Справившись с делом, Коляня вернулся к старику. А Сайдар остался чихать и кашлять, лёжа в быстро превратившейся в жидкую грязь луже.

– Всё сделал? – спросил старик строго.

– Да, деда.

– А теперь вернись к нему и карманы проверь, и под телом посмотри тоже. Будь наш гость поздоровей, то, что он у тебя стырил, уже торчало бы из твоей глупой шеи.

Сайдар действовал скрытно и умело, но старик заметил его манёвр. Не ослеп на старости лет, вот же жалость.

Коляня действовал грубо: и добытый перочинный ножик забрал, и по рёбрам ногой дал, не жалея.

– Вот же псина паршивая.

– Нет, он не псина. Таиров у нас волк особый, голубых кровей, из славного рода. Был бы хорошим альфой для своих, если б головой умел думать и инстинктам следовал. А так у себя дел натворил и к нам пришёл, решил своё дерьмо переложить с больной башки на здоровую.

У Сайдара от слов старика ещё сильней заболела голова.

– О чём ты говоришь? – спросил он хрипло. Вода помогла, тело начало исцеляться на порядок быстрей.

– Думаешь, я не знаю, почему ты здесь? – сказал старик глумливо.

– Раз знаешь, так чего спрашиваешь? – Сайдар закрыл глаза: смотреть в грязный потолок с единственной электрической лампочкой надоело. А от вида Чернолеских откровенно тошнило. Хотя к горлу подкатывало, скорей всего, из-за отравы.

– Мне жаль казнить сына старого друга. Но крайней глупостью ты заслужил свою участь. И за то, что полез к нам, и за то, что поднял руку на мою Аллият, и за прошлые твои дела. Был бы достойным мужчиной, отбил бы женщину у своего брата, и жили бы все душа в душу по парам. А ты в благородство и верность решил поиграться. Вот и доигрался. Дураку – дурацкая смерть.

Сайдар повернулся на бок, чтобы лучше видеть уродливое лицо старика.

– За что ты убил Тимура?

Тот искоса взглянул на парня, но не стал его отсылать. Доверял, значит, деда внучку. И не особо верил, что Сайдар настолько слаб, как показывает. Побаивался остаться наедине, трусливая псина.

– Я не хотел его смерти, – признался старик. – По нашим сведениям, Тимура не было в городе, он вообще не должен был пострадать. Исполнители попались глуповатые, перестарались на свою голову. Женщина и её дети – вот они мне мешали. И не перекладывай вину на меня. Это ты во всём виноват. Это всё случилось только из-за тебя.

Сайдар приподнялся на трясущихся руках. У него мутилось перед глазами – от слабости или от ярости, или от того и другого.

А старик, не стыдясь, всё вещал:

– Будь ты правильным волком, решил бы всё с братом. Забрал бы его жену себе, раз она твоя истинная. А что сделал ты? – Он покачал головой. – Ты своего волка порвал. Эх, Сайдар, кто ж так делает? Один раз бы брату морду набил, и решили бы между собой своё дело. Ну разошлись бы Таировы на две стаи, зато все остались бы живы.

– Зачем ты убил их? Я не понимаю тебя.

Старик встал со стула и двумя руками опёрся на трость. Набалдашник напоминал голову волка, в глазницах сверкали рубины. Но алый цвет глаз владельцу трости больше не принадлежал. И даже синий цвет бет его оставил.

Перед Сайдаром находился обессиленный больной человек. Даже отравленный, Сайдар чуял запах гниения. Старику на этом свете оставалось недолго, может быть, месяцы, а может, и дни.

– Вы, Таировы, странные все. Когда выяснилось, что моя Аллият – пара Тимуру, этот глупец сказал, что не может оставить семью без отца. Отказался объединять наши рода. – Чернолеский тяжело вздохнул, глядя на Сайдара с жалостью и презрением. – Вы называете это благородством и честью, но какая честь в противлении природе, самому своему естеству?

Взревев, Сайдар бросился на врага. Но сил не хватило. Коляня встретил его ударом ногой в живот и бил, пока старик, шаркая, не дошёл до двери.

– Хватит уже развлекаться, – позвал он внука. – Пошли, поможешь мне подняться по лестнице.

Аллият не помнила ни родного отца, ни матери. Дядя Чингиз даже не привёл, а принёс её в свой дом ещё несмышлёной крошкой. С тех пор прошло уже больше двадцати лет, и большую их часть Аллият уважительно называла дядю Чингиза отцом.

Его так многие называли, хотя у дяди Чингиза до Руслана, долгожданного сына, единственной кровиночки, своих детей не было. Аллият, по возрасту на пару лет старше Руслана, стала последней приёмной. Другими детьми – приёмными да заёмными – считались племянники разной степени родства, включая и воду на киселе – пятиюродных.

И всё же Чернолеские были роднёй, а она им всем по крови – чужой. И любой это видел с первого взгляда на её светлые волосы, кожу, глаза.

Кровь не вода, тысячекратно напоминали ей домашние, за исключением приёмного отца. Но и без напоминаний Аллият никогда не забывала, что из милости живёт в большом доме, в окружении приёмной, но всё же крепкой семьи.

В детстве она мечтала однажды проснуться с тёмными волосами, чёрными глазами и смуглой кожей, которой не страшны жгучие лучи летнего солнца. Но чуда, разумеется, не произошло.

Внешне Аллият разительно отличалась от всех. Даже жена дяди Наиля – Валечка – тоже блондинка, загорала едва не до черноты. А вот Аллият, всего на пару минут подставив солнцу белую, как снег, кожу, могла покрыться уродливыми пузырями ожогов не только жарким летом, но и в апреле, и в сентябре.

Последние дни июня выдались сложными. Лето, жара, каникулы у детей, отпуска, запланированные поездки – Аллият проводила почти всю родню отдыхать. Одна осталась на хозяйстве, обеспечивая привычный быт для оставшихся дома мужчин. Готовка, стирка, уборка – как и каждым летом, ей не хватало времени даже помечтать об отдыхе у реки, не то что им насладиться.

И вот среди всей этой суеты случилось несчастье. Хотя волки почти не болеют, а с альфами этого и вовсе никогда не случается – отец неожиданно слёг. Аллият пришлось нанять женщину, чтобы готовила еду для мужчин, подавала и убирала. А когда та стала жаловаться на нагрузку – ещё одну первой в помощь.

Сама же Аллият все дни сидела возле отца, обеспечивая его нужды.

Руслану тоже пришлось нелегко. Всё, чем занимался отец, свалилось на сына. Он заглядывал к отцу утром и вечером – на пару минут. Иногда отец бодрствовал и выслушивал новости, но чаще дремал.

Приезжали шаманы, проводили ритуалы, били в бубны, танцевали и жгли травы – не помогало, как и сложные лекарства, выписываемые для людей. Отчаявшись дождаться естественного выздоровления отца, из города – территории Таировых – вызвали знаменитого шамана-медведя.

Он приехал на большом чёрном джипе, приказал Аллият и Руслану покинуть комнату больного и остался там с отцом наедине. Спустя время вышел в коридор – высокий, рыжий, весь в татуировках, даже на лице – тёмная вязь рун, цветов, непонятых значков.

– Ну так как? Что скажете, доктор? – спросила Аллият. – Когда отец встанет на ноги?

Шаман взглянул на неё, затем на Руслана, качнул головой.

– Вам правду сказать или то, что обычно в таких случаях говорят?

Руслан фыркнул. Аллият ответила за него:

– Правду, конечно.

– Старый волк уходит. Чингиз больше не встанет. Ему осталось недолго, и ничего с этим сделать нельзя. Мне жаль.

Шаман ушёл, отказавшись от вознаграждения, и Аллият с братом остались одни, будто сироты, при живом пока что отце.

– Что же делать? – с ужасом сказала она. – Как мы будем жить без отца?

– Сложно и трудно, – с горечью ответил Руслан. – Он не готовил меня, считал себя вечным. А теперь я заменяю его, и никто не хочет меня слушать. Все всё откладывают, говорят, когда Чингиз встанет – решим, а во мне видят непонятно кого. Мальчика на побегушках.

– Тебе только двадцать два. От стариков такое отношение естественно.

Руслан резко качнул головой, так что тёмные волосы рассыпались по плечам.

– Так и старые, и молодые говорят. Я для них не авторитет. Все они хотят вести дела с альфой.

Он отличался редкой для мужчины красотой. Отцу не нравилась миловидность сына, но девушки, по общему мнению, были без ума от Руслана. Мужчинам его популярность не нравилась, многие завидовали его внешности и положению. Аллият не раз слышала в сторону Руслана прозвище Принц – по мнению брата, несправедливое и обидное.