***

Народу на площади было, не протолкнуться. Даже страхом подвергнуть здоровье чумной заразе оказался не в силах остановить горожан. Стекаясь по узким улочкам, поток напоминал наполненные страданиями воды, воссоединившись которые, создавали ощущение моря человеческих взоров.

Наиболее отчаянные забирались на крыши. Те, кто не смог пробиться к центру, ютились на задворках. Другие, не желая рисковать, оставались стоять на подступах к площади. Но даже, находясь на столь отдалённом расстоянии, никто не сомневался, что слова лекаря дойдут и до их сознания тоже.

Напряжение нарастало.

Переглядываясь, люди глазами искали того, кто мог помочь избавиться от чумы, не найдя начинали выражать недовольство.

И так раз за разом. Ещё немного и толпу было не удержать. Доведённые до отчаяния люди могли начать крушить всё подряд, что вылилось бы в уличные бои, в которых не было ни правых, ни виноватых.

Вооружённые копьями стражники начали стягиваться к проходу на площадь, чтобы, в случае чего, не дать толпе вылиться на улицы.

Выкрик – «Нострадамус», заставил толпу расступиться.

Добравшись до помоста, Нострадамус поднявшись по лестнице, огляделся.

Мысль о том, что придётся говорить с места, где палач, чуть ли не ежедневно, отрубал головы, должна была повергнуть в отчаяние. К счастью, этого не произошло, мало того раскачивающаяся над головой петля не производила на Нострадамуса никакого впечатления. Внимание было обращено к людям, над чьими жизнями чума занесла меч смерти.

Сделав шаг вперёд, при этом подняв правую руку вверх, Нострадамус начал со слов: – Я Мишель Нострадамус, лекарь, как по образованию, так и по призванию, обращаюсь к вам, братья и сёстры. Горе объединило не только души наши, но и помыслы, сплотив перед надвигающейся на жизни наши, смертью.

Дед мой Жан де Сен – Реми, будучи известным на всю Францию врачевателем, помогал родителям и дедам вашим превозмогать болезни, что следовали за ними на протяжении многих лет. С того времени прошли годы, одна жизнь сменив другую, породило нас с вами. Мы, придя в подаренный нам мир, должны дать возможность постичь таинства бытия детям нашим, в чём есть главный смысл предначертаний человеку Господом.

Судьба, соблаговоляя воли Всевышнего, одаривала нас торжеством нового дня, заставляя всё живое, склонив голову, принимать то, что было задумано с момента, как появился на свет человек.

Природа, и та жила в согласии с пришедшим на землю людским разумом, что едино, как воздух и солнце, как небо и вода, как земля и всё, что рождается в её недрах.

Если случалось хмуриться тучам, то только, чтобы окропить землю влагой небесной, что порождало жизнь другую, восхваляя тем самым окружающий нас мир.

Так было всегда, так должно было быть, если бы не день и час, когда силы небесные по непонятным людям причинам, разгневались, обрушив на человека невиданную доселе болезнь.

Врываясь в дома наши, чума унесла тысячи жизней, не проявляя жалости ни к старикам, ни к чадам беспомощным.

Не за горами час, когда смерть придёт за вами, стоящим здесь на площади и за теми кто, прячась по домам, пытается спастись от кары небесной.

За что нам это? В чём провинность перед Создателем, за что решил он обрушить на головы людские гнев несравнимый ни со стихией природной, ни со злом человеческим?

Гул протяжного, обречённого на вымирание вздоха, прокатился от первых рядов до последнего, чтобы раствориться за пределами площади, где царствовала пронизанная болезнью тишина.

– И что нам делать?

Одинокий, подобно раскату грома, выкрик и новая подхлёстнутая порывом волна негодования ринулась гулять среди толпы.

Выждав паузу, Нострадамус вновь поднял вверх руку.

Он был уверен – каждое произнесённое им слово будет пожираться с таким нетерпением, словно в нём одном заключалось то, ради чего большая часть жителей собралась на городской площади.

– То, что скажу я вам, – произнёс Нострадамус, – исходит от самых потаённых уголков души. Цель моего появления в Тулузе та же, что когда то была у деда Жана де Сен-Реми – вернуть уверенность в день завтрашний, что даст возможность детям нашим познать будущее в той незыблемой красоте, какой даровал нам Господь.

Возвышаясь над людьми, Нострадамус словно парил в облаках.

Он хотел было продолжить говорить, как вдруг взгляд коснулся стоявших в стороне людей, одетых в длинные до пят балахоны коричневого цвета с наброшенными на головы капюшонами.

На смену воодушевлению, пришёл леденящий душу страх.

Мысль о присутствии представителей инквизиции сковало по рукам и ногам. Язык прилип к нёбу, дрожь прошив тело, свела на нет уверенность, что минуту назад столь радостно будоражило сердце.

Ощущение затягивающейся на шее петли, выглядело настолько реальным, что Нострадамус, не понимая зачем, запрокинув голову, поднял глаза вверх. Не увидев ничего кроме затянутого пеленой неба, вздохнув, сбросил с души камень оцепенения.

Избавление от страха, помогло вернуть внутренний настрой.

– Вглядываясь в изнеможённые горем лица, – продолжил говорить Нострадамус, – Не вижу глаза тех, кто пряча взоры свои, видит меня с петлёй на шее. Честно скажу, страх оказаться подвергнутым пыткам, зародил столько сомнений, что ещё утром я собирался покинуть город. Быть подвергнутым истязаниям, затем сожжённым на костре, выше понимания политики святой инквизиции. А главное, за что? За то, что хотел помочь людям?!

Тем ни менее, я здесь. Зачем? Чтобы избавить город от болезни. Нет греха более страшного, когда знаешь как избавить человека от страданий, при этом не делаешь ничего, по причине, оказаться причисленным к числу неугодных церкви?

Замолчав, Нострадамус вглядываясь в глаза сограждан, видел столько желания услышать главное, ещё немного и толпа могла не совладать с обуявшим её волнением.

Понимая во что могут вылиться слова, от которых людям было ни холодно и не жарко, Нострадамус решил – «Пришло время перейти к главному».

– Три года я искал то, что может спасти жизни ваши и ваших близких. Глядя на мучения мои, Господь смилостивился, одарив виденьем, которое даёт право утверждать, снадобье от чумы найдено

Толпа колыхнулась. Волна гомона пустилась гулять от первых рядов до последнего и обратно. Ещё немного и всё вокруг могло потонуть в круговерти людских эмоций.

Возможно, так и сложилось бы, не подними Нострадамус руку и не произнеси: – Вот оно! Избавление от чумы!

Завидев в руках лекаря склянку с лекарством, толпа зайдясь в восторге, двинулась к эшафоту. Сотни рук потянулись к заветной цели, пытаясь опередить тех, кто стоял впереди них. Если бы не судорожный крик одного из священнослужителей, людское море захлестнув ряды впереди стоявших, придало бы смерти не одну человеческую жизнь.

Крик повторился. Обведя взглядом толпу, священник подхватив подол, свисающей до земли рясы, направился к эшафоту.

Оказавшись рядом с Нострадамусом, скинул с головы капюшон, обнажив, похожий на дыню череп.

Подняв вверх руки, служитель церкви воскликнул, – Братья и сёстры! От имени святых, прошу – остановитесь! Прислушайтесь к разуму, тому, чему учит вера в Господа. Ничего не свершается просто так. Все мы, как по отдельности взятые, так и в общем числе, есть творение сил небесных. Господь вложив в нас души, наградил умом, даровал возможность жить в согласии с природой и даже позволил самим строить свои жизни.

Но разве мог Всевышний предположить, что человек решиться противопоставить себя воли божьей.

Кощунство, кощунство и ещё раз кощунство. Только так можно назвать заявление господина Нострадамуса о том, что он якобы нашёл лекарство от гнева Божьего.

Пройдёт время, Господь сжалиться и жизнь обретёт смысл. Пойдёте на поводу у того, кто сподобился величать себя вершителем судеб человеческих, обречёте себя на страдания, не здесь, так в аду.

Смолкнув, священник обвёл толпу испепеляющим взглядом.

Когда заговорил вновь, голос наполнился ещё большей страстью.