молчания спросила я.
– Все возможно, если уметь правильно применять свою фантазию.
– Хотите сказать, что это сделали вы?
– В каком-то смысле да. Мы можем все. Люди тоже могут. Но их неверие и нетерпение не дают возможности раскрываться талантам в полной мере. А сейчас я тебе дам совет не задавать вопросов, а просто насладиться красотой. Ты голодна?
Да!!! Наконец-то! Дедушка, это лучшее, что вы могли у меня спросить! В ту же секунду мой желудок заурчал, давая понять, что он тоже очень рад этому вопросу.
– То есть, я еще имею право на пищу?
– А как же! Садись за стол.
Уже через минуту на столе оказались запечённые и свежие овощи, фрукты, орехи, хлеба и масла. От яблок в вазе я сразу отвела взгляд.
Ого! Да это не просто ваза и тарелки! Это маленькие облачка, что едва касаются стола. Когда Софий пожелал съесть порезанных овощей, облачко с ними подлетело ближе, так, чтобы ему не пришлось тянуться.
– Ладно, видимо тебя уже не переделаешь, говори! – сдался Софий, глядя на мои вопрошающие глаза и плотно сжатые губы, дабы удержаться от вопросов.
– Почему такие странные тарелки? Как это возможно?
– Ребенок-почемучка! – покачал он головой, – мне так вздумалось! Поверь, здесь все немного по-другому, нежели на земле. У нас нет шаблонов или стандартов, мы делаем так, как нам заблагорассудится, конечно, если дело не касается работы.
Я сообразила, что лучше порадовать мудреца своим молчанием и принялась за еду. Ели мы руками. Еда моментально растворялась во рту, а в нос ударял пряный запах хлеба и масла с травами. Тяжести в желудке не ощущалось, напротив, у меня возникло чувство, что я никогда раньше не понимала вкуса! А точнее чувствовала, но только на треть от того, что я испытала здесь. Как будто кровь, с поглощением кусочка пищи, наполнялась энергией и желанием творить. Во рту было так вкусно, что глаза закрывались сами собой, а запах стоял, наверное, до первого неба. Я почувствовала прилив сил, тело было как после долгого здорового сна и пробуждающей зарядки. Сытость была быстрой и много пищи не требовалось. Я осушила залпом маленькую пиалу с темно-красной жидкостью, и это произвело на меня весьма сильный эффект. Я не успела спросить у София, что это такое, как он сам озвучил – пуэр.
– Софий, а вы здесь живете один?
– Да, мы все живем по одному. Но у меня есть домашнее животное.
– А почему здесь так мало женщин? Никто не женится? У вас тут как в монастыре, да? – чаёк давал о себе знать.
Софий улыбнулся:
– У Чистейших не должно быть женщин. Они любят всех живых существ – людей и животных одинаково. А женщина не выдержит такого расклада. Ей нужно отдавать всего себя. Но я нашел выход! – сказал он это очень по-театральному, а для пущего эффекта взмахнул своей «рясой» и исчез, как волшебник.
Я тем временем окинула нетрезвым (или слишком трезвым?) взглядом перекрестные неба. Неужели это чудо создало то существо, что так просто сидит и разговаривает со мной?
– Вот! – Софий вернулся с деревянной статуэткой и поставил ее прямо передо мной на стол. На меня уставилась деревянная курица. У нее была человеческая женская грудь и ягодицы, а в руках держала сковородку. Морда выражала недовольство.
– Что это? – у меня открылся рот вместе с кусочком хлеба.
– Это мне напоминание, когда вдруг начинаю задумываться о жене. Кстати! Раз уж ты здесь, поможешь старичку?
– Да, но чем?
– Я запишу твой голос на диктофон, а потом вставлю запись в статуэтку. И при нажатии кнопки, она будет очень назойливо кудахтать!
– И, что, простите, мне нужно покудахтать?
– Ну услужи дедуле, мой голос – мужской – не годится! Давай, это очень просто. Но только с выражением, – нужно сыграть разъяренную курицу!
– Вы шутите надо мной? Не буду я никуда кудахтать! Уберите ее куда-нибудь подальше!
– Чего убрать? Овощи?
– Да курицу эту уберите!
– Какую курицу? Я не ем мясо.
– Да что же вы в самом деле! – я вскочила, и стул уехал на несколько метров назад. – Это розыгрыш или какая-то проверка? Или вы слишком долго постились?
– Я привел тебя к себе отдохнуть и угостил, чтобы ты набралась сил для, как ты правильно догадалась, новых испытаний. Но они начнутся только утром. Что ты сейчас видела?
– Вы принесли статуэтку и сказали, что…
– Что я сказал? – одной своей интонацией Софий дал мне повод задуматься о том, что я говорю.
– Ничего. Похоже, у меня галлюцинации были… Это от усталости, скорее всего. Тяжелый день…
– Это действие чая. Не успел предупредить, что здесь все ощущается гораздо быстрее и намного сильнее, чем на земле.
Я отставила пиалу подальше и задумалась.
– Я думала, что вам не положено есть такую вкусную пищу и иметь роскошь… Воздержание, отсутствие пристрастий. Вы же Чистейший…
Софий хмыкнул и выпил чая. Затем поддел зубочисткой кусочекк сыра и нарочито аппетитно причмокнул. Затем улыбнулся мне и сказал:
– Есть можно! И наслаждаться тем, что дали нам в дар. Этим небом, этой едой. Но пользоваться этими благами, как ты правильно заметила, без пристрастия. Ведь они помогают нам набраться сил, настроения и творить. Когда же человек начинает в себе что-то сильно подавлять или запрещать себе, у него в руках оказывается обратная сторона медали. Его энергия и мысли направлены на то, чтобы не дать себе что-то сделать. Очень много сил уходит на это. Если человек позволял бы себе наслаждения в разумных количествах, его голову бы занимали другие вещи и силы бы уходили на них. А все остальное было бы благоприятным фоном. Важно то, на чем ты ставишь фокус, а что – делаешь фоном.
– Согласна с Вами. А я в земной жизни «грызла» себя за получение удовольствий, а от того их хотелось еще больше. После ваших слов, мне подумалось, что, если бы я позволяла себе наслаждаться жизнью и ее дарами, но делала бы это не на постоянной основе, то моя жизнь сложилась бы более гармонично. Деятельность в приоритете, а еда и прочие удовольствия – как душевная подзарядка.
– Именно так. «Дурные» гедонисты – это ведь те, кто полагает, что главная цель жизни – удовольствие. А правильные гедонисты – те, кто не отвергает наслаждений, но целью являются не они, а добрые дела, отношения, развитие.
– Да… Что ж, мне пора собираться и готовиться к первому испытанию. Я встала из-за стола и почувствовала прилив сил. Местная еда творит чудеса!
– Спасибо за компанию! Рад видеть тебя снова в наших рядах.
– Спасибо, Софий. Я тоже рада знакомству и благодарна за заботу! Мы на шестом этаже?
– Да, пойдешь прямо, мимо озера увидишь лучи и сможешь спуститься. Цепляйся за луч, который идет под тридцать градусов, он прямиком доставит тебя до арки твоего общежития.
Я уже повернулась, готовясь спрыгнуть с балкона, но Софий меня остановил: