Мы не должны этого делать.
Но мы это делаем.
Мы целуемся, и я обнимаю ее как в последний раз, не желая отпускать. Я игнорирую все сигналы тревоги, звучащие в моей голове, и я беру всё, что она даёт, заявляя на неё права. Я делаю то, что всегда хотел с ней делать. Джун Уайлдфокс никогда не будет с другим мужчиной. Она принадлежит мне. Ее ротик прохладный, а мой горит от жара. Она тает в моих объятиях, когда наш поцелуй становится глубже.
— Еще, — хнычет она, когда я пытаюсь отодвинуться, ее руки отчаянно сжимают мои. — Пожалуйста, мне нужно больше.
Я повинуюсь. Я целую ее, пока у нее не подгибаются колени, и мне кажется, что я единственная сила, удерживающая ее у двери нашей квартиры. И после того, что кажется часами, но в то же время минутами, я отступаю назад, и она почти падает, встречаясь со мной взглядом.
— Я… — Она начинает извиняться, но ее извинения растворяются в тишине.
— Не надо, — говорю я.
Она улыбается, ее рука взлетает к лицу и касается губ, припухших от моего поцелуя.
— Не говори, что тебе жаль.
Поэтому я этого не делаю, и мы просто смотрим, друг на друга, размышляя о том, что мы сделали. Потом начинает жужжать телефон, и я понимаю, что это уже не в первый раз. Я слышал вибрацию, когда мы целовались, но предпочел проигнорировать это.
— Черт, — наконец выдыхает она, вытаскивая телефон из дизайнерской сумочки. Она чуть не роняет его, так сильно у нее трясутся руки. Но, наконец, ей удается взять трубку. — Привет. Да, да, я знаю. Я сейчас буду там.
Она убирает телефон в карман и бросает на меня извиняющуюся улыбку.
— Мой водитель. Мне нужно идти.
— Сейчас? — Я хочу попросить ее остаться, особенно после того, что случилось, но не тогда, когда она даже не смотрит на меня, отказываясь встречаться со мной взглядом. Она, скорее всего уже сожалеет о поцелуе. — Ты не хочешь вернуться в квартиру?
— Я не могу. — Она убирает волосы за ухо и обдумывает свои следующие слова, прежде чем, наконец, посмотреть на меня. — Проводишь меня?
Мы спускаемся на лифте вниз, но вместо того, чтобы быть заряженными сексом, воздух становится напряженным.
Лимузин Джун ждет перед нашим домом. Некоторые люди смотрят, как водитель выходит из машины. Это не обычное зрелище в нашем районе. Я приветствую ее водителя, которого знаю по старым временам, когда мы все жили вместе. Он не выказывает никакого удивления по поводу того, что я нахожусь рядом с Джун. Я думаю, ему платят за то, чтобы он этого не делал.
— Джун, когда я увижу тебя снова? — Спрашиваю я ее, ненавидя себя за то, что показал свою слабость. У меня есть только одна, и это она. — Мне нужно знать, когда…
— Я не знаю, — обрывает она меня. — Мне очень жаль, я просто… Я не знаю.
Она бросается к машине, не дожидаясь, пока водитель откроет для нее дверцу. Когда за ней захлопывается дверь и машина отъезжает, я смотрю, как она сворачивает за угол, чувствуя себя еще более сбитым с толку, чем когда-либо. Именно она была инициатором всего этого. Она была той, кто хотел меня, кто подталкивал меня, кто умолял меня сделать это. А теперь она, блядь, снова меня отталкивает. Классическая Джун.
Я возвращаюсь домой и захожу в квартиру. Паркер, блядь, сияет, и я хочу стереть эту улыбку с его лица, потому что я знаю, что моя девочка поставила меня на первое место.
— Я подумал, что лучше всего привести план в действие как можно скорее, — говорит он мне, как только входная дверь закрывается. Я даже еще не снял свою чертову куртку. — Я пригласил ее, как только ты ушел на работу.
— Отлично, — бормочу я, притворяясь, что читаю что-то в своем телефоне.
— Она купилась на это! — Взволнованно говорит он, смеясь, как ребенок. Я хочу причинить ему боль и представляю, как мои руки обвиваются вокруг его шеи. Будь я проклят, если позволю ему причинить вред Джун. — Она была здесь так быстро, Кейд, ты не поверишь, так чертовски отчаянно хотела увидеть нас снова.
Он рассказывает мне о том, как приготовил для них обед, как они вкусно поели, и о том, как говорил что нам тяжело без наших родителей. Как стыдно, что мы потеряли связь и пора начать держаться вместе.
— Я ни разу не назвал ее сестренкой. — Подмигивает он мне. — Это бы помешало нашему плану.
Он болтает, болтает, и болтает.
— А потом она сказала, что ей холодно, и я одолжил ей свою толстовку. Она сказала, что соскучилась по моему запаху, — заканчивает он, и мне хочется его придушить.
— Твой план гениален, — хвалит меня Паркер. — Я так рад, что ты подумал об этом. Я не могу дождаться, когда получу то, что принадлежит нам по праву. Я думал о том, в какой район хочу переехать позже, — задумчиво говорит он.
С меня хватит.
— Паркер, — говорю я, напоминая себе, что нужно действовать осторожно. Как только мой брат зацепился за какую-то идею, его трудно оторвать от нее. И если он хоть на мгновение подумает, что я отговариваю его, он пойдет дальше просто назло мне. — Мы были так пьяны прошлой ночью. — Хихикаю я.
— В стельку, — говорит он с широкой улыбкой.
Я киваю.
— И у нас было несколько безумных идей, да? — Спрашиваю я.
Он снова кивает, отрывает кусок бри, который я купил ранее, запихивая его в рот.
— Я не знаю, была ли эта идея… гениальной, — признаюсь я.
Ему нравится, когда я ошибаюсь, так что он должен попасться на эту удочку. Наверное, это синдром младшего брата.
— Кейд, — говорит он более серьезным тоном. — У тебя было несколько плохих идей, и ты натворил довольно глупых дел. Но эта… — Его глаза блестят, и я, блядь, уже знаю, что все закончится бардаком. — Эта идея чистое золото.
— Паркер… — Я пытаюсь снова, но он уже разразился очередной тирадой о Джун и о том, как она заплатит за все, что сделала с нами. Становится все труднее и труднее не ударить его.
Наконец, я симулирую головную боль, которая становится все более реальной, и направляюсь в свою комнату. Я не думал, что когда-либо буду благодарен тому, что у меня есть немного уединения. Я лежу на своей кровати и думаю о том, что я натворил. Джун продолжает вторгаться в мои мысли, ее имя крутится у меня на языке, ее полные губы складываются в буквы, которые образуют мое имя, дразня меня.
Я говорю:
— К черту это!
Несколько часов спустя, после двух обезболивающих таблеток и стакана виски, обжигающего мое горло, я беру свой телефон и долго держу его в руках, прежде чем, наконец, набираю ее номер.
Он звонит и звонит.
— Здравствуйте, вы позвонили по личному номеру Джун Уайлдфокс. Пожалуйста, оставьте сообщение после гудка, — сообщает мне ее мягкий голос, резко контрастирующий с её образом.
Я благодарен и в то же время расстроен, что она не ответила, и я почти уверен, что звоню снова и снова, просто чтобы послушать звук ее голоса, прежде чем усну. Вот что делает со мной Джун блядь, Уайлдфокс.
Она не выходит у меня из головы ни днем, ни ночью.
Если я думал, что было трудно перестать думать о ней до того, как я попробовал ее губы, то сейчас это в принципе не возможно. Я вижу ее повсюду и до сих пор чувствую ее прикосновение к своей коже. Я дрочу, представляя, что это ее рука доставляет мне удовольствие. Я справляюсь со своей нечистой совестью и пытаюсь игнорировать боль, когда она не звонит, все время благодарный за это, потому что я знаю, что она должна держаться подальше, потому что нам блять не по пути.
Но как её вычеркнуть?
Вместе мы как единое целое. Ее стройное гибкое тело и моё крупное телосложение. Ее темные волосы, и мои темные волосы. Ее голубые глаза, и мои серые. Она светлая, а я темный, но вместе это просто мы. Но наши родители не хотели видеть нас вместе, и Джун, кажется, согласна, потому что сбежала.
Самое страшное так это то, что она не держится подальше от Паркера. Все как раз наоборот, с течением времени они проводят вместе все больше и больше времени. Мне приходится слушать Паркера дни и ночи, потому что он не затыкается о ней. Джун купила мне эту рубашку, Джун повела меня обедать в этот ресторан. Джун хочет устроить мне премьеру в художественной галере, Джун дала мне билеты на этот концерт. Я не хочу говорить ему, что она в основном поддерживает его, потому что все, что Паркер рассказывает мне о нашей сводной сестре, связано с тем, что она дает ему вещи или деньги. "Ты ее сучка", — хочется мне злобно сказать Паркеру. И она никогда не будет видеть в тебе никого, кроме своего сводного брата.
